Однажды в сказке (СИ)

Выглянув из-за его плеча, Брок поправил его руки, показывая, как нужно держать поводья, и снова сел, обнимая его за талию. Баки опять заерзал и со стоном откинул голову назад.
– Не могу я больше, – пожаловался он, никогда не умевший долго терпеть – слишком горячая у него была для этого кровь.
Брок погладил его по дрогнувшему под ладонью животу, потерся носом о пылавшую жаром щеку и, поцеловав в ухо, шепотом сказал:
– Потерпи, детка, разберемся с этой проклятой магией и воспользуемся служебным положением Стива, пусть выбьет нам парочку выходных, – у него у самого срывался до хрипоты голос, и Барнс, разумеется, прекрасно это слышал.
– Неделю как минимум, – рыкнул Баки, притягивая его к себе за волосы и больно кусая за нижнюю губу.
– Неделю нам вряд ли дадут, – усомнился Брок, в отместку царапнув его по животу.
Баки фыркнул, убрал его руку из-под своего кителя и снова поцеловал – на этот раз куда ласковее.
– Мы очень хорошо попросим Стива, – ответил он, выпрямляясь в седле и перехватывая давным-давно брошенный повод.
– Идет, – согласился Брок, крепче сжимая бедрами бока коня.
Баки легко толкнул заскучавшего без дела коня пятками, с полминуты то приподнимался, то пытался усидеть на одной только силе ног, наконец, приноровился и выбрал, как Брок и опасался с самого начала, облегченную рысь, привставая в седле в такт шагам. Барнс и без того одним своим видом весь вечер заставлял его страдать от острой неудовлетворенности, теперь он еще и ритмично проезжался по нему телом. В паху у Брока горело так, что оставалось только поражаться тому, что Баки еще не вылетел из седла с подпаленной задницей.
Толпа народу, и не думавшая рассасываться, как назло тормозила продвижение по улицам, и поездка вышла долгой. К концу Брок, ощущавший пульсирующую боль в своем колом стоявшем члене, мог только скрипеть зубами, мысленно придумывая пытки, которым нужно было подвергнуть Ванду за все эти страдания.
Едва Барнс притормозил звонко цокавшего копытами по бетонированной дороге коня, Брок спрыгнул вниз, передернулся от боли, прострелившей лишенную обуви ступню, и пошел ко входу в здание. Барнс, бросивший коня на парковке, нагнал его через несколько секунд, и дышал он при этом так же тяжело, что немного примиряло с несправедливостью жизни. Идти, учитывая упиравшийся в штаны член, было неудобно и, видимо, страдать ему так до окончательно счастливого конца этой сказочной хероболии.
В здании было практически пусто. Где-то вдалеке слышался храп кого-то из дежурных, но помимо них из сотрудников явно не осталось никого. А на Мстителей охрана была приучена не обращать внимания – те работали, когда придется. Так что Брок с Баки беспрепятственно поднялись на свой этаж, по предварительной договоренности возвращаясь во второй конференц-зал.
– Кстати, что значило твое: «я думал, что показалось»? – запоздало вспомнил Брок непонятную ему фразу.
Барнс шкодливо ухмыльнулся и вытащил из кармана мобильник.
– Тони вообразил себя репортером, так что я видел большую часть происходящего. Ну, сначала меня, правда, едва не вытошнило, потому что Тони носился, как ужаленный, и камеру тряс соответствующе. Но со Стивом вы горячо смотрелись, – помахав им, сообщил он то, о чем Брок примерно догадывался и сам.
От Старка, бесцеремонного засранца, меньшего и не ожидалось. Оставалось только надеяться, что этому гению хватит мозгов оставить все заснятое в закрытом доступе. Оказаться звездой телеэкрана Брок никогда не жаждал.
Пока он, мысленно содрогаясь, представлял себя участником какого-нибудь вшивого ток-шоу, Барнс притормозил у двери своего кабинета, открыл ее ключом, который удалось вернуть, когда Синяя Борода снова превратился в Старка, и втянул его внутрь.
Дверь еще с негромким шипением закрывалась за ними, а Баки уже, толкнув его к стене, плюхнулся на колени, как подкошенный, явно сильно ударившись об пол. Пока Брок с его новообретенной заторможенностью реакций соображал, что происходит, он уже содрал с него штаны вместе с бельем и насадился ртом на чуть опавший член с таким жадным восторгом, что все возражения остались невысказанными. Да и какие вообще могли быть возражения, когда каждая клеточка тела буквально взвыла от накрывшего ураганом кайфа? Толкнувшись в шелковую влажную тесноту чужого горла, Брок, едва удерживаясь на подгибающихся коленях, оперся на стену. Баки одобрительно заурчал, придвинулся к нему поближе и с пошлым звонким чмоканьем выпустил его член изо рта. От этого звука, молнией прошедшегося по нервам, Брока перетряхнуло.
 
– Как же я давно об этом мечтал, – с глухим стоном поделился впечатлениями Барнс, глаза которого в полумраке освещенного лишь лунным светом кабинета поблескивали, как у ночного хищника. – Стиву вот хоть потрогать обломилось, – чувственно облизав полные губы, пожаловался он.
И тут же, будто нарочно испытывая на прочность терпение Брока, легко, почти невесомо пробежался пальцами по стволу его члена, подул на головку и щекотно приласкал ее языком. От этих прикосновений, дразнящих, коротких, желание, тугим комком осевшее в паху, становилось невыносимым, болезненно мучительным.
– Барнс! – рыкнул Брок, зарываясь пальцами в длинные, чуть спутавшиеся после верховой поездки волосы Баки.
Тянуть за них он, впрочем, не спешил, не доверяя ни себе, ни своей выдержке, потому что больше всего на свете ему хотелось натянуть Баки ртом на своей член, загнать по самые яйца, ощущая каждый миллиметр узкого горла. А грубости в их своеобразный первый раз не хотелось, хватило и той ночи в спортзале со Стивом, когда они катались по полу клубком, как сцепившиеся в драке коты.
Барнса хотелось до дрожи в ослабевших пальцах. Сейчас, глядя сквозь полуприкрытые глаза на то, как он широко, длинно вылизывает его член, нежно поглаживая чувствительную мошонку, Брок не верил, что еще утром был твердо уверен в том, что ничего между ними не будет. Они оба, и Стив, и Баки, были его, и странно было, что он все это время не давал себе в это поверить, теряя дни и недели, которые они могли провести вместе.
Баки медленно, одним движением насадился на его член, пропуская до горла, голодно, недоверчиво застонал и наконец начал двигаться, окончательно лишая Брока остатков здравого смысла. Он не видел ничего, кроме Баки, и не ощущал ничего, кроме иссушающей, выжигающей кровь похоти, жажды близости.
Баки, не отводя от него горящего взгляда, с коротким гортанным рыком сжал через одежду свой член, и это его движение, простое и абсолютно логичное в данной ситуации, толкнуло Брока за край, оглушило и ослепило взрывом, прокатившимся по венам пламенной волной.
Едва не поперхнувшись, Баки проглотил все до капли и, с жалобным стоном уткнувшись ему лбом в бедро, дернул ремень своих штанов. Брок вздернул его на ноги, крепко перехватив за плечо, и поменял их местами, прижимая вцепившегося в него Баки к стене. Навалившись на него, Брок поцеловал его припухшие еще больше губы, чувствуя на них собственный вкус и пьянея от осознания этого факта, и помог ему расстегнуть штаны и высвободить обжигающе горячий, жаждущий внимания член.
Баки, дышавший тяжело и хрипло, тут же просительно толкнулся бедрами. Жаждущий, открытый, страстный, он был настолько красив, что Брока затопило нежностью. Ощущая нервный зуд в теле от мучительного желания дотронуться, он обхватил ладонью его член, и Баки, жалобно всхлипнув, опустил свою руку поверх его, заставляя крепче сжать пальцы, несколько раз заполошно, рвано двинул бедрами и кончил, запрокидывая назад голову. Брок, едва успевший накрыть ладонью головку его члена, чтобы не изгваздать окончательно одежду, принялся покрывать поцелуями его шею, давая млеющему Барнсу прийти в себя.
Прийти в себя, правда, вышло далеко не сразу, и они минут двадцать просто валялись на диване, куда толкнул его Баки, тут же взгромоздившись сверху и вручив смятый платок, чтобы вытереть ладонь. Он растекся по нему, как здоровущий кот, и был таким приятно горячим, что Брок едва не задремал, вымотанный бесконечным днем и не менее бесконечной ночью.