Однажды в сказке (СИ)
На дорогу со звонким влажным треском упала жизнерадостно-оранжевая тыква, расколовшаяся на несколько частей. Рыжеватые внутренности и семечки растеклись по асфальту, вызывая нездоровое отвращение – Броку они почему-то напомнили мозги, а он, вообще-то, очень старался не вспоминать ничьи не раз виденные расколотые черепа и вышибленные мозги.
Испытывая непреодолимое желание пойти в суд и потребовать денежного возмещения за причиненные ему моральные страдания, он краем глаза уловил движение и ударил по тормозам. Мальчишка, выскочивший на дорогу следом за своей проклятой тыквой, теперь разочарованно ревел, пока его мамаша трещала по телефону, повернувшись к нему спиной.
Брок, едва успевший затормозить, выдохнул, пытаясь успокоиться. За ним собиралась пробка, водители подальше уже начинали сигналить, но ребенок все еще скакал по дороге.
– Дура, за ребенком следи! – рявкнул Брок в окно, теряя терпение и смутно надеясь выпустить пар до приезда на работу.
Срываться на коллегах он не любил, честно признавая за собой этот недостаток – он был человеком настроения.
Мамаша, наконец, отвлеклась от разговора, медленно повернулась, оценила ситуацию и неторопливо (у Брока рука дернулась к пистолету, и ему было за это даже не стыдно!) подошла к ребенку, крепко ухватила его за шиворот и невозмутимо потащила за собой. Если бы Броку было чуть меньше плевать на этого незнакомого ребенка, он бы, наверное, проявил гражданскую сознательность и сообщил, куда нужно, о том, что мать из этой дамочки никудышная. Но ему было плевать, поэтому он просто поехал дальше, передернувшись от звука чавкнувшей под колесами тыквы, объехать которую не было никакой возможности.
По половине дорог было не проехать, потому что запоздалые рабочие, как мартышки, лазили по фонарным столбам, прикрепляя к ним украшения. По тротуарам стремительным потоком неслись чучела всех мастей – кто-то уже переоделся, хотя до праздника было еще полно времени, кто-то нацепил одну только маску, кто-то волок жуткие на вид фонарики, гирлянды в форме летучих мышей и прочую ерунду. Город сошел с ума, будто у всех внезапно не осталось никаких дел, кроме проклятого Хэллоуина. Брок всегда относился к этому даже не исконно американскому, вообще-то, празднику со сдержанной терпимостью, но всеобщее помешательство этого года бесило его до неимоверности.
Отчасти он даже понимал, почему люди так внезапно помешались. Крупный теракт, случившийся несколько месяцев назад и унесший жизни тысячи людей, надолго отбил у жителей города охоту веселиться. Подавленность и напряженность, охватившие всех и каждого, развеялись только три дня назад, когда правительство в порядке исключения объявило предстоящий Хэллоуин выходным днем.
Брока, впрочем, как и весь ЩИТ, это объявление не коснулось, поэтому теперь он вынужден был торчать в километровых пробках по пути на работу и наблюдать эту вакханалию. Острая неприязнь к Хэллоуину возникла у него два дня назад, когда его чуть не оштрафовали за то, что он единственный отказался украшать свой дом и свою лужайку. Рядом с сиявшими рыжеватой иллюминацией соседскими домами его жилище и правда выглядело странно – как халупа какой-нибудь злой ведьмы, – но Броку на это было наплевать. От него отстали только тогда, когда узнали, что он, во-первых, был одним из тех, кто спасал раненых в том самом теракте, а во-вторых, что для него тридцать первое октября не выходной день.
Припарковавшись на своем обычном месте, почти у самого входа в здание – спасибо великодушному Роджерсу, закрепившему за ним «элитный» пятачок асфальта, – Брок вынужден был констатировать, что сегодняшний день определенно будет одним из худших в этом году. Все входы в здание были завалены ухмыляющимися тыквами, а с дверей хищно щерились оскаленные мордочки летучих мышей.
Мнение его только укрепилось, когда мимо него, покачивая бедрами, прошла Романова, к тесным брюкам которой сзади был приделан роскошный лисий хвост. Из ее рыжей шевелюры торчали лисьи же уши, а на руках были «лапки», которыми она, ехидно ухмыльнувшись, ему помахала.
Брок с чувством стукнулся лбом о руль, дернулся от взвизгнувшего на всю парковку гудка и вышел из машины, с досадой захлопывая за собой дверцу. Сзади его окликнул Джек, которому не так повезло с парковочным местом, и Брок обернулся.
– О, и ты туда же? – простонал он, наблюдая сюрреалистичную картину – хмурую мрачную рожу Джека, на которую грустно свисали длинные собачьи уши. – Хвост есть?
Джек показал ему средний палец, но послушно развернулся спиной, давая убедиться, что до дополнительных конечностей дело не дошло.
– Дочка заставила, – оправдался он. – Я обязан протаскать эти чертовы уши весь день, иначе я – дерьмовый отец.
Брок хмыкнул, в очередной раз радуясь, что у него самого детей не было и не будет (благо, мужики еще рожать не научились). Он вполне спокойно общался с Джековым отпрыском и несколько раз даже присматривал за ним, пока счастливые родители сваливали на несколько дней отдыхать, но особого восторга не испытывал. Его до сих пор искренне ужасало, что маленькая девочка вертит огромным мужиком, как ей вздумается.
– Пошли, песик, – вздохнул Брок, наблюдая за скелетом, который в обнимку с зомби заходил в здание.
– Гав-гав, – мрачно отозвался Джек, поправляя сползающие на глаза уши.
Они прошли через холл, посреди которого водрузили огромный надувной скелет, болтавшийся в разные стороны, и поднялись на лифте (который, судя по виду, за ночь пересмотрел свои жизненные принципы и стал готом) до своего этажа. Он был отведен для Мстителей и их «обслуживающего персонала», к которому, помимо офисных работников, Брок причислял себя и свой отряд. Раньше они, вообще-то, работали на ЩИТ в целом, но после провалившегося «Озарения» Роджерс вместе со своим вновь обретенным Баки вытребовали их себе. Фьюри, успешно заславший Брока в ГИДРу, долго противился, углядев в нем потенциал для шпионской работы, но сдался, когда к увещеваниям присоединился и сам Брок, предпочитая работать в поле со Мстителями, чем внедряться под прикрытием еще куда-то там.
Их этаж, по счастью, обошелся без украшательств. Брок, правда, подозревал, что такое упущение произошло потому, что сами Мстители появлялись на рабочем месте нерегулярно, а офисники попросту боялись нарушать атмосферу серьезности, царившую в этом «мстительном» царстве. Помнится, Роджерс, застукав однажды ночью двух нажравшихся после работы секретарш за просмотром порно на рабочем месте, устроил собрание, на котором долго нудел на тему недопустимости всяческих безобразий в стенах здания. При этом то, что его Баки являлся синонимом слова «безобразие», Роджерса совершенно не смущало.
Будто в ответ на его мысли, из ближайшего кабинета с хохотом вывалился Барнс. Брок, старательно делая вид, что не замечает его, прошел дальше, но это, разумеется, не сработало. Барнс моментально его догнал, раскатисто мурлыкнул свое извечное «Бр-р-ок» и поцеловал в щеку, щекотно скользнув губами по щетине.
– Отстань, Барнс, – отмахнулся от него Брок, толкая насмешливо хмыкнувшего Джека ногой.
Барнс, не обращая внимания на его слова, перегородил ему дорогу. По счастью, хотя бы он во всем этом дурдоме был одет в свои обычные плотные штаны и тесно обтянувшую его мощные плечи футболку. Глядя на него своими честными бесстыжими светлыми глазами, Барнс явно хотел в очередной раз завести тот-самый-разговор, но сегодня у Брока не было настроения для их обычных игр.
– Там Картер опять клеит Роджерса, – сообщил он, ожидая, что Барнс, ревниво заворчав, как крупный пес, моментально ломанется спасать своего благоверного из лап потенциальной разлучницы.
И забудет о самом Броке хотя бы на час. Но тот, понимающе покивав, скрестил на груди руки и явно никуда не собирался.
– Прямо клеит? – уточнил Барнс, задумчиво оглядывая коридор.
– Безбожно, – подтвердил Брок.
Джек за его спиной издал странный звук, и Брок, обернувшись, почти не удивился, обнаружив там, помимо изо всех сил старавшегося не засмеяться Джека, еще и Роджерса. Рядом с ним неловко топталась Ванда, выряженная в короткое цветастое платье с крылышками. Феечка, чтоб ее.