Научи меня плохому (СИ)

Он себя не понимал. Он ведь должен быть рад. Марьян оправился, забыл его, отпустил. Значит, он не ошибся, детская влюбленность прошла, и мальчишка, как и положено, увлекся какой-то девочкой.
Он ведь и сам живет с девушкой, а не страдает в одиночестве, так почему Марьян должен?
Но разве объяснишь это глупому сердцу?
На осенних каникулах он как обычно пригласил сына приехать погостить. Они шатались по набережной, катались на катере, каждый вечер ужинали в пиццерии, и как бы отчаянно Вику не хотелось узнать хоть что-нибудь о Марьяне, Антон как назло трещал на совершенно отвлеченные темы.
***
А к двадцатому апреля Вик снова отправил мальчишке подарок на день рождения. В этот раз на совершеннолетие.
Он упрямо блокировал в своей глупой башке мысль, что теперь Марьяну уже восемнадцать, а значит он сам мог решать, что и с кем делать, и, если бы не чудовищная разница в возрасте…
Вик долго ломал голову, что же ему такого презентовать, и решил, что купит подарочный сертификат на немаленькую сумму в художественный магазин и навороченный ноутбук.
Идея с ноутбуком пришла спонтанно. Он на самом деле не знал, нужен ли он ему, но предположил, что первокурснику такая штука просто необходима. Тем более Марьян поступил на специальность «Реконструкция и реставрация архитектурного наследия», как сказал однажды Антон. К ноуту бы еще графический какой-нибудь планшет, но Вик в этих штуках совершенно не разбирался.
В этот раз короткое сообщение из одного лишь теплого слова «спасибо» так и не пришло. Вик метался из угла в угол, как загнанный в клетку дикий зверь. Он не знал, почему так, не понимал и не хотел понимать.
Нет, он не был обижен отсутствием ответной реакции, благодарности или еще чего-то такого приземленного. Он просто эгоистично хотел, чтобы Марьян помнил о нем. Просто помнил.
***
Вик узнал, что Марьян поступил на бюджет, от Ярика. Тот хвалился сыном, безостановочно благодарил Вика за дорогущие подарки, за помощь, за все-все-все на свете и едва ли не плакал от радости. Вик улыбался, но сердце все равно сжималось от боли и тоски.
Информация приходила к нему с опозданием. Он не мог явно расспрашивать, довольствуясь обрывистыми фразами ближайшего окружения мальчика, хватая эти клочки и складывая в свою сокровищницу, как какой-нибудь жадный Скрудж Макдак.
Он два года не видел мальчика, не ощущал его запах, имея лишь старую смятую пачку вишневых сигарет и скранч, которые хранил в закрытом на ключ ящике стола.
Он чувствовал себя старым извращенцем, которого не отпускала боль, а только усиливалась, становилась перманентной, постоянно жужжащей на фоне надоедливой мухой.
С этим нужно было как-то жить, и Вик честно старался бороться с собой.
Зимой от него ушла Мари. Без скандалов и истерик, просто сказала, что хочет замуж и детей, а ждать от моря погоды больше не намерена. И она действительно вышла замуж спустя полгода, за какого-то своего старого друга, который увивался за ней еще со школы. Вот так у людей бывает, да.
Мари с ним контакты не оборвала, даже пригласила на свадьбу, но он вежливо отказался. Посчитал грубостью явиться туда, где каждый гость знал его, как бывшего невесты. Девушка, правда, обиделась, искренне не понимая, почему ее верность жениху кто-то из гостей может поставить под сомнение, но приняла выбор Вика.
А он весь погрузился в работу. В их крохотном городке ему уже становилось тесно, хотелось масштаба, но Вик сдерживал свои порывы. Ему все казалось, что он на краю пропасти. После совершеннолетия Марьяна он весь ныл и болел, как старый перелом.
Ему хотелось подарить мальчишке на предстоящий день рождения что-то по-настоящему стоящее, но он не знал, что именно. После окончания художки их пути с Антоном, можно сказать, разошлись. Теперь они учились в одном университете, но в разных корпусах, и пересекались редко. Про Марьяна Вик больше узнавал от его отца, а потому решил спросить напрямую.
— Что ему подарить?
— Не знаю, — честно ответил Ярик. — Мы так-то стараемся обеспечивать всем необходимым. Телефон есть, всякие принадлежности для рисования ты ему купил, ноутбук тоже. Одежду он сам себе выбирает, а так… не знаю, Вить, не знаю.
 
— Может, велик или… — Вик прикусил язык, чтобы не предложить машину. Машину он бы смог купить, но это слишком. Да, слишком.
Правда, Ярик все равно мысль уловил.
— Витек, ты… — он помолчал, повздыхал в трубку, решаясь, и наконец-то протянул, понизив голос практически до шепота. — Ты хороший мужик, я тебе безмерно благодарен. Ты ж мою семью от гибели спас, правда, но все-таки, почему все это так?
— Яр…
— Нет, подожди, я же не дурак. Ты же не считаешь меня дураком, правда? Не считаешь?
Вик встал на ноги, потому что оставаться неподвижным не мог. Вот они и подобрались к самому главному. Тому, что вертелось на языке уже почти три года.
— Нет, не считаю.
Ярик угукнул, а потом уже чуть более жестко спросил:
— Никто чужим детям не дарит такие дорогие подарки. Мольберты эти, коробки с красками… как там их…
— Этюдники, — подсказал Вик, выходя на пирс из своего кабинета. Море было неспокойное, будто отражая его настроение. Волны разбивались о волнорезы, и ветер швырял мелкие осколочные брызги ему в лицо, приятно остужая пылающие щеки.
— Во-во, этюдникик, — пробурчал Ярик, — ноутбук, сертификат, а теперь вот… Скажи честно, ты ему что-то сделал? Поэтому он тогда ревел? И потом еще полгода ходил как в воду опущенный, людей шарахался? Ты пытаешься вину загладить?
Вик стиснул зубы и выдохнул, а потом зло рявкнул, так что швартующий рядом яхту мужик вздрогнул и обернулся.
— Блять, Ярик, сука, как ты мог так обо мне подумать?! Да я бы никогда твоего сына не обидел!
— Значит я был прав, и ты тоже на него запал, — тихо произнес тот и замолчал. Вик тоже молчал, глядя в бушующее море. Он бы хотел сейчас кинуться вперед и уйти камнем на дно, чтобы только не чувствовать такого жгучего, как кайенский перец, стыда. — Ты не первый, знаешь? Он всегда… цеплял мужиков. Я одному даже морду набил. Марик тогда был совсем дитя. Темноволосый такой, с огромными глазами. Смотрел наивно на людей, доверял. А мой дружбан, блять, полез к нему в штаны. Слава богу я тогда еще не так пил, увидел и… — он видимо задохнулся от злости и продолжить смог не сразу: — Если бы мужики меня не оттащили, убил бы нахер. А ты… что ты?
— Я ничем не лучше, — сдавленно ответил Вик, устало привалившись спиной к опоре крана, потому что ноги его не держали. Он впервые признавался в подобном, да еще и кому! Отцу совращенного ребенка! — Я поцеловал его. Будто с катушек слетел. Очнулся только когда… не важно. Это же… это же было после того случая на даче.
— Понятно, — напряженно буркнул Ярик и добавил: — Он тоже тебя хочет.
— Хотел, — поправил Вик.
— Нет, хочет. Думаю, до сих пор. Видел бы ты его глаза…
Они снова замолчали. Ветер шумел, чайки оглушительно орали, носились над волнами, выхватывая рыбу, а Вик все смотрел и смотрел, и вдруг посчитал нужным сказать:
— Яр, я не гей. Я никогда не смотрел на мужчин и уж тем более на мальчиков. Вообще на детей. Никогда.
— Угу, — снова буркнул Ярик. Щелкнула зажигалка, видимо, он закурил. — Ты, наверное, ничего ему на день рождения не дари…
— Не буду, — немедленно согласился Вик. Да, видимо, так лучше. Пусть забудет о нем, пусть живет своей жизнью.
— Дослушай, — жестко попросил мужчина. Выдохнул дым и устало сказал: — Не дари никакие подарки, лучше сам приезжай. Он будет рад. Я не то чтобы сильно одобряю, но… черт, Вить, я смирился с тем, что он любит тебя. Не могу уже смотреть на его несчастное лицо. Он мне душу рвет каждый раз, когда приходит на кухню, вертится, когда я с тобой разговариваю. Чай заваривает, перемывает посуду, столы протирает и слушает. Я уже начал уходить на улицу или звонить, когда его дома нет. Ну невозможно же!
— Я…
— Так что приезжай, понял? Я ему ничего не скажу. Будет сюрпризом.