Откуда взялся этот Клемент?

— Слава богу, остались еще добрые люди. Передайте ей, пожалуйста, что я буду через десять минут.
— Непременно.
Я отключаюсь. Как ни ужасно, но облегчение, что с мамой все в порядке, захлестывается волной нарастающего во мне гнева.
Это каким же ничтожеством нужно быть, чтобы посметь напасть на беззащитную пенсионерку?
Я натягиваю кроссовки, хватаю сумочку и вылетаю из дома.
В гонке до больницы я не жалею ни шин, ни шестеренок коробки передач. На дорогу уходит всего десять минут, однако поиски парковочного места на стоянке больницы занимают примерно столько же. Наконец, на четвертом этаже я нахожу свободное место и бросаю там «фиат».
Оказывается, в больнице как раз приемные часы, и вестибюль и коридоры полны людей. Кто топчется на месте, кто бродит туда-сюда. Одни радостные, другие озабоченные.
После томительного ожидания в регистратуре я наконец-то мчусь по лабиринту лестниц в отделение F9.
Через двойные двери врываюсь в относительное спокойствие отделения. Прямо передо мной за стойкой сидят две медсестры в темно-синих халатах.
— Мне позвонила сестра Эванс и сообщила, что к вам поступила моя мать!
Женщина слева встает. Вид у нее усталый, лицо бледное, под глазами темные круги.
— Сестра Эванс — это я. А вы…
— …Бет Бакстер. Мою маму зовут Элизабет Гудьир.
— Ах да. Сюда, пожалуйста, мисс Бакстер.
Еще два коридора, и мы оказываемся перед очередными двойными дверями, на этот раз в общую палату. По обеим сторонам от прохода располагаются по четыре койки, все занятые женщинами различных возрастов. Дальняя слева огорожена голубой занавеской, и сестра Эванс направляется прямо к ней. Заглядывает за занавеску, затем оборачивается и подзывает меня.
Я проскальзываю за ней. Внутри, откинувшись на подушку, на койке лежит мама, на стуле рядом сидит полицейский.
Мама смотрит на меня. Просто душераздирающее зрелище. Ее обычно безупречные седые волосы разметаны по подушке, а жизнерадостные краски узорчатого платья разительно контрастируют с бледным лицом. Она такая маленькая и хрупкая, такая потерянная. Словом, последняя женщина на земле, которую кому-либо захочется обидеть.
— Если я вам понадоблюсь, я за стойкой, — говорит сестра Эванс и исчезает.
Я бросаюсь в объятья матери. Совершенно позабыв про полицейского, крепко обнимаю ее, изо всех сил стараясь не разрыдаться. Такое уж разделение ролей в наших отношениях: сильной должна быть я.
Наконец, отстраняюсь и усаживаюсь на краешке койки, не отпуская маминых рук.
Полицейский издает вежливое покашливание, и мама вспоминает, что мы не одни:
— Лапонька, это сержант Стоун. Я рассказываю ему о происшествии.
Сержант, лысый мужчина лет сорока с небольшим, одаривает меня вымученной улыбкой. У него почти такой же усталый вид, как у сестры Эванс.
— Мисс Бакстер, полагаю?
— Совершенно верно, — улыбаюсь я в ответ.
— Что ж, хорошая новость заключается в том, что ваша мать серьезно не пострадала, а преступники удрали ни с чем.
— Медсестра рассказала, что вмешался прохожий.
— Точно. Он, кстати, только что отошел попить кофе, так что вскорости вы сможете поблагодарить его лично. Еще он здорово помог с подробным описанием нападавших. Повезло, конечно же, что он там оказался, в противном случае для вашей матери все могло закончиться гораздо хуже.
Я поворачиваюсь к маме. Она смотрит на меня чуть ли не с виноватым видом, и ее светло-голубые глаза блестят, что два маячка.
— Мама, ну чем ты только думала, разгуливая по улицам в потемках?
— Да я домой возвращалась из колледжа. Обычно меня подвозит Пэм, но сегодня вот приболела.
— Ах, мама! Позвонила бы мне!
— Прости, дорогая. Не хотелось тебя лишний раз дергать.
Я качаю головой и снова обращаюсь к полицейскому:
— Значит, это всего лишь неудавшееся ограбление? — После недавних событий я чувствую склонность к паранойе.
— Похоже на то. Думаю, просто воспользовались случаем. Там буквально метрах в трехстах сквот, возможно, пара торчков оттуда и решила срубить на дозу.
— Мерзавцы, — вырывается у меня.
 
— Полностью согласен, — кивает сержант.
— Тебе сказали, когда выпишут? — спрашиваю я у матери.
— Да ничего серьезного. Думаю, уже завтра.
— Вас держат здесь просто на всякий случай, миссис Гудьир, — вмешивается полицейский. — Все же вы ударились головой. Но, уверен, к утру вы будете как огурчик.
Мама улыбается сержанту и пытается подавить зевок.
— А теперь вам следует отдохнуть, миссис Гудьир. — Стоун поднимается со стула. — Что ж, леди, думаю, я выяснил все, что хотел.
— Спасибо вам, сержант, — отзывается мама.
Полицейский кивает ей и обходит койку.
— Мне еще нужно кое-что уточнить у свидетеля, перехвачу его по дороге. Свяжусь с вами, если появятся какие-нибудь новости.
Я тоже встаю и пожимаю ему руку.
— Спасибо, что присмотрели за мамой, сержант. Я очень ценю вашу заботу.
— Всегда к вашим услугам, мисс Бакстер. Берегите ее.
— Конечно.
Он скрывается за занавеской.
Мне удавалось избегать полицейских на протяжении всей своей взрослой жизни, однако за последние три дня я вот уже второй раз общаюсь с местными правоохранителями. Искренне надеюсь, что третьего не будет.
Я снова смотрю на маму. Как верно подметил сержант Стоун, ей явно нужно отдохнуть.
— Мама, ты выглядишь очень усталой.
— Мне дали обезболивающее, милочка. От него голова кругом идет.
— Тогда тебе лучше поспать.
— Сколько времени?
— Почти девять.
— Возвращайся-ка ты домой. Нечего тебе сидеть здесь да караулить, как я засыпаю.
— Мне не хочется оставлять тебя, мама.
— Брось. Езжай домой, дорогая. Компания из меня все равно уже никакая.
— Ладно, раз ты настаиваешь, но я все равно подожду, пока ты не заснешь. А утром позвоню и узнаю, когда тебя забирать.
Мама гладит меня по руке и закрывает глаза.
Уже через несколько минут ее дыхание замедляется, и она отключается.
Я сижу и наблюдаю за ней еще с четверть часа, пока не убеждаюсь, что она крепко заснула. Даже не шевелится, когда я на прощание целую ее в лоб.
На самом деле мамино желание отправить меня домой мне только в радость. Больницы я ненавижу всей душой. Естественно, никто их не любит, но мне патологически невыносимы эти запахи и звуки, это постоянное напоминание о человеческой бренности.
Потому я с немалым облегчением наконец-то встаю с койки и откидываю занавеску. И только сейчас осознаю, что мама отнюдь не единственная, кому требуется отдых. Неделя эта выдалась крайне напряженной. В своей жизни я предпочитаю заведенный порядок, и сущий хаос последних нескольких дней изрядно меня утомил. Жду не дождусь воскресенья, когда можно весь день валяться в постели да читать, никуда не надо спешить и никто не будет мне докучать.
Я устало толкаю дверь из палаты в коридор. По пути к выходу из отделения до меня доносится мужской голос, которому отвечает хрипловатый смех. Я сворачиваю за угол и в дальнем конце коридора вижу двух мужчин.
Первый, в форме, сержант Стоун. Второй, в бежевых брюках и красном свитере, стоит ко мне спиной. Оба поглощены разговором.
Меня отделяет от них чуть менее десяти метров, когда полицейский замечает меня.
— А, мисс Бакстер, — произносит он, расплываясь в улыбке. — Позвольте познакомить вас с джентльменом, что пришел на помощь вашей матери.
Его собеседник поворачивается ко мне:
— Добрый вечер!
— Мисс Бакстер, это Дэвид Стерлинг, — представляет его сержант.
Ноги у меня становятся ватными. Не в силах двигаться дальше, я замираю на месте, уставившись на человека, только вчера угрожавшего мне в моем собственном магазине.
Затем пытаюсь что-то произнести, однако слова застревают в горле. Оба мужчины улыбаются как ни в чем не бывало.
Тишину нарушает треск рации полицейского. Улыбка его разом гаснет, он нажимает кнопку и отзывается: