Такое короткое лето
Ноги сами повернули к палатке, за прилавком которой стояла высокая худая женщина с выпирающими из-под выреза кофточки ключицами.
— Одно, два? — спросила она, едва я приблизился к ней.
— Одно, — сказал я.
Рядом с тротуаром заскрипели тормоза, раздался длинный шипящий звук и около палатки остановился старый потрепанный грузовик с покореженным и уже начавшим ржаветь правым крылом. Он походил на сурового бойца, побывавшего во многих переделках. Из кабины на тротуар спрыгнул небритый мужик, судя по одежде, деревенский. Мне показалось, что он был с похмелья. Не обращая на меня внимания, мужик подошел к продавщице и спросил:
— Пиво холодное?
— У нас всегда холодное, — отрезала продавщица, открывая кран, из которого в высокий стакан ударила тугая струя.
— Тогда дай две кеги.
— Ты что, спятил? — продавщица с удивлением подняла глаза на небритого.
— Ты же говоришь — холодное, — произнес мужик.
— А ты знаешь, что такое кега? — спросила продавщица, выпятив тонкую нижнюю губу. — Это же бочка!
— Тогда бы и написала: пиво бочковое. Чо голову людям морочаешь? — небритый недовольно засопел и посмотрел в сторону машины, за рулем которой уже нервничал его товарищ.
— Сам ты морочаешь, — сказала продавщица, подавая мне стакан. Посмотрела на небритого и спросила: — Будешь брать или нет?
Тот переступил с ноги на ногу, махнул рукой и направился к машине. Грузовик фыркнул и отъехал от тротуара.
— Вот ведь деревня, — провожая его взглядом, осуждающе сказала продавщица. — Уже и понимать перестает.
— Скоро мы все перестанем понимать друг друга, — сказал я, отходя к столу.
Пиво оказалось холодным и приятным на вкус. Я неторопливо отпил глоток и поставил стакан на стол. Поднял голову и увидел, что по тротуару идет девушка, которую сейчас мне меньше всего хотелось встретить. Она заметила меня и, не скрывая радостной улыбки, направилась к моему столику.
— Иван, здравствуй! — сказала она, сначала обняв меня, затем панибратски потрепав ладонью по голове и чмокнув в щеку.
— Здравствуй, Лена, — произнес я, осторожно отстраняясь от нее.
Не обратив на это внимания, она положила сумочку на стол и, щелкнув замком, достала из нее сигареты.
— Никак не ожидала тебя здесь встретить, — сказала Лена, вытаскивая сигарету из пачки. — Ты давно из Москвы?
Лене под тридцать. У нее круглое лицо с полными чувственными губами, стройная фигура и очаровательные ноги. Лена это знает и поэтому всегда носит короткие юбки. Чиркнув зажигалкой, она прикурила сигарету и уставилась на меня.
— Ну и чего ты увидела во мне такого необыкновенного? — спросил я, судорожно соображая, как найти способ избавиться от нее.
У меня вдруг возник дискомфорт при виде подруги, встрече с которой еще недавно я был бы рад. С Леной мы познакомились еще до ее замужества и последующего развода. Она работала помощником режиссера на телевидении, где мне иногда приходилось выступать, но все время мечтала стать ведущей тележурналисткой. Помощника режиссера никогда не показывают на телеэкране, а журналист у всех на виду. Внешние данные у нее были что надо, но, несмотря на все усилия, в корреспонденты ее упорно не пускали. И тогда Лена вышла замуж за одного влиятельного телечиновника, после чего сразу появилась на экране. И здесь, к удивлению многих, выяснилось, что при всех своих внешних данных у нее оказался еще и дар Божий. Лена очень скоро стала заметной тележурналисткой, ее передачи были интересны и сделаны по-настоящему добротно. Замужество за человеком, за которого она вышла ради карьеры, стало тяготить ее. Утвердившись на телевидении, Лена развелась. А вскоре ушла и с телевидения. Ее взяли заведующей отделом рекламы в крупный коммерческий банк.
Новая должность прельстила ее не только большими деньгами, но и фантастическим кругом знакомых. Лена великолепно знала, кто есть кто во всем городе, постоянно бывала на презентациях, банкетах и фуршетах и нигде не оставалась незамеченной. Казалось бы, цвети и наслаждайся жизнью. Но русской бабе всегда чего-то не хватает. Незадолго до отъезда в Москву я встретил Лену на улице и меня поразило ее лицо. Оно было бледным и состарившимся, в глазах светилась бездонная пустота. Лена никого не видела перед собой.
— Что с тобой? — спросил я, не скрывая удивления.
— Надраться хочется, а не с кем, — сказала она отрешенным тоном.
Я не замечал раньше, чтобы Лена пила.
— Пойдем в кафе, — сказал я. — Здесь за углом приличная забегаловка.
— Меня от этих точек общепита выворачивает наизнанку, — произнесла Лена. — Хочу нормальную человеческую обстановку. Без официантов и жующих рож за соседним столом.
Я постоял, размышляя несколько секунд. Лена попросилась:
— Может к тебе?
Я почувствовал, что ей надо выговориться.
В холостяцкой квартире не бывает ни уюта, ни изысканных блюд. Мы сели за стол на кухне, я достал из шкафа бутылку портвейна, из холодильника — кусок вареной колбасы и несколько соленых огурчиков. Она с удовольствием ела колбасу и похрустывала огурчиками. Хмель быстро ударил Лене в голову. Она слегка раскраснелась и, потягивая из стакана портвейн, сказала:
— Ты знаешь, Иван, я так соскучилась по нормальной домашней обстановке. В ней отдыхаешь душой. У моих новых знакомых этого нет. Там все по расчету. Если мне что-то сделали, значит я должна отплатить тем же. Это другой мир. Там нет места душе.
— Может и я пригласил тебя по расчету, — произнес я, доставая из шкафа вторую бутылку. — Откуда ты знаешь?
Лена подождала, пока я открою портвейн, подставила стакан. Потом сказала, не скрывая иронии:
— Какой из тебя бухгалтер? Ты еще только начинаешь думать, а все мысли видны на твоей рязанской физиономии. У расчетливых людей холодные глаза и безжалостное сердце. Они не знают сантиментов. У них вся жизнь подчинена удовлетворению физиологических потребностей, но только так, чтобы все это было обставлено хорошим гарниром. Первобытные животные с человеческим мозгом.
— Не думал, что ты можешь так разочароваться, — сказал я. — Мне казалось, что твоей жизни можно завидовать.
— Многим так кажется, — ответила Лена, откидываясь на спинку стула. — Но человек живет не только для того, чтобы жрать и спать. Он может вполне обойтись вот этой колбасой и такими огурчиками. — Она повертела огурец в руке. — Если душа спокойна, для счастья и этого хватит.
Лена захмелела неожиданно быстро, у нее стал заплетаться язык. Я подумал, что провожать ее в таком виде до дому будет неудобно. Постелил на диване, сам лег в кабинете на раскладушку.
Утром проснулся от шума воды в ванне. Заглянул в комнату, Лены на диване не было. Вскоре она вышла из ванны, свежая и помолодевшая, совсем не похожая на ту, которую я встретил вчера.
— Надеюсь, кофе у тебя есть? — спросила она, освобождая мне дверь в ванную.
— Ставь чайник, — сказал я. — Кофе займем у соседей.
Пока я умывался, Лена прибрала на кухне, вскипятила воду. Мы выпили по чашке кофе, которое у меня все-таки нашлось, от бутерброда с колбасой Лена отказалась. Отставив чашку в сторону, поднялась из-за стола, огладила ладонью юбку и сказала:
— Спасибо тебе за все. Проводи до двери, мне пора на работу.
Я встал со стула, пошел вслед за ней. У двери Лена остановилась и, не глядя на меня, спросила:
— Что, если я приду к тебе сегодня вечером?
— Хочешь рассчитаться, чтобы не быть должной? — спросил я, давая понять, что мне хватило и одного вечера.
— Хочу провести нормальный вечер в нормальной квартире. — В ее голосе звучала просящая нотка. Мне стало жалко Лену.
— Приходи, — сказал я. — Телевизор работает. Посидим вместе на диване.
Лена пришла с полной сумкой продуктов. Принесла полуфабрикаты ромштексов, сырокопченую колбасу, алтайский сыр, огурцы, помидоры, редиску, бутылку французского вина.
— Мне с тобой никогда не рассчитаться, — заметил я, глядя, как она выставляет на стол многочисленные закуски.