Мечты о полете (ЛП)

Я поворачиваюсь к Оландону.
— Во-первых, ты должен кое-что увидеть.
Я тянусь к вуали и наполовину поднимаю её.
Мой брат спотыкается о свои же ноги, спеша подойти ко мне.
Я делаю глубокий вдох и закрываю глаза — обман — перед тем, как полностью снять вуаль. Ободок падает на пол.
Руки хватают меня за лицо. Дрожащие руки.
— Сестра, — говорит он густым голосом. — Я всегда знал, что ты будешь сногсшибательной. Подумать только, мать завидовала тебе! Всё это время.
— Э-э, — осторожно отвечаю я.
Я не могу унять дрожь в голосе. Тёплая мозолистая рука сжимает моё плечо. Рука Джована.
— Открой их, Олина. Твои глаза прекрасны, — говорит Джован.
Возбуждение, которое вызывают его слова, пробивается сквозь панику.
Я открываю глаза.
ГЛАВА 25
Если я считала реакцию Джована слишком эмоциональной, то реакция моего брата просто позорна. Оландон, пошатываясь, падает на одно колено. Полагаю, это крайне сильный шок для того, кто знал меня всю жизнь. Проходит так много времени, пока он в ужасе смотрит на меня, что я чувствую, как слёзы жгут мне глаза.
— Скажи что-нибудь, дурак! Ты расстраиваешь её, — требует Джован.
Оландон отрывает свой взгляд от меня и смотрит на Короля.
— Т-ты знал? Как? — спрашивает Оландон Короля.
Я быстро моргаю, пока внимание отвлечено от меня, и тянусь к ободку, чтобы снова надеть вуаль. Рука накрывает мою ладонь.
— Забудь о ней, на время, — говорит Джован мягким голосом.
Я поднимаю на него глаза и быстро отступаю назад, когда мой нос касается его щеки.
— У тебя голубые глаза, — задыхается Оландон.
Я прочищаю горло и укрепляю свою решимость.
— Да, полагаю, что дражайшая мать спала с Брумой в год мирных переговоров. Мой возраст не совпадает со временем присутствия делегации, но подозреваю, что это было прикрытие. Полагаю, что я старше на срок где-то от шести месяцев до года. По крайней мере, это дата самой ближайшей делегации к моему рождению. У меня есть чёткие воспоминания о тебе в младенчестве, поэтому я не верю, что эта делегация была раньше, иначе я была бы моложе тебя.
— Так, на самом деле, тебе двадцать или около того? — медленно говорит он.
Видимо, он всё ещё в шоке. Я быстро киваю ему.
— Как давно ты знаешь? — спрашивает он.
— Я бы сказала тебе, если бы знала это ещё в Осолисе. Я узнала около перемены назад, — говорю я.
— До этой минуты у тебя было более чем достаточно времени сказать мне!
Он бросает на меня злобный взгляд.
Джован встаёт передо мной.
— На подходе армия, которая собирается убить моих людей. У нас нет времени на твои мелочные обиды. Будь благодарен, что она вообще сказала тебе после того, как ты сидишь и насмехаешься над окружающими тебя Брумами.
Двое мужчин угрожающе смотрят друг на друга.
— У меня есть план, как помешать нашей армии добраться до Гласиума, — говорю я, делая шаг перед Королём.
— Что! — говорит Оландон, вставая на ноги. — Ты собираешься помочь Гласиуму?
Его обвинения приводят меня в ярость, хотя я достаточно честна, чтобы понимать, что часть моего гнева — защита. Неужели моё отношение к Брумам настолько смягчилось?
— Я помогу обоим мирам, Оландон, — я сохраняю голос максимально спокойным.
Внезапно я вспоминаю свой давний разговор с Сатумом Джерином. Он говорил о том, что у Татум есть запасы, которых хватило бы Осолису на несколько оборотов. У меня пересыхает во рту, когда я понимаю, как долго она, должно быть, планировала это. Нас всех одурачили.
— Мать планировала эту войну у всех под носом.
Я встречаюсь с карими глазами моего брата.
— Принц Кедрик был убит в нашем мире. И всё же ты не видишь, чтобы Гласиум принёс войну к нашему порогу. Нас всех обманули. Татум не заинтересована в компромиссе. Она отвлекала Короля Джована, пока покоряла деревенских жителей и собирала наши силы. Своим последним посланием она попыталась обмануть его, чтобы он расслабился, а она тем временем посылает нашу армию для внезапного нападения.
 
Мне противно быть её дочерью.
— Возможно, летающий мальчик ошибся. И ты веришь, что этот Король Брум сказал тебе правду о сообщениях между нашими мирами? Возможно, он пытается задобрить нас, собирая свою собственную армию.
Этот вопрос поражает меня. Доверяю ли я Джовану? Иногда он бывает властным и имеет тенденцию набрасываться, когда людям больно, но он солгал только один раз, и это было для того, чтобы защитить мои чувства.
— Да, верю, — коротко отвечаю я, игнорируя то, что моё лицо теплеет. Я меняю тему. — Кажется, ты против идеи мира, брат.
В ответ он лепечет:
— Конечно, я хочу мира. А кто не хочет?
— Я спрашиваю только потому, что одно дело — сказать, а другое — активно добиваться этого. Поэтому я спрошу тебя прямо. Ты хочешь мира?
Его взгляд становится твёрдым.
— Да, Татума.
— Как бы ты отреагировал, если бы армия Гласиума пробралась бы к нам через Оскалу, притупив нашу бдительность? — спрашиваю я.
Я отворачиваюсь от него и смотрю на Джована расфокусированным взглядом, ожидая ответа.
— То, что делает мать — за гранью бесчестности. Мне противно быть её сыном, — говорит он.
Я выдыхаю и поворачиваюсь к брату.
Я настаиваю на своём.
— Тогда, когда я говорю, что хочу остановить Солати от нападения, это не потому, что я сменила сторону, — огрызаюсь я. — У меня может и голубые глаза, но я по-прежнему люблю свой народ и у меня есть честь, которой не хватает нашей матери. Я хочу лучшего для обоих миров, и это не ещё одна осада на тридцать перемен.
Я отхожу от брата на несколько шагов, пытаясь сдержать свой гнев.
— Ты сказала, у тебя есть план. В чём он заключается? — впервые за всё время произносит Джован. — И я могу показать тебе письма от твоей матери в любое время, когда ты пожелаешь их увидеть, — говорит он.
Я медленно выдыхаю и поворачиваюсь к нему, игнорируя его последний комментарий, хотя, когда я вернусь, я приму его предложение, а также попрошу изучить их архивы. Когда наши взгляды встречаются, его глаза вспыхивают. Моё лицо теплеет. Он думает о нашей совместной ночи?
— У меня есть план. Отличный план. Но… я не могу рассказать вам подробности. Это было бы нарушением клятвы, которую я дала, — говорю я. — Я понимаю, это трудно, но надеюсь, что ты сможешь понять.
— Ты не можешь сказать ему? — спрашивает Оландон, похоже, довольный.
— Как и тебе, — добавляю я.
Он хмурит брови. Я смотрю на Джована, и мы задерживаем взгляд друг на друге.
— Брехня, — говорит Джован. — Ты сейчас же расскажешь мне.
Я вздыхаю.
— Ну, тогда нам придётся придумать другой план, потому что я не могу выдать то, что знаю.
Я и не собираюсь, конечно. Мой план — единственный способ помешать армии добраться до Гласиума. Я дождусь темноты и заберу Флаер.
— Погоди! — говорит Оландон. — Ты собираешься сбежать.
Мои глаза расширяются.
— Ч-что?
Как он узнал это?
— Это правда? — спрашивает Джован.
Я пытаюсь скрыть своё виноватое выражение лица. Он поворачивается к моему брату.
— Как ты определил это? — уточняет он.
— Она всегда несколько раз смотрит на выходы, когда думает об этом, — говорит брат.
Я пялюсь на него, надевая вуаль и ободок.
— И почему она всё время убегает?
Я задыхаюсь от вопроса Джована.
Оландон пожимает плечами.
— Она всегда так делала. Я бы, наверное, тоже так делал, если бы меня заперли…
— Ландон! — резко говорю я.
Он осекается.
Я избегаю вопросительного взгляда Джована. Наконец, я вскидываю руки.
— Ладно! Иногда я убегаю. Но у меня всегда была причина!
— Ты делаешь это, когда тебе кажется, что нет других вариантов. Когда ты чувствуешь себя в ловушке, — говорит Джован.
Я знаю, что он говорит не только про текущий момент. Он говорит обо мне, сбежавшей от него после бала.