Хроники вечной жизни. Иезуит (СИ)

И вот Андреа решился. Утром, в канун святого Джорджио он сунул за пазуху нож и направился к дому Стефанио.
«Убью этого негодяя, и дело с концом!»
Спускаясь вниз по холму, он непрестанно оглядывался. День стоял сумрачный, пасмурный, и все, похоже, попрятались. Андреа подошел к воротам и постучал.
Дверь открылась, и из дома выглянула женщина лет тридцати с волосами цвета воронова крыла. На плечи был наброшен темный, с меховой оторочкой, плащ. Завидев священника, она накинула на голову капюшон и быстро пошла к воротам.
«Так вот ты какая, таинственная любовница, — усмехнулся про себя Андреа. — Хороша! Но почему она сама открывает дверь? Неужто у них нет прислуги?»
Женщина меж тем распахнула ворота и вопросительно взглянула на него.
— Здесь живет епископ Стефанио Надьо?
— Да, отец мой. Я его сестра.
Андреа ласково улыбнулся.
— Могу я с ним поговорить? Видите ли, синьора, я его друг по Римской коллегии. Меня зовут…
— О! — перебила она. — Стеффо будет очень рад. Проходите же, проходите.
Махнув рукой, она направилась к дому, на ходу объясняя:
— Его сейчас нет, но он вот-вот придет. Видите ли, мы сегодня уезжаем в Треви, уже и прислугу отпустили. Но он непременно с вами поговорит, Стефанио очень любит друзей по коллегии. Как, вы сказали, ваше имя?
— Роберто Бантини, — ответил Андреа, поднимаясь за ней по ступенькам террасы. И тут же понял, какой промах допустил.
Лукреция резко обернулась.
— Как? — В ее глазах мелькнуло недоумение. — Я знаю отца Роберто, и вы совсем непохожи на…
Договорить она не успела. Мгновение — и Андреа, выхватив нож, вонзил его в грудь Лукреции. Она коротко вскрикнула и рухнула на ступени террасы. А он, оглядевшись, бросился бежать.
Стефанио и Марио подъезжали к дому.
— Не переживай, дорогой. Ну, пока рано в Академию, так поступишь через пару лет.
Мальчик грустно кивнул.
— Зато посмотри, какие хорошие книги дали. Поверь, ты многому по ним научишься. И вот здесь целый список заданий для тебя.
— Я все понимаю, дядюшка. Но попробовать стоило.
Отец ласково улыбнулся и потрепал его по волосам.
Отпустив повозку, Стефанио с удивлением воззрился на распахнутые ворота.
— Не пойму, вроде за нами еще не приехали? А вещи уже носят? Или что?
Марио недоуменно пожал плечами. Они двинулись к дому и через секунду одновременно вскрикнули — в двух шагах от двери, на террасе, лежала Лукреция, в груди торчал нож. Ее платье и плащ насквозь пропитались липкой потемневшей кровью.
Стефанио бросился к ней, приподнял ее голову трясущимися руками.
— Родная! Что?! Что?!
Веки ее дрогнули, и она приоткрыла глаза. Слабая улыбка появилась на лице.
— Стеффо…
Губы скривились, она силилась что-то произнести. Наконец ей это удалось.
— Твой друг… по коллегии…
— Какой друг?! — не отдавая себе в этом отчета, Надьо почти кричал. — Как его имя?
— Он сказал Бантини… но он… не… Роберто.
Взгляд ее замутился.
— Лукреция! Лукреция! Не уходи!
В шаге от них, в ужасе стиснув рот ладошками, стоял Марио. Но Стефанио не помнил о нем и видел лишь умирающую возлюбленную.
Из последних сил она прошептала:
— Красивый… родинка… у виска…
«Кальво!»
Тень вечности легла на ее лицо, и в ту же секунду голова Лукреции бессильно откинулась. Стефанио вцепился пальцами в ее пропитавшийся кровью плащ, закрыл глаза и протяжно, страшно закричал.
Вернувшись домой, Андреа пришел в ужас от содеянного. Слепая ярость, охватившая его после назначения Надьо епископом и расторжения брака Камилло с девицей Винчини, прошла, и теперь он пребывал в растерянности. Похоже, разум у него и впрямь помутился, раз он решился на такое. Священник, убивающий женщину прямо на улице, где кто-то мог его увидеть… А если бы его схватили там же? Подумать страшно. А грех-то какой! Одно дело мелкие пакости, и совсем другое — убийство.
Андреа не был уверен, что остался незамеченным, и потому подозревал — Надьо может узнать, кто виновник его горя. И решил подстраховаться.
Несколькими днями позже, похоронив любовь, Стефанио сидел у камина и невидящим взором смотрел на огонь. На лице застыла уже почти забытая горькая усмешка. Кто-то постучал в дверь, служанка побежала открывать, но он этого не слышал: все думы его были о Лукреции.
 
— Здравствуй, — раздался резкий голос.
Стефанио поднял голову и оцепенел — перед ним стоял Андреа. Кипенно-белая колоратка бросалась в глаза на темном фоне сутаны.
— Ты?! — взревел епископ. Зубы его заскрежетали, руки сами собой сжались в кулаки.
— Я.
— Как ты посмел прийти сюда после того, что сделал!
— Подожди, — тихо сказал Кальво. — Если ты думаешь, что я убил твою сестру, то ошибаешься.
— Я не думаю, я знаю! — прошипел Стефанио. — Она успела тебя описать. И эту твою проклятую родинку — тоже!
Поняв, что обман не удался, Андреа усмехнулся.
— Ты можешь выдумывать, что хочешь. Доказательств у тебя нет.
— А они мне и не нужны. Я задушу тебя без всяких доказательств!
Стефанио двинулся было на врага, но Кальво предупредительно выставил руку.
— Вот для того, чтоб ты не сделал этой глупости, я и пришел. Знай, у меня есть завещание. Все, что я имею в Корреджо, оставлено… Марио. И если теперь что-то со мной случится, дознаватель сразу поймет, что это дело твоих рук. Или… — он сделал эффектную паузу, — твоего щенка. Так что молись, Надьо, молись день и ночь, чтобы со мной ничего дурного не произошло.
Андреа резко развернулся и вышел, а Стефанио еще долго стоял, с ненавистью глядя ему вслед.
* * *
Через две недели Стефанио покинул Рим. Невыносимая боль владела им. В ней смешалось и горе от потери Лукреции, и сознание того, что она погибла из-за него, Стефанио. Если бы не эта кафедра! Благодаря ей пострадала его возлюбленная, почти жена. Как мог он, зная мстительный характер Кальво, не позаботиться о ее безопасности?! А теперь и Марио под угрозой! Мало того, что он, Стефанио, не может убить негодяя, так сейчас ему и в самом деле нужно молиться, чтобы с врагом ничего не случилось. Поистине иезуитский капкан поставил им Кальво!
— Дядюшка, — спросил однажды Марио, — вы ведь поняли, кого описывала мама перед смертью?
— Эм-м… Возможно. Почему ты спрашиваешь?
— Я убью его! — крикнул мальчик, сжав кулаки.
Стефанио посмотрел на сына долгим взглядом.
— Я сам его убью.
Ни одной ночи, прошедшей со смерти Лукреции, Стефанио толком не спал. Он вспоминал их знакомство, свидания, ночь карнавала, когда она впервые отдалась ему… Одна за другой вставали перед мысленным взором картины их жизни. Лукреция! Красивая, страстная, полная жизни и достоинства, она всегда и во всем доверялась ему. А он ее не уберег!
Боль переполняла сердце. Сидя в постели, он сжимал ладонями виски, раскачивался из стороны в сторону и тихо выл, не в силах переносить эту боль молча.
Стефанио не желал покидать дом, где они с Лукрецией прожили восемь лет. Ему казалось, что жилище, в котором они были так счастливы, связывает его с умершей возлюбленной. Но Папа торопил с отъездом: в конце ноября Треви ежегодно отмечал день Святого Эмилиана, покровителя города. Встречать такой праздник без епископа было невозможно.
И теперь, измученный бессонницей и опустошенный горем, Стефанио ехал в Треви.
Вдали от Рима ему стало легче. В епископском доме, скорее напоминавшем небольшой дворец, ничто не напоминало о Лукреции.
Его новое жилище и в самом деле было роскошным. Двухэтажный особняк с чердаком, черепичной крышей и двумя крыльями, расположенными под прямым углом к центральной части, был построен из желто-рыжего камня. Стефанио насчитал четырнадцать прекрасно обставленных комнат, включая кухню и подсобные помещения. Здесь было намного просторнее, чем в Ватикане, бархатные диваны с изогнутыми позолоченными ручками, изящные шкафы и секретеры красного дерева, резные столы и стулья наполняли дом радостной, почти праздничной атмосферой.