Рафаил (ЛП)

В комнате повисло мучительное молчание. Отец Куинн распахнул глаза.
— Ты уверен?
— Абсолютно.
— И где он сейчас?
Отец Мюррей провел рукой по лицу.
— Мне пришлось уйти. Люди стали замечать отсутствие жертвы. Но теперь нам известно, где он бывает. Мы можем устроить ловушку, — отец Мюррей возбужденно улыбнулся. — Ваше Преосвященство, мы можем, наконец, поймать его. Можем вернуть его и закончить то, что начали.
— Нам нужен план. Придется созвать общее собрание. Это слишком важно, чтобы тратить время на ожидание.
Отец Куинн сел за стол, но Мюррей видел, что первосвященник взволнован не меньше его. Мужчина не мог усидеть на месте. Отец Куинн был главным священником. Лучшим примером для подражания. Но Мюррея утешал тот факт, что, узнав эту новость, даже первосвященник не мог успокоиться.
— У меня должен состояться важный телефонный разговор с епархией штата Мэн. После этого мы созовем экстренное совещание и составим план. Нам нужно что-то железобетонное, брат. Мы не можем снова их потерять. Возможно, у нас никогда не будет другого шанса отправить их души в ад.
Отец Куинн поднялся на ноги и коснулся ладонью щеки отца Мюррея. Служитель церкви не привык к прикосновениям первосвященника. Именно отец Куинн все те годы, что он провел в Чистилище, изгонял из него зло, очищая своим семенем. Сначала он сопротивлялся. Но тогда пребывал во власти всепоглощающего зла, захватившего его душу. Как только с этим злом было покончено, отец Мюррей жаждал прикосновения первосвященника. Молился, чтобы он пришел к нему в общежитие и взял под свою опеку.
Отец Мюррей прижался щекой к руке священника и, чувствуя, как успокаивается душа, поцеловал его ладонь.
— Ты отлично поработал, Фрэнсис.
— Благодарю вас, Ваше Преосвященство, — еле слышным шепотом произнес Мюррей.
— А теперь иди и подожди меня в машине. Я недолго.
Когда отец Мюррей вышел в пустой коридор, все еще чувствуя на щеке тепло благословенного прикосновения отца Куинна, его окутала тишина и темнота. Он бросил взгляд в сторону главного входа, но тут сердце у него в груди сжалось и повело его в противоположном направлении. Легкими и бесшумными шагами отец Мюррей последовал к лестнице и поднялся на второй этаж. Он уже не в первый раз заходил в личные покои монахинь. Словно на свет незримого маяка, ноги сами собой привели его к неприметной деревянной двери с обшарпанными и выцветшими от времени досками.
Убедившись, что вокруг никого не было, отец Мюррей прислонился ухом к двери и прислушался. В комнате было тихо. Видимо, сестра прочла вечернюю молитву и уже спала. Скользнув ладонью по двери, отец Мюррей обхватил пальцами железную ручку и тихонько повернул ее вправо. Дверь приоткрылась, и отец Мюррей заглянул в проделанную им узкую щель.
И тут же замер.
От представшей перед ним картины все его мышцы сковало льдом.
Сестра Мария Агнесса раздевалась. Тусклый свет единственной стоящей на ночном столике лампы окружал ее тело неземным свечением. Когда сестра Мария сняла свое одеяние, отец Мюррей почувствовал, как его глубокое дыхание стало резким и прерывистым. Раздевалась она так же сосредоточено, как и ходила. Каждое ее движение было мягким и размеренным, носило целенаправленный характер. Когда сестра Мария надела ночную рубашку и начала снимать головной убор, отец Мюррей почувствовал знакомое напряжение в паху. Из-под белой ткани показались собранные в тугой низко сидящий пучок русые волосы, которых он никогда раньше не видел. Монахиня медленно вытаскивала из них шпильку за шпилькой, пока на ее пустом столе не образовалась небольшая кучка. Тонкими пальцами сестра Мария принялась распускать волосы. Они густыми локонами заструились по ее плечам, потом по спине… пока не упали ниже поясницы. Монахиня провела по шелковистым прядям сначала руками, а затем простой расческой, и отец Мюррей распахнул глаза. У него замерло сердце. В голове промелькнуло воспоминание, от которого в жилах застыла кровь.
— Это все из-за волос, да? — сказал Рафаилу отец Мюррей, и у него на лице отразилось ликование. — Все дело в волосах.
 
Отец Мюррей быстро закрыл дверь и помчался в кабинет отца Куинна. Он ворвался туда как раз, когда отец Куинн повесил трубку.
— Отец Мюррей, я же велел Вам ждать в машине, — рявкнул первосвященник.
— Я знаю, как нам до него добраться, — задыхаясь, сказал отец Мюррей. — Знаю, как нам поймать Рафаила.
Отец Мюррей улыбнулся, чувствуя во всем теле неподдельное счастье.
— И абсолютно уверен, что это сработает. Он будет нашим. Он наконец-то будет нашим.
  
Глава 3
 
Громкий звон колокольчика прервал сон Марии. Из-за двери послышались церковные гимны, которые пели прогуливающиеся по коридорам сестры. На улице было еще темно, зима цепко держала Массачусетс в своих холодных объятиях. Мария села и протерла сонные глаза. Она поморгала в темноте и, потянувшись, включила лампу. Свет залил комнату теплым сиянием. Мария улыбнулась, услышав за окном без занавесок пение птиц. Ночная песня гнездившейся на ближайшем дереве совы сменилась серенадой рано пробудившихся соек.
Мария опустилась на холодный деревянный пол и сложила руки в молитве. Закрыв глаза, она зашептала в тишину комнаты. Закончив, девушка встала на ноги, подошла к шкафу и облачилась в свежую одежду. В завершение, она достала свой головной убор, положила его на край кровати и села за стол. На столе лежало только маленькое зеркальце. И расческа. Мария взглянула на свое отражение и провела расческой по густым прядям. Как и каждое утро, она неизменно видела в зеркале не настоящее, а то, что было много лет назад. Ту девочку. Ту, что все еще жалась от страха в уголке ее души. Девочку, до которой она не могла добраться, чтобы облегчить ее боль. Чтобы утешить и убедить, что все будет хорошо.
Хорошенько расчесав волосы, Мария собрала свои длинные локоны в конский хвост и завязала их в низкий пучок. Затем закрепила его шпильками. Мария со вздохом поймала в зеркале отражение своих голубых глаз и, надев головной убор, расправила все случайно образовавшиеся на черном облачении складки.
Приблизившись к двери, Мария ощутила, как ее переполняет чувство долга и умиротворения. Монастырская жизнь дала ей свободу, которую она и не надеялась обрести. Жесткий график и усердные, безмолвные молитвы стали бальзамом для ее души, лекарством для истерзанного сердца.
Выйдя в коридор, Мария тут же опустила глаза и сложила руки, спрятав их в рукава хабита. Ноги сами собой понесли ее на завтрак в трапезную. Мария устремила взгляд на каменный пол. Скоро она принесет церкви свои последние обеты и посвятит себя жертвенной и подневольной жизни. Жизни, полной любви к Богу и благодарности за спасение. За то, что Он выделил ее из множества тех, кто погиб до нее.
Мария вспомнила свои первые клятвы. Девушку вновь охватило то чувство счастья и радости, что наполняло ее тело и душу, когда она в белом платье встала на колени перед отцом Куинном и сделала свой первый шаг на пути к тому, чтобы стать преданной невестой Христовой. В тот день с ней что-то произошло. Что-то обожгло ей сердце. Ее нутро. Что-то подсказало девушке, что она вот-вот вступит на путь, который даст ей ответ, почему ее пощадили. Бог предупреждал Марию, что вот-вот откроет, с какой целью Он оставил ее в живых. И она была готова принять Его послание и всецело посвятить себя этой цели. Свой ум, тело и, если нужно, и душу.
Завтрак прошел быстро. Сегодня был день раздумий и работ по хозяйству. Уроки отца Куинна продолжатся на следующий день. В воздухе, затмевая восходящее солнце, висел густой туман. Когда Мария вышла на улицу, чтобы заняться садом, ее лица коснулась утренняя влага.
«Вот этого, — подумала Мария. — Вот этого мне достаточно, чтобы не сомневаться в Твоем существовании».
Мария подумала о тех людях, что принимали каждый новый восход солнца как должное. Они просто не понимали, насколько быстротечной может быть эта жизнь. Не знали, какой это бесценный подарок — открывать утром глаза и видеть небо. Вдыхать свежий воздух, пробуждая в легких жизнь.