17 мгновений рейхсфюрера – попаданец в Гиммлера (СИ)

Фашист выглядел стильно, на его фоне «наша» германская хунта, состоявшая из стариков, инвалидов, дерганого Гёрделера и вечно мрачного Ольбрихта, смотрелась просто жалко. Это уже не говоря о том, что фашист был выше ростом всех присутствующих на целую голову.
Когда мы с Айзеком ввалились в помещение — все тут же уставились на нас. Ольбрихту и остальной хунте даже хватило ума встать и зигануть Айзеку, разумеется, этот спектакль предназначался для итальянца.
— Вот фюрер, он здесь, — выдавил из себя Ольбрихт, — Говорите с ним по вашему вопросу, господин Альфиери.
Я сдерживался изо всех сил, хотя на деле был сейчас в ярости. Я уже догадался, что этот Альфиери — скорее всего, итальянский посол. И обсуждать с ним хунта могла только одно: сбежавшего в Рим Гитлера. И тот факт, что столь важный вопрос обсуждался без меня, привел меня просто в натуральное бешенство.
Ольбрихт не пытался меня убить, Ольбрихт делал нечто намного худшее, он меня просто игнорировал, полагал пустым местом. Однако я справедливо решил, что не стоит устраивать разборки с хунтой сейчас, на глазах у итальянца. С Ольбрихтом посчитаюсь позже.
Господин Альфиери тем временем отвесил Айзеку полупоклон, протянул руку.
— Добрый вечер, херр Гитлер. Воистину, я поражен скоростью ваших перемещений. Еще час назад мне сообщали, что вы в Риме, гостите у нашего дуче! Клянусь, вы добрались из Рима в Берлин быстрее, чем я доехал сюда из моего посольства. В чем ваш секрет, фюрер? Вы отрастили себе крылья?
По-немецки итальянец говорил превосходно, голос у него был басовитым, он бы наверное мог петь в опере. А вот содержание его речей… Он явно издевался, это было очевидно. Ублюдку было весело, он не верил, что у нас настоящий Гитлер. И определенно считал себя хозяином положения.
Я покосился на Айзека, но Айзек сыграл отлично. Протянутую руку он просто проигнорировал, вместо этого сложил собственные руки на груди и уставился на итальянца с искренним презрением.
— Что вы несете, господин Альфиери? ДА КАК ВЫ СМЕЕТЕ?
— Вот-вот. Как вы смеете таким тоном говорить с фюрером? — поддакнул я, — Так нынче учат общаться итальянских дипломатов? Я лично понятия не имею, кто у вас там в Риме, но точно не Адольф Гитлер. Настоящий Адольф Гитлер — вот он, перед вами.
Но Альфиери на это только тонко рассмеялся:
— Это легко проверить, херр Гиммлер. Если этот фюрер — настоящий фюрер, то пусть он мне скажет одну вещь. Что он подарил нашему дуче, когда присутствовал на его дне рождения, в 1939? Такое невозможно забыть. Херр Гитлер, я жду вашего ответа.
Айзек надулся, как жаба, потом нахмурился, потом тяжко вздохнул. Он не знал ответа, это было очевидно. Да и откуда ему знать? Для международных встреч двойников никогда не используют, это во-первых, а во-вторых — Айзек в 1939 фюрера еще не замещал.
В помещении повисло тяжелое молчание. Помочь тут Айзеку никто не мог.
— Я наградил господина Муссолини железным крестом! — брякнул Айзек.
Брякнул убедительно, вложив в этот бряк весь свой актерский талант, но увы, не прокатило.
Вот теперь Альфиери расхохотался от души. А потом констатировал:
— Это не Гитлер. Никаким железным крестом дуче никогда не награждали. А на дне рождения дуче в 1939 Гитлер не присутствовал вообще. И кто здесь после этого кого оскорбляет, господа? Я полагаю, что оскорбляете меня вы. Вы пытались убить настоящего Гитлера, вы изгнали его из Рейха, а сейчас пытаетесь мне скормить вот этого криво слепленного двойника!
Похоже, что крыть тут было и правда нечем.
— Мой фюрер, подождите, пожалуйста, в коридоре, — приказал я Айзеку.
Айзек бросил еще на итальянца злобный взгляд, но дальше позориться на стал и покорно вышел.
Хунта устало глядела на господина Альфиери, а господин Альфиери теперь глядел на меня.
— Херр Гиммлер, насколько я понимаю, вы теперь рейхсканцлер…
— Увы, пока еще нет, — я выбрал себе стул, которых тут в помещении было полно, и сел, — Но дело не в этом. Дело в том, что я не понимаю, почему настоящий Гитлер у вас в Риме до сих пор жив. Почему его голова еще не прислана нам в банке со спиртом?
 
Альфиери с видом знатока цокнул языком:
— Не понимаете? Но ведь ваш фюрер — гость нашего дуче. Как можно убить гостя? Итальянцы — гостеприимный народ…
— Да прекратите уже! — потребовал Ольбрихт.
Гёрделер, как самый дипломатичный участник хунты, поспешил вмешаться и разъяснить мне ситуацию, пока не дошло до мордобоя:
— Тут загвоздка вот в чем, господин рейхсфюрер. Наш друг Муссолини безусловно готов вернуть нам нашего фюрера Адольфа Гитлера. Но не бесплатно. Посланник Альфиери сообщил нам, что дуче хочет дюжину полностью моторизированных дивизий, минимум половину из них танковых. И еще тысячу самолетов. И бетон, и инженеров, чтобы построить укрепления. Они необходимы дуче, чтобы сдержать наступление англо-американцев. Дуче, разумеется, хочет вот это всё в свое полное распоряжение, под свое командование. Именно это предложение Муссолини мы уже и обсуждаем битый час.
— Но у нас нет этих дивизий! — Ольбрихт натурально стукнул кулаком по столу, за которым сидел, — Я предложил господину Альфиери лучшие условия, я предложил ему кредит в размере пятнадцати миллионов рейхсмарок…
— Кредит не годится, я вам уже объяснял, — спокойно сообщил Альфиери, — Когда американцы высадятся в Италии, а они в ней высадятся в течение пары месяцев максимум — нам в них рейхсмарками стрелять? Чем нам бомбить врага? Банкнотами, господин Ольбрихт?
Ольбрихт на это впал в свое обычное зловещее молчание, не сулившее итальянскому посланнику ничего хорошего.
— Так или иначе, но наши страны связаны союзными обязательствами, господа, — подытожил Альфиери, — Если гибнет Италия — погибнет и Германия. Или вы предоставляете нам двенадцать дивизий в течение двух недель, или Адольф Гитлер и дальше останется гостем дуче. А потом возможно вернется домой, сюда, в Берлин. И задаст вам вопросы. Особенно вам, господин Гиммлер. Насколько я слышал, вы во время последней встречи с фюрером обошлись с ним довольно грубо, пытались его убить, если говорить откровенно. Что думаете по этому поводу?
Я думал недолго, всего пару секунд.
А потом просто кивнул.
— Ладно. Я дам дивизии. И самолеты тоже. И бетон, и даже инженеров. И вообще — вам сразу же нужно было обратиться прямо ко мне, господин Альфиери. Зачем вы тревожите вашими просьбами главнокомандующего? Вермахт сейчас сражается на два фронта, как вам отлично известно, Вермахт не в силах вам помочь с вашей проблемой. ᛋᛋ — сделает это легко. Я согласую и пришлю вам списки всего, что вы хотите, в течение пары дней, а потом немедленно начну переброску войск в Италию. Мы не оставим наших союзников одних в этот критический момент! Братство итальянских фашистов и германских национал-социалистов — вечное братство!
Я поднялся со стула, даже вскинул руку в салюте.
Итальяшка от такого поворота просто растерялся, хунта тем временем продолжала хранить зловещее молчание.
— Касательно самолетов, рейхсфюрер, разве у вас есть… — заговорил Альфиери, когда пришел в себя, но я перебил:
— Клянусь, вы их получите. Я раздобуду вам их. И условие только одно: Адольф Гитлер должен быть немедленно изолирован. Полностью. Никаких выступлений по радио больше, никаких обращений. Это ясно?
Итальянский посланник поклонился:
— Я тотчас же передам ваши условия дуче, господин рейхсфюрер. Вот это уже конструктивный разговор, дуче будет рад услышать, что Германия блюдет свои союзнические обязательства, что на свете еще остались люди честные.
— Да-да, так и передайте дуче…
Не в силах сдержать эмоций, я от души обнял итальянца, а потом со всеми положенными формальностями вежливо выпроводил его прочь. И завтра же обещал прислать ему человека, чтобы согласовать помощь Италии в деталях.
Как только господин Альфиери ушел, Ольбрихт тут же подозрительно уставился на меня:
— Ну и где вы возьмете дюжину дивизий, Гиммлер?