17 мгновений рейхсфюрера – попаданец в Гиммлера (СИ)

Ландвер-канал, мелкая говнотечка, на набережной которой и стоял Бендлер-блок, тоже замаскирован — завален плавучим мусором, который прикрывала камуфляжная сетка. Это чтобы с воздуха канал нельзя было идентифицировать, а еще чтобы вражеские катера не прорвались к штабу Вермахта.
И ни одного флага со свастикой нигде.
В общем, тут все было понятно без лишних пояснений. Если зенитки и маскировка призваны защитить хунту от налетов русских и англичан, то все остальное — явно защита от меня и моего ᛋᛋ.
— При Гитлере тут было поспокойнее, герр рейхсфюрер, — заявил Гротманн, подтвердив мои выводы.
Грузовик моей охраны, ехавший впереди, тем временем уперся в Ольбрихтовскую баррикаду. Дальше хода не было.
Я поморщился, ощущая горечь во рту. И не только во рту, но и на душе. Меня терзали смутные сомнения. Все ли я правильно делаю?
Ольбрихт — умница, он окопался по полной программе, он, если и выходит отсюда, то только в компании эскорта из бронетехники. А что тем временем творю я? Разъезжаю туда-сюда по Берлину, как живая мишень! Лично езжу решать все вопросы, например, извлекать из кабаков пьяных лже-фюреров. Я уже в очередной раз испытал жгучее желание свалить в ставку Гиммлера, в бронированный «Хохвальд». Ну или обзавестись собственным бронепоездом, на манер Троцкого. Возможно таким бронепоездом, который сможет перемещаться без рельс. Конечно, со мной и так ездит целый грузовик отборных эсесовцев, но хрен он меня спасет, если по моему мерседесу кто-нибудь пальнет из-за угла фаустпатроном.
Но это всё — позже. На кой черт мне безопасность, если я не решаю мои задачи? Сначала дела, потом безопасность. Война все еще идет, и Рейх все еще силен, несмотря на все мои действия.
А значит, я сейчас должен войти в эту пасть тигра.
Я мотнул головой, отгоняя тревожные мысли, голова от этого у меня разболелась.
— Ну вот что, дружище Гротманн… У вас же нет проблем с памятью?
— Не жалуюсь, рейхсфюрер.
— Замечательно, — кивнул я, — В таком случае вы наверняка помните, что проблемы с памятью есть у меня. И мой лечащий врач прописал мне больше посещать мои любимые места. Это должно вернуть мне мою память. Вот этим я и собираюсь заняться. Так что составьте мне список из трех мест, которые я мог бы проинспектировать, чтобы моя память впечатлилась и заработала, как положено. И завтра же, а лучше уже сегодня, доставьте меня в эти места.
Вообще, Юнг предупреждал меня, что это может быть опасно, что если я растереблю и раззадорю память Гиммлера — это может сказаться на моем ментальном здоровье. Но мне, честно, было уже плевать. Мне нужна была память Гиммлера. Это был тот случай, когда знания — сила. А без знаний я совершенно бессилен, если не получу доступа к памяти Гиммлера и не начну действовать адекватно, то скорее всего и правда дождусь подарка от хунты, в виде фаустпатрона, а то и артиллерийского снаряда по моему авто.
Гротманн, услышав мой приказ, сочувственно улыбнулся:
— До Schneewinklehhen ехать далековато, шеф…
В памяти Гиммлера что-то шевельнулось. Что-то явно нехорошее и неуместное для меня сейчас.
— Schneewinklehhen?
— Ну, альпийское шале… — Гротманн потупил глазки, — Ваше шале, рейсхфюрер. Где живет ваша…
— А. Ясно.
Речь снова шла о проклятой Гиммлеровской любовнице. Судя по всему, вот эта любовница и была для Гиммлера самым важным. Чуть ли не важнее фюрера и Рейха вместе взятых. Это понятно, но мне-то это не фига? Вот этот пласт Гиммлеровской памяти мне и даром не нужен.
— Я не намерен отправляться в Альпы к фрау…
— Фрау Поттхаст, — почтительным полушепотом подсказал мне Гротманн.
— Да. Так вот. Мне сейчас не до прекрасной фрау Поттхаст. Нет, Гротманн, найдите мне места поближе, в Берлине. И связанные с войной, с работой. Но мои любимые. Помогите вашему рейхсфюреру разобраться в себе, черт возьми! И если я буду удовлетворен: возможно станете штандартенфюрером. И шефом моего личного штаба. Вольф мне, честно признаюсь, надоел. Этот мужик трясется от любого дуновения ветерка, нет больше мочи видеть его серую рожу!
 
На сей раз Гротманн ожидаемо принял самый серьезный и ответственный вид, какой только возможно.
— Все будет сделано в самом лучшем виде, рейхсфюрер.
Ну а что? На Вольфа надежды и правда мало. Мой второй адъютант Брандт, судя по тем справкам, которые я о нем навел — убежденный наци, да еще курировавший концлагеря и с удовольствием убивавший людей. Гротманн тоже не ангел, и тоже людей убивал, он только что пристрелил несчастного группенфюрера Краусса прямо на моих глазах. Но Гротманн выполнял мой приказ, и, кажется, не получил от процесса казни никакого удовольствия.
Короче говоря, Гротманн был парнем толковым и вроде бы не слишком индоктринированным национал-социализмом. А больше мне опереться банально не на кого.
— Ладно, — сказал я, — Мы с фюрером тем временем прогуляемся в Бендлер-блок. Одни. Айзек, пойдемте.
— Рейхсфюрер, стоит ли… — начал было Гротманн, явно опасавшийся того же чего и я, что Ольбрихт меня прямо тут и арестует, а то и прикончит.
— Вы пока что еще не шеф моего личного штаба, чтобы давать мне такие советы, Гротманн, — осадил я адъютанта.
А потом вышел из мерседеса и, выпустив из машины Айзека, решительно захлопнул за собой дверцу.
Мы с фальш-фюрером обошли парочку баррикад и двинулись к главному входу в Бендлер-блок. Стоявшие тут повсюду вояки из Вермахта нашему продвижению, естественно, не препятствовали, только вскидывали вверх руки при виде дорогого вождя.
Мое решение идти без охраны было принципиальным. Тут, на территории Ольбрихта, он все равно сможет меня убить, даже если потащу с собой всех моих телохранителей. Так и смысл совершать лишние телодвижения? Я искренне рассчитывал на то, что пока что Ольбрихт в моей смерти не заинтересован. Пока что. Кроме того, в случае чего прикроюсь Айзеком, вот его убивать сейчас точно никто не планирует, это создало бы слишком много проблем.
Сам Айзек на приветствия солдат и офицеров отвечал, но как-то вяло, не вполне по-гитлеровски.
— Придите уже в себя, вы сейчас снова фюрер, — напомнил я еврейскому актеру.
Айзек протянул в ответ нечто невразумительное, видать, у него наступило то состояние упадка сил, которое всегда наступает вскоре после пьянки. Ну да ничего, оклемается. Айзек же профессионал, он умеет входить в роль, когда надо. Ему просто нужно время, я надеялся, что когда мы дотопаем до Ольбрихта — Айзек будет уже в форме.
Ольбрихта мы обнаружили на самом верхнем этаже Бендлер-блока, в каком-то небольшом помещении, где стоял стол, стулья, а больше ничего. Тут горело электричество, окно, конечно же, было наглухо завалено мешками с песком.
Зато народу здесь было полно. Во-первых, хунта в полном составе: Ольбрихт, главком Людвиг Бек и даже Гёрделер на месте. А кроме них — еще пара подозрительных типов.
Какой-то мрачный и довольно молодой полковник Вермахта, однорукий и одноглазый. Шею полковника украшал железный крест, грудь мундира вся в орденских планках, левый глаз, видимо, отсутствовал, его скрывала черная повязка, как у пирата. На левой руке не хватало пальцев, а правая была в черной перчатке — судя по неподвижности пальцев, это уже не рука, а протез. Я понятия не имел, кто этот человек, похожий одновременно на Билли Бонса и капитана Крюка, но ясно видел, что человек этот — предельно серьезный.
Ну и последним присутствующим был определенно итальянец. Смуглый смазливый мужик, высокий, с широкой челюстью, прямо как у самого Муссолини. Одет в гражданский костюм, но зато в черной рубашке, а на лацкан пиджака приколот значок, изображающий «фасции» — пучки прутьев, в которые воткнут топор. У нас в современной России этот символ можно увидеть на мундирах сотрудников ФСИН или судебных приставов.
Вот только что-то мне подсказывало, что итальянец явно не имеет никакого отношения к этим структурам. Нет, тут все гораздо хуже. Судя по черной рубашке — перед мной самый настоящий чернорубашечник, фашист. Наконец-то! Я уже вторые сутки в 1943 году, и только теперь увидел фашиста настоящего, итальянского, фашиста без всяких оговорок.