Шантажистка
К счастью или к сожалению, до Фернивал-стрит я добираюсь целым и невредимым. Крайне редко наведываюсь в «Фицджеральд» днем, но сегодня как раз такой день. Здесь тихо: несколько человек офисных тружеников за обедом да всегдашний пьяница Стивен.
— Привет, Уильям! — лучезарно улыбается Фрэнк. — И что привело тебя к нам средь бела дня?
— Бренди. Двойной.
— О, неудачный день?
— Хуже не бывает, Фрэнк.
Наверное, подобный навык оттачивается десятилетиями, поскольку владелец пивной прекрасно понимает, когда можно поболтать, а когда лучше заткнуться. Он ставит передо мной стакан и сразу открывает счет, не дожидаясь оплаты. Вперед, забвение зовет.
Бренди не производит желаемого эффекта, и спустя минуту после первого заказа на стойке возникает новая двойная порция. Я мгновенно приканчиваю и ее, и поскольку мой желудок пуст, на меня быстро нисходит легкое помутнение. В таком темпе я уже через час буду в стельку или, не приведи Господь, начну точить лясы со Стивеном. Заказываю еще стопку и несколько сбавляю обороты.
От дверей доносится раскатистый бас:
— Пинту, Фрэнк!
Оборачиваюсь и вижу неспешно направляющегося к стойке Клемента.
— Привет, Билл.
— Привет, Клемент.
Фрэнк наливает пиво, и я прошу записать его на мой счет. Я все еще должен Клементу выпивку за угощение во вторник. Пускай память у меня и дырявая, но долги я не забываю, особенно людям внушительного телосложения вроде него.
— Спасибо, Билл.
Бармен удаляется на кухню, и мы остаемся у стойки втроем: я, Стивен и Клемент. Настроения разговаривать с Клементом нет, но иначе придется терпеть пьяную болтовню Стивена до самого ухода.
Но тут Клемент сам заводит разговор:
— Как все прошло, с письмом и той женщиной?
— Плохо.
— Черт. Я думал, у тебя все под контролем.
— Я тоже так думал, но сильно недооценил ее коварство.
— Что ж, мое предложение по-прежнему в силе.
— Предложение?
— Ага. Я говорил, что помогу тебе, если нужно.
— А, ну да. Можете свести меня с надежным наемным убийцей?
— Возможно, но неужели все так плохо?
— Еще хуже, и, во избежание недоразумений, насчет убийцы я пошутил.
Со стыдом вынужден признать, что я действительно подумывал об убийстве Габби, хотя и быстро отказался от этой затеи. У меня самого ни за что не поднимется рука лишить кого-либо жизни, а если даже я и заплачу кому-нибудь за грязную работу, нисколько не сомневаюсь, что Габби предусмотрела и это, и мой секрет все равно будет разоблачен. В итоге вместо двух лет я могу отправиться в тюрьму на несколько десятилетий.
— Может, пойдем присядем? — предлагает Клемент.
Удаляться от стойки мне совсем не хочется, но и задевать его чувства тоже.
— Да, конечно.
Мы устраиваемся за столиком в углу.
— Ну, выкладывай, что теперь она отколола?
Рассказать ему? Может, мне и не помешало бы поплакаться кому-нибудь о своих горестях, но ведь я его совершенно не знаю.
Заметив мои колебания, великан спрашивает:
— Фрэнк не говорил тебе, чем я раньше зарабатывал на жизнь?
— Вроде что-то упоминал про работу в охране.
— Ага, типа того. Я был решалой.
— Кем?
— У людей возникали проблемы, а я помогал их решать. В основном, что называется, вне правового поля. Ну еще я присматривал кое за кем.
— А теперь вы разнорабочий?
— Все меняется. И времена тоже.
Не говоря уж о весьма сомнительных перечисленных навыках, мне не хочется впутывать его в свою историю в первую очередь потому, что я не понимаю его мотивов.
— Простите, Клемент, что спрашиваю, но почему вы предлагаете мне помощь?
— Ты не поверишь, если я скажу.
— Я сейчас готов поверить во что угодно.
Он припадает к бокалу и несколько секунд смотрит в никуда.
— Я — заблудшая душа, — наконец тихо произносит он.
Несомненно, это он образно, а не буквально.
— Хм, понятно. И как же вам поможет участие в моей судьбе?
— Скажем так, я задолжал обществу. Это своего рода епитимья.
При всей расплывчатости ответов, Клемент, по крайней мере, кажется искренним. Тем не менее мне ли не знать, что искренние слова — это одно, а искренние поступки — совсем другое.
— Я даже не знаю, Клемент.
— Слушай, Билл, у тебя возникла проблема, а я всего лишь предлагаю тебе помочь ее уладить. Если ты считаешь, что в состоянии справиться с ней сам, то какого черта нажираешься здесь посреди рабочего дня?
— Я вовсе не говорил, что в состоянии с ней справиться.
Как раз наоборот.
— Так какого черта ты здесь делаешь? Ведь от этого твои неприятности не исчезнут, а?
Хлебнув бренди, я признаю:
— Нет, не исчезнут.
— Вот именно. Ничего не делая, ничего не залатаешь, верно ведь?
Едва не поперхнувшись, недоверчиво переспрашиваю:
— Что… Как вы сказали?
— Ничего не делая, ничего не залатаешь.
В такой формулировке эту фразу я только от отца и слышал.
— Где вы это слышали?
— Фиг знает, — пожимает широкими плечами Клемент. — Просто пришло в голову.
Если бы я верил во всякие знаки судьбы, именно так и воспринял бы случайное цитирование великаном отцовского выражения. Бред, конечно же, но услышанное лишний раз подтверждает всю нелепость моего поведения: рассиживаюсь себе в баре и ничего не делаю.
Тем не менее в данный момент я стою перед выбором: довериться Клементу или нет. Делиться своим грязным секретом не кажется хорошей идеей, но другие идеи отсутствуют. А если он затеял надуть меня, без показаний Габби мои признания мало чего будут стоить. На кону несколько миллионов фунтов, но кроме проигрыша мне все равно ничего не светит.
Выхода нет, так что придется рискнуть. И все же я предпочитаю сделать это на своих условиях.
— Если, чисто гипотетически, вы сможете мне помочь, я вам заплачу.
— В этом нет нужды, Билл. Оплатишь только текущие расходы.
— Но я настаиваю. Если уж я собираюсь воспользоваться вашей… хм, компетентностью, то оставаться перед вами в долгу не намерен. Скажем, двести фунтов в день, плюс пять тысяч премиальных, если вам удастся навсегда избавить меня от этой чертовой бабы?
— Мне не нужны твои деньги.
— Нужны или нет, мне будет неловко, если ваше время и хлопоты останутся без вознаграждения. Это справедливо, и иначе я не согласен.
— Ладно, договорились. — Клемент протягивает мне руку. — Похоже, ты обзавелся решалой.
Я отвечаю на рукопожатие и молюсь про себя несуществующему Богу, что принял правильное решение.
Затем перехожу к крайне неприятному для меня пересказу трагических событий недели. Шокирующее откровение Габби я откладываю на самый последний момент.
— И сегодня в обед она объявилась в парке.
— Так.
— И кое-что мне сказала.
— Ну да.
Неловко ерзаю на стуле и с трудом выдавливаю:
— Она сказала… сказала, что приходится мне сестрой.
Клемент кривится, словно от вони:
— Них… себе!
— Точно.
Он недоверчиво качает головой, затем уточняет:
— Черт, Билл, ты вправду отодрал собственную сестру?
— Хм, да, но, во-первых, сестра она сводная, и, во-вторых, тогда я этого не знал.
— Да уж, вы, политики, вечно вляпываетесь во всякое дерьмо, но это уже чересчур!
— Еще раз повторяю, я этого не знал, так что, может, хватит об этом?
— Она хотя бы ничего была?
— Клемент!
— Ладно, молчу, — подмигивает он.
— Спасибо. Итак, теперь вам все известно, и вопрос в следующем: как мне ее остановить?
— Знаешь, где она живет?
— Боюсь, нет.
— Где работает?
— Увы, нет.
— Зависает?
— Нет.
Клемент глубоко вздыхает и поглаживает усы. Я смиренно, но без особой надежды ожидаю, когда он огласит свой план. По прошествии целой вечности он наконец-то прочищает горло и изрекает вердикт:
— М-да, дружище, ты в полном дерьме.
— Это я и так знаю. Будут какие-нибудь предложения, как мне из него выбраться?