Мат

— Чем обязан? — поинтересовался тем временем обладатель непроницаемых глаз.
И не дожидаясь ответа:
— Зайдешь?
Шустрый. И… обычный. Обычный мужчина, почувствовавший сладенькое. Стойку уже сделал. И вовсе он меня не ждал. Неприятное чувство схлынуло.
— Зайду, — Джоан уверенно шагнула вперед, не отвечая на первый вопрос.
— Что читаешь? — спросила она, глядя на раскрытую книгу в темно-зеленом переплете.
— Что предлагают, — Майкл опустился на диван и приглашающе похлопал возле себя рукой. — Присаживайся.
Джоан понимающе улыбнулась и опустилась в кресло напротив. В следующую секунду она пожалела об этом — кресло оказалось гораздо мягче, чем казалось на вид. Для мини-юбки оно явно не было предназначено. Но делать уже было нечего, и она как ни в чем не бывало вытянула ноги, почти уперев их в журнальный столик.
— А что предлагают?
Майкл молча подал ей книгу.
— Макиавелли. «Государь», — прочла вслух Джоан, рассматривая оттиснутый на обложке мрачный профиль. — Ничего себе чтение на сон грядущий. И это лучшее, что ты нашел в библиотеке?
— Это лучшее из того, что я нашел у себя на тумбочке. Кроме этого там есть еще краткая всемирная история и сборник статей о процессах против корпораций. И телефонный справочник, разумеется.
— Странный вкус был у предыдущего жильца.
— Сомневаюсь, чтобы они от кого-то остались. Это для нас. Здесь случайностей не бывает.
Джоан вспомнила, что у нее на тумбочке тоже стояли какие-то книги, к которым она, впрочем, даже не притронулась. Нескольких толстых ярких журналов вполне хватало для вечернего чтения после трех часов в баре.
— И как, интересно?
— Любопытно.
— Никогда не читала. По-моему, книги, которым больше двухсот лет, вообще читать невозможно.
— Зря.
— Почему?
— Потому что ничего не изменилось. А мусор как раз двести лет не протягивает.
— Это я уже вчера слышала.
— И они были правы. Попади этот Ник в твою компанию, он бы у вас быстро стал главным. Да и у нас тоже.
Майкл поднял книгу, раскрыл ее наугад и нараспев прочел: «Об уме правителя первым делом судят по тому, каких людей он к себе приближает; если это люди преданные и способные, то можно всегда быть уверенным в его мудрости, ибо он умел распознать их способности и удержать их преданность».
Он опустил книгу и весело посмотрел на Джоан.
— А теперь вспомни, что ты думала о начальстве, когда оно в прошлый раз приблизило очередного тупицу. Или не приблизило тебя.
— Это лучше не вспоминать, — отмахнулась Джоан. «Слишком много болтаем, — недовольно подумала она. — И вообще не о том. Пора». Она заложила руки за голову и сладко потянулась.
— Интересно, что мы должны делать, почитав такие книги?
— Еще интереснее, что мы не должны делать.
— Ну, и как ты думаешь, — она медленно положила ногу на ногу, — есть что-то такое, что нам делать не следует?
Глаза Майкла скользнули вниз.
— Может, и есть, — сказал он после короткой паузы. — Например, мы не можем позволить себе терять время.
Наконец-то… Сразу бы так. А то макиавелли, шмакиавелли… Но теперь уже моя очередь тянуть. Джоан серьезно кивнула.
— Да, времени на ошибки нет. Осталось ведь всего два дня.
Она вдруг рассмеялась.
— Представляешь, какие интриги здесь крутятся? У тебя сейчас за стеной вполне может созревать заговор.
— За стеной никого нет. Ни за одной, ни за другой.
— Откуда ты знаешь?
— Оттуда же, откуда ты знаешь номер моей комнаты, — Майкл, не глядя, указал на дверь, на которой красовался список имен. — А заговоров здесь не бывает.
— Ты всем настолько доверяешь? — изумилась Джоан. Ей даже не потребовалось притворяться.
— Нет, конечно. Но здесь каждый сам за себя.
— И ты?
— И я, — кивнул Майкл. — И ты тоже.
— Вы, мужчины, ужасно любите все упрощать, — сверкнула жемчужной улыбкой Джоан. — Все у вас или черное, или белое. Друг или враг. Если не со мной, то против меня.
Она снова переложила ноги и немного потянула юбку вниз. Старый, но безотказный трюк сработал и в этот раз.
— Опять стереотипы? — поинтересовался Майкл, переводя глаза обратно на ее лицо. — У тебя что, не так?
 
— Не так, — Джоан встала. — Я могу быть против тебя. Но и с тобой.
Она обошла диван, рассматривая комнату, и наклонилась, опершись локтями на спинку. Теперь темные внимательные глаза оказались совсем близко.
— Надо уметь совмещать приятное с полезным. А иначе не будет ни того, ни другого. Понимаешь?
— Понимаю, — согласился Майкл. — А сейчас ты хочешь заниматься приятным или полезным?
— А это ты мне скажи, — и она качнулась навстречу этим глазам.
— По-моему, это было приятное, — задумчиво сообщил Майкл минуту спустя. — Впрочем, я не уверен. Надо бы повторить.
И они повторили.
— Ты был вчера просто великолепен, — сказала, отстраняясь, Джоан. — Эти правила — вообще гениальный ход.
— Садись, — сказал в ответ Майкл. — Вот так. Нет, ближе. Еще ближе…
— Отдышаться дай, — попросила Джоан через несколько минут. — Нельзя же так…
Она поправила волосы. Майкл смотрел на нее со странным выражением. Джоан почти физически ощущала, как его взгляд скользит по ее разрумянившемуся лицу, спускается ниже на плечи, перескакивает на струящийся шелк полурасстегнутой блузки. О чем он думает, понять было, как обычно, невозможно, но на какую-то долю мгновения ей показалось, что в глубине этих глаз промелькнуло сочувствие.
— Действительно, — сказал он, наконец. — Пора это прекращать. Тебе ведь еще многих обходить.
Сначала Джоан показалось, что она ослышалась.
— Обходить? — все еще улыбаясь, вопросительно повторила она.
— Посещать? — предположил в ответ Майкл. — Нас девять, а ночей всего три. Вряд ли я последний.
Джоан сама не поняла, когда именно закатила ему звонкую пощечину, — до того, как вскочила на ноги, или после. Она судорожно застегивала упрямую пуговицу, которая никак не желала попадать в петлю, и повторяла:
— Мерзавец, ну, мерзавец…
Майкл тоже поднялся. Что-то в его лице вдруг напомнило Джоан о том, что рассказывала ей Стелла: избиваемая жена, суд, «женщин надо ставить на место»… Ей вдруг почудилось, что Майкл произносит низким изменившимся голосом: «Никогда, слышишь, никогда не смей меня бить»…
Но ничего подобного Майкл не говорил. Вместо этого он потрогал начинающее выступать на щеке багровое пятно и сказал:
— Зря только время тратишь. Не нас надо окручивать, а тех, кто бумажки пишет. Эд вон уже третий день на тебя пялится.
Джоан окатила Майкла холодным презрением синих глаз и молча развернулась.
— Закончишь с полезным, приходи за приятным, — донеслось ей вслед.
Ей потребовались немалые усилия для того, чтобы не хлопнуть изо всех сил дверью.
Минуту она постояла возле ставшей теперь ненавистной двери, медленно дыша и приходя в себя. Затем пошла прочь от нее, кусая губы и так до конца и не успокоившись. Так сильно ее еще никто и никогда не оскорблял. «Нас девять, а ночей всего три»… — жег память холодный голос. Лучше бы он просто назвал ее шлюхой. Собственно, именно это он и сделал, но в еще более оскорбительной форме. И главное, она ведь сама к нему пришла! Сама! И пусть он был тысячу раз прав, а в чем-то он и был прав, никто ему не давал никакого права так с ней разговаривать. Подумаешь, нашелся тут. Да она и не собиралась с ним спать, по крайней мере, в эту ночь. А он обошелся с ней, как с дешевой проституткой. Нет, даже с ними так не обращаются! Ей хотелось вернуться и врезать ему еще раз.
Но главная обида жила даже не в этих спокойно произнесенных словах. Она была в другом. В том, когда он это сказал. Сделай он это после секса или после категорического отказа — и тогда все было бы понятно. Пощечину он заслужил бы и в этом случае, но клекочущей подступающей к горлу обиды не было бы и в помине. А так… он же просто отказался. Так пробуют старые консервы — аккуратно открывают, нюхают, пробуют на язык и, скривившись, равнодушно швыряют в помойку. И он так поступил с ней! С ней?! Может, он просто равнодушен к женщинам? А как же жена? Нет, не подходит. Это был бы хороший вариант, но в те несколько минут он был каким угодно, но только не равнодушным. Уж она-то могла это сказать. И все же он намеренно отказался от всего, что ему сулила эта ночь. Отказался, прекрасно зная, к чему это приведет. Ведь он знал, хорошо знал, что после этих слов она не останется в его номере ни секунды. И все же просто-напросто выставил ее за дверь. Нет, это вообще не человек. Это какой-то ненормальный. Ненормальный…