Мат

— В чем дело, Майк?
Майкл склонил голову и отозвался все тем же молчанием. Кевин еще раз огляделся.
— Майк?
С таким же успехом он мог обратиться к креслу. Кевин сделал шаг к Майклу. Затем остановился.
— Новое задание? — неуверенно поинтересовался он. Молчание возвестило ему, что ответа не последует и на этот раз. Кевин потряс головой.
— Так, я здесь тебе не помощник. Молчи один.
Майкла такой вариант, похоже, устраивал. Кевин пожал плечами и, недоверчиво поглядывая из стороны в сторону, проследовал к стулу. Подняв джемпер, он хотел было что-то сказать, но раздумал и, метнув на неподвижного, словно Будда, Майкла недоверчивый взгляд, пошел обратно.
— Надеюсь в какой-то момент услышать объяснения, — довольно сухо произнес он уже в дверях и занес ногу над порогом.
— Они сразу умерли?
Кевин медленно вернул ногу на пол.
— Кто?!
— Сам знаешь, — сказал Майкл таким тоном, словно этой фразе предшествовала нормальная беседа, а не загадочное молчание.
— Зачем ты спрашиваешь? — Кевин вернулся в комнату. Теперь на его лице не было даже малейших следов радушия.
— Любопытно.
— Это не самая подходящая тема для любопытства, — медленно сказал Кевин.
— Ты говорил, что с тех пор ты один?
— Один.
— Значит, все подробности рассказывать некому. Вот и расскажи.
— Зачем ты спрашиваешь?
— Я уже ответил, — терпеливо сказал Майкл. — Из любопытства.
— Из любопытства, — повторил Кевин, пристально глядя на него. — Из любопытства… Хорошо.
Он вдруг резко присел на стул, возле которого стоял.
— Тогда тебе должно быть любопытно узнать, что мальчики умерли на месте. Старшего пытались спасти, но это было бесполезно. Все было бесполезно. — Он как-то судорожно сглотнул и невидящим взглядом посмотрел в пол. — А Молли прожила еще два дня. Любопытно, да? Она не могла говорить, но все понимала. И у нее была такая трубка… — Его рука описала полукруг. — Она все понимала. И она знала, что мальчики не выжили. Ей сказали. Какой-то придурок сказал. Я хотел, чтобы она не знала, но было поздно. Ей все сказали. Очень, очень любопытно. Правда? Я сидел с ней рядом и знал, что еще день или два — и ее тоже не станет. Хотя это они мне не хотели говорить. Меня они жалели. Понимаешь, меня они жалели. А ей сказали про ребят. Но я все равно знал. Тебе это должно быть очень любопытно. Это ведь такая любопытная история. — Его голос становился все глуше и глуше. — Я сидел с ней два дня. А они только меняли капельницу. Ничего больше они делать не могли. И так эти два дня — это больше… Понимаешь, больше, чем она должна была прожить. А потом она…
Кевин медленно поднял голову.
— Она… — он осекся, глядя на Майкла. Майкл широко улыбался.
— Ты что? — лицо Кевина окаменело. — Смеешься?
— Нет, — усмехнулся Майкл. — Просто наслаждаюсь рассказом. Да ты продолжай, продолжай.
— Ты… ты, — Кевин поднял ладони и отвернулся, словно отказываясь верить в то, что видели его глаза. — Да у как тебя вообще язык поворачивается?..
— Не волнуйся, — подбодрил его Майкл, — рассказывай. Так что там с ней на третий день приключилось? Вознеслась? Или умоляла простить ее?
Кевин вскочил, словно подброшенный невидимой пружиной.
— Сволочь, — прошипел он, тяжело дыша. — Это тебе дорого обойдется!
— Сядь, — сказал Майкл незнакомым голосом.
— Ты мне еще указывать будешь!
— Сядь, — негромко сказанное слово прозвучало необычайно отчетливо и веско.
И неожиданно Кевин повиновался. Он снова опустился на стул и замер, поблескивая на Майкла глазами из-под насупленных бровей.
— Негодование побереги до завтра. Оно тебе еще понадобится.
— Что ты себе позволяешь? — хрипло спросил Кевин.
— То, на что имею право. А что, собственно, тебя так обижает? Ты на что рассчитывал — на сочувствие?
— Ну, т-ты… — Кевин с гримасой омерзения качнул головой. — Какое там сочувствие. Приличия хотя бы соблюдал.
— А я их и соблюдаю. Иначе я бы этот спектакль давно прервал.
— Что?! — Кевин подался вперед, как будто хотел снова вскочить.
— Сядь, — в третий раз повторил Майкл. — Напрыгался уже.
 
— Кто дал тебе право так со мной говорить?
— Ты сам, когда начал ломать эту комедию.
Лицо Кевина пошло пятнами.
— Да какие у тебя вообще основания…
Майкл не дал ему договорить.
— Оснований достаточно. Во-первых, в понедельник ты еще не знал, что к чему, и говорил кому-то по телефону, что ваша дочка совсем от рук отбилась. Вряд ли это был звонок на небо. Сиди-сиди… Во-вторых, если бы это была правда, ты бы мою улыбку не терпел и здесь бы ни минуты не оставался. А в-третьих, ты бы меня про основания только что не спрашивал. Двинул бы в зубы — и все дела. Или просто дверью бы хлопнул. Кстати, вот сейчас ты действительно переживаешь. А то был хороший фарс. Теперь…
— Хватит! — взорвался Кевин. Кулаки его были судорожно сжаты.
— Не горячись, — снисходительно произнес Майкл. — Актер ты неплохой, только чувства меры нет. Пора бы уже остановиться. Кулачки можешь разжать, они тебе не понадобятся. Сейчас тебе уже лучше давить на жалость. Это же твоя специальность. Надо рассказать, что тебя на это вынудило, может, еще что-нибудь придумать. Разжалобить меня, короче. Жалко, времени нет на подготовку. А совсем без подготовки ты не умеешь. Ты хорошо уже понял, что тебя раскусили, но еще не знаешь, как себя вести. Ну не рассчитывал ты на такой вариант. Нельзя же совсем все предугадать. Вот и цепляешься за праведный гнев. А не надо уже, не надо… — Майкл успокаивающе махнул рукой. — Делай лучше то, в чем хорош. Ты же в жизни кулаками не размахиваешь. А на жалость давить умеешь. Замечательно, кстати, умеешь. Вот так, правильно… Теперь, я вижу, ты меня внимательно слушаешь. Ты поудобнее устраивайся, уйдешь ты теперь, когда я тебя отпущу…
— А на жалость ты всю жизнь давишь. С начальством, с сотрудниками. С женщинами… Не надо дергаться так, это же правда. Ты это знаешь, я это знаю. А теперь ты только хочешь, чтобы об этом не узнали остальные. Представляешь себе лицо Джоан, когда она узнает, что никакой аварии не было? Да и Молли никакой не было. Или ты настоящее имя своей жены использовал? Нет, на такое даже ты вряд ли пойдешь. А Стелла… Представляешь себе ее реакцию? Она ведь твои намеки так хорошо слушала. Едва не плакала. Ладно она, там и мужчины некоторые расчувствовались. Брендон, тот вообще расстроился. А сейчас вдруг окажется, что все это ты выдумал. Причем не от безысходности, а для самой обычной выгоды. Все хорошо рассчитал, все продумал. Все, для того чтобы мы все пустили слезу, пожалели тебя хором и дали тебе нашу конфетку. Которая у нас, как известно, одна на всех. Только надо же было на этом остановиться. Ну, скажи на милость, зачем ты к Алексу полез на меня ябедничать?
— Алекс сам ко мне пришел, — угрюмо сообщил Кевин. Он уже не протестовал.
— А, сам, — равнодушно сказал Майкл.
Было видно, что его это известие совершенно не взволновало.
— Все равно ябедничать не надо было. Тебя этому в школе не учили? Не учителя, конечно, а ученики? Ты ведь еще тогда начал. Или ты Алекса испугался? Не надо бояться. Его — не надо. Ладно, спасибо за спектакль. Иди, готовься, тебе завтра следующее представление давать.
— Что ты от меня хочешь? — глядя в сторону, глухо спросил Кевин.
Майкл, казалось, ничуть не удивился вопросу.
— Пока просто не вреди. — Он неторопливо поднялся. — А там посмотрим.
И он, не ожидая ответа, вышел.
Неужели он до сих пор не вернулся? Или уже спит? Джоан еще раз постучала в дверь с тусклыми латунными цифрами. В баре он так и не появился, в бильярдной пусто… Жаль, если упустила. Шуметь не хочется, приходить еще раз — тоже не вариант. А завтра будет слишком поздно… Дверь распахнулась.
— Замечательно выглядишь, — сообщил Майкл, возникая на пороге.
«Он что, совсем не удивлен?» — подумала Джоан, глядя в непроницаемые темные глаза. — Можно подумать, он меня ждал». На мгновение ей вдруг стало не по себе.