Подземелье Иркаллы (СИ)
Душа её начала тихо петь от приближающегося триумфа, ибо бешенство это вскоре могло смениться на милость.
Мирослав метался долго, пока резко не остановился, будто натолкнувшись на невидимую стену. Он долгим невидящим взором рассматривал картину на стене, изображавшую пейзаж заснеженных гор, покрытых янтарным сиянием засыпающего солнца, и леса, облаченного в саван серебристого тумана. Непроницаемая тишь накрыла комнату. Лишь с улицы да из зала на первом этаже доносился приглушенный стенами шум возмущенных да напуганных вернцев. После Мирослав медленно повернулся к собравшимся, едва уловимая тень довольства легла ему на лицо, и Акме поежилась, предчувствуя опасность.
— Хочешь уйти, так уходи, — тихо и мрачно выговорил Мирослав. — Но с условием, что после ты вернешься и останешься здесь до тех пор, пока я не разрешу тебе покинуть нас навсегда. Твой хранитель меня не интересует, мне нужна лишь ты.
Она потрясённо застыла, не зная, что сказать. Приближенные удивленно зашумели, и целительница, к ужасу своему, увидела в глазах их одобрение.
— Я вместе с тобою отправлю своих людей, — любезно улыбался Мирослав, и ей захотелось ударить его лицо о стол. — И сам поеду вместе с вами.
Комната взорвалась неодобрением и зашумела на весь дворец.
— Повелитель!..
— Вы оставите свой народ?!
— Это безрассудно, Мирослав, — разозлено вставила Акме. — Вы можете погибнуть!
— Разве ты не защитишь всех нас в случае опасности? — усмехнулся Мирослав, развалившись на стуле, торжествуя победу.
— А что, если погибну я? — прошептала Акме. — Кто тогда защитит вас? Да кого же ты во главе Саарды оставишь?
— Гваула и оставлю, — Мирослав махнул рукой в сторону невысокого худосочного мужчины средних лет со светлыми волосами и беспокойными быстрыми глазами. Тот испуганно поежился, прежде чем решительно кивнуть. — Я не раз отлучался. Он всегда делал работу свою на совесть. Я уж больше года не выезжал. Пора бы поглядеть на те земли, где мы никогда не были. Может статься, ты, пленница, мне Кунабулу подаришь? — он захохотал, но поддержали его не многие.
— На кой нам эти дьявольские пещеры, владыка? — тихо, недовольно протянул один из саардцев, имя которому было Ягер. — Там нет ничего, кроме камней, затхлых коридоров и нечисти.
Он был молод, глаза у него были злые, с губ не сходила бессердечная ухмылка. Акме давно заметила его и все еще видела на нем кровь казненного. Прошлое его угадывалось и без лишних вопросов.
— Вот мы и проверим, — улыбался Мирослав.
— А что, если эта красотка, — Ягер внимательно посмотрел на Акме и нагло её оглядел, — вместе со своим хахалем, заведёт нас в неведомые коридоры и бросит? Или убьёт?
— Пусть помнит, что здесь остаётся Августа. Если не вернемся мы, девчонке житья не будет. Акме Рин, защитить нас — в твоих интересах.
— Свинья, — прошипела та.
— Будь благодарна за мою милость, — усмехнулся Мирослав. — Я могу и передумать… Что ж, отходим завтра днём! Выведите барышню из дворца чёрным ходом, чтобы её не растерзала толпа. А к вернцам чуть погодя со словом обращусь.
К Акме и Гаральду подошли Катайр, ещё трое саардцев и повели их из дворца через чёрный ход.
Смеркалось. Когда они вышли на улицу и, сокрытые сумраком и густым лесом, направились к дому, они ясно слышали, как бушевала напуганная толпа. Она требовала призвать к ответу Мирослава, кто-то испытывал к Акме благодарность за избавление их от демонов, кто-то желал, чтобы она ушла и более не подвергала Верну опасности. Акме же думала лишь о том, что уже завтра она отправится в Кунабулу, пусть под конвоем, но с Гаральдом, и она будет искать брата и постарается сделать для Архея хоть что-то. Но мысли ее заняли и другие, менее воодушевляющие мысли:
«Но даже если найду я Лорена и остальных, их слишком мало, чтобы противостоять зараколахонцам, которые пожелают забрать меня обратно в Верну, когда все закончится…»
Когда Акме подумала об Августе, сердце её дрогнуло, ибо она должна была оставить девочку, которая пережила пленение коцитцев, насильственную гибель родителей, а ныне всем сердцем привязалась к той, которая должна была оставить ее среди чужих людей. Единственное, что успокаивало целительницу, — девочка будет в сохранности под надёжным крылом Грады.
Акме и Гаральд вошли в дом. В передней на двух шатких табуретах сидели Града и Августа, а растрепанная Каталина беспокойно металась из одной комнаты в другую, сложив руки на груди.
При появлении целительницы и атийца Августа громко взвизгнула, кинулась к ней, упала в ее объятия и воскликнула:
— Я думала, они никогда не вернут тебя мне, Сестрица! Я так боялась!
— Ведьму не били, уже любопытно, — выдохнула Каталина, недоверчиво косясь на девушку; увидев Гаральда, она пленительно заулыбалась: — Здравствуй, красивый.
— Здравствуй, — атиец смерил женщину прохладным взглядом.
Каталина прошлась вокруг него, помахивая шёлковым платочком, рисуясь и пытаясь кокетничать. Пусть она была женщиной привлекательной, но совершенно сегодня растрёпанной и слишком развязной. Акме закатила глаза, смерив любовницу Мирослава равнодушным взглядом, тяжело села на табурет, стоявший рядом, расцеловала Августу в обе щеки и посмотрела на девочку долгим безмолвным взглядом. Она на памяти своей вырезала огромные, лучистые глаза ребенка. Слезы Августы омывали румяные щёки, и блеск их делал шрам её почти незаметным. Длинные ресницы мягкими мокрыми колючками впивались в тонкие дугообразные золотистые брови, а длинная янтарная коса сияла в тусклом свете свечей сусальным золотом. Акме гладила голову девочки, грустно улыбалась и направляла все усилия свои, чтобы не расплакаться. Ей было тяжело расставаться с ребенком.
Почувствовав неладное, Града побледнела и прошептала:
— Что Мирослав сказал тебе?
Акме попросила Августу выйти в другую комнату, подождала, пока девочка выполнит просьбу, и сказала Граде:
— Я не знаю, как отблагодарить тебя за всё, Града. Ты приняла меня и Августу в своем доме, пусть по приказу Мирослава, но я не видела от тебя ничего, кроме искренней заботы. Вместе с Цесперием ты выходила меня, не дала мне погибнуть. В тебе я обрела ангела-хранителя среди неволи. И я никогда не забуду этого. Но я опасна для Верны. Ты сама видела тех, кто пришел за мною и то, что сделали они, посему завтра днём я покидаю Верну и пойду в Кунабулу. Я прошу тебя принять Августу и оставить ее у себя, пока я буду в Кунабуле. Не вернусь я за нею только в том случае, если погибну. Но я напишу дяде и…
— Неужто забрать её от меня желаешь? — прошептала Града, и глаза женщины налились горечью. — Не пиши никому, я воспитаю её.
— Позволь помочь тебе хотя бы деньгами!
— Не болтай, — Града сердито махнула на девушку рукой. — Что есть у меня на старости лет? Старый дом да вздорная блудливая племянница. А Августе нужна ласка и забота.
— Тебе там не место, безумная, — прошипела Града. — Если погибнешь, разобьёшь её сердце.
— Ты видела мою силу, Града. Я бы отправила её с кем-нибудь в Кибельмиду вместе с письмом для дяди…
— Молчи! — раздраженно простонала женщина, гневно раскачиваясь из стороны в сторону. — Учить она её собралась. Чему учить её собралась, когда сама еще дитя избалованное?.. Геройства ей подавай. Отгеройствовалась уже так, что коцитцы переломали тебя, наградили синяками да шрамами, стерли улыбку с твоего лица!
— Если я не пойду — предам всех. Архей, родину, брата, себя…
— Да знаю я… — фыркнула Града, всхлипнув. — Августе-то сама скажешь?
— Сама, — сказала Акме. — Я так тебе обязана!..
— Ты обязана вернуться живой! Мирослава можешь обратно не привозить — самодуров у нас полна Верна. Но если брата вместо себя пришлешь, я никогда тебе не прощу.
Акме обняла Граду, расцеловала её дряблые теплые щеки и с тяжелым сердцем отправилась к Августе. Девочка сидела на кровати и гребнем медленно и задумчиво расчесывала свои янтарные волосы.
— Сестрица! — радостно выдохнула она, глаза ребенка засияли. — Ты пришла рассказать мне сказку?