Подземелье Иркаллы (СИ)

— Так и быть. Я поговорю с Мирославом. Я буду очень его просить, чтобы он отпустил тебя. Но, Акме, если тебе удастся бежать, весь гнев Мирослава обрушится на наш дом. А этого я допустить не могу.
Акме кивнула, уверенная в том, что просто так бежать она не сможет. Здесь был еще и Гаральд.
— Благодарю тебя, — выдохнула девушка, нервно всхлипывая.
Каталина высокомерно вздернула голову, щеки ее заалели, и она, строго бросив «Рано благодарить», с исключительной прямой спиною вынесла себя из комнаты.
— Там был и Цесперий… — с болью прошептала Акме, когда Града заботливо укладывала ее и укрывала одеялом. — Он — целитель, он лечит людей. Как он может потакать этим убийцам?..
— Сдается мне, что того несчастного казнили за иной проступок, — тихо сказала Града. — А тебе сказали неправду, чтобы ты испугалась и никуда не смогла бежать. Мирослав строг, но милосерден и смертью карает лишь за самые страшные деяния.
Акме не сказала, как сомневается в этом, и вскоре забылась беспокойной дремой, похожей на обморок.
Днем пришел Цесперий. Он с опаской оглядел Акме, из угла смотревшую на него, будто на своего заклятого врага.
— Я желаю говорить с тобою, Акме, — спокойно проговорил фавн. — Можем ли мы побеседовать в другой комнате?
— Убирайся, — огрызнулась та.
— У тебя нет оснований…
— Вон! — загремела девушка, оттолкнув его. — Чтобы духу ни твоего, ни мирославского здесь не было!
Цесперий, спокойно приподняв брови, заявил:
— Предложу тебе это только один раз. Пленник из Эрсавии, который искал тебя, ранен. Мирослав пожелал посмотреть, как он обращается с оружием. Мы впечатлились, но трое саардцев против одного, пусть и искусного воина, это слишком. У него есть порезы, которые нужно обработать. Некоторые раны глубокие. Мирослав запретил мне обрабатывать их. Но не запрещал тебе. Я дам тебе все, что нужно.
Акме смерила фавна недоверчивым взглядом и тихо спросила:
— Почему?
— Ты поможешь мне выбраться из Саарды и приведешь к Провидице.
— Я могу не добраться до нее сама. Я должна идти в Кунабулу. Не представляю, какие опасности будут ждать нас в Иркалле. Но почему тебе не сидится в Саарде? Ты прожил тут всю жизнь.
— Всю жизнь я служу людям, — холодно ответил Цесперий. — Пора уже вернуться к своим истокам и корням.
— Веди.
— Собери ему еды. Остальное — за мной.
Акме забыла о своих слезах. Она попросила у Грады корзинку и солгала, что уходит на целый день обходить больных. Женщина сразу же собрала ей обед: внушительный кусок пирога, несколько куриных ножек, запеченных накануне вечером, свежий хлеб, дикие яблоки. Корзинка оказалась до того тяжелой, что девушка не смогла выпрямиться, когда взяла ее и вышла на улицу.
На девушке была простая светлая хлопковая блузка, красная длинная юбка, чёрные волосы заплетены в две толстые косы, на голове — косынка. Вместе с Цесперием они вышли на залитую тусклым светом улицу, и Акме почудилось, что ей стало легче дышать. А если фавн ведет ее в западню, она придумает, как из нее выбраться.
Подойдя к избе, Цесперий остановился и сказал Акме:
— Стой здесь, не показывайся на глаза людям Мирослава.
Она затаилась и прислушалась. Цесперий подошел к караульному и сообщил:
— Тебя звал Цере.
— Катайр приказал мне оставаться здесь, — ответил тот.
— Потом сам объяснишь Цере, почему не явился по его приказу? — вкрадчиво осведомился фавн. — Пленник заперт наглухо. Он ранен, не убежит.
Спустя несколько мгновений послышались шаги торопливо удаляющегося караульного. Цесперий подождал, затем махнул Акме.
— Цере может что-то заподозрить и явиться сюда, — прошептала девушка напряженно.
— Не явится. Ему сейчас не до этого. По лесу шастают кунабульские демоны…
Акме едва обратила внимание на эту новость. Цесперий подошел к входной двери, достал из кармана робы ключ, отпер замок и отодвинул засов. Открыв дверь, он заглянул в дом, забрал у Акме корзинку и внес внутрь.
Сердце ее застучало, руки задрожали. Она безмерно боялась входить — то ли ловушка, то ли там действительно сидел Гаральд, загнанный в угол, раненный и такой нереальный…
 
— Много крови потерял? — спросил фавн в полумрак дома.
— Перевязал, — послышался голос Гаральда, такой невероятный и спокойный, и у Акме закружилась голова. Она покачнулась.
Девушка вбежала внутрь и застыла. Большая комната со столом и стулом, грязные окна, едва пропускающие свет. Гаральд в светлой изорванной и окровавленной рубахе глядел дико и враждебно, но вздрогнул, когда вошла Акме, и глаза его расширились. Мучительная, но сладостная иллюзия стояла у входа, объятая солнечным светом. В простой рубашке, красной юбке, косынке, с двумя черными косами. Она стояла прямая и дрожащая, роняя слезы на исхудавшее пылающее лицо, любимое, незабвенное, и сердце заходилось страшной болью. Он знал, что этого не было. Но иллюзия не рассеивалась.
Рассекая прежнюю свою стыдливость, неукоснительное соблюдение правил приличия, Акме подскочила к нему, едва не падая от слабости, от счастья, обрушившегося на неё. Она глядела Гаральду в глаза, беззвучно плача. В груди Гаральда что-то невообразимо сладко оборвалось, перед глазами потемнело.
Все еще боясь поверить своему счастью, разламываясь от чувств, измученный, поседевший Гаральд Алистер, сын герцога, всем известный, как талантливый шпион, виртуоз государственных интриг, непроницаемый, всегда внешне ледяной, рассудительный и собранный, сделал растерянный и нетвердый шаг вперед ослабевшими ногами и с невообразимым смятением и ужасом на лице, коснулся ее мокрой щеки.
— Акме! — выдохнул он.
Ее тепло разлилось по его пальцам, по телу его, душе, слезами, беззвучными и чистыми, брызнуло из глаз.
Он пальцами изучал ее щеки, лоб, длинный бледный порез, губы. Будучи не в силах совладать с собою, он взял лицо ее в ладони, бережно, будто хрустальное, и начал покрывать его беспорядочными поцелуями, целовал глаза, щеки, губы долгим поцелуем.
Они вдыхали друг в друга жизнь неведомой силы, разжигая по жилам яркий огонь, заставляя биться истосковавшееся сердце.
— Акме! Акме! — шептал он, задыхаясь, сияя, глядя на нее туманными зелеными глазами, гладя волосы ее, целуя их. — Я знал, что они не убили тебя в Куре, но уже начал отчаиваться. Когда он приказал меня казнить, я понял, что ты здесь.
Гаральд прижал её к своей груди, тяжело дыша.
— Как ты только меня нашёл? — с тоской и болью вопросила Акме.
— Я был в Куре. Я потратил много часов, пока не нашёл твой след, который вёл севернее той земли. Затем твой след оборвался. Но там, где он обрывался, появился след саардцев.
— Кто ты такой, что так хорошо читаешь по следам? — с подозрением протянул Цесперий.
Но никто ему не ответил. Акме слегка отстранилась и начала внимательно, хмуро его разглядывать, словно не узнавала. На мокрых щеках его — щетина, но глаза всё также ярко сияют. Рукава изорваны и окровавлены. Ей казалось, что она, наконец, оказалась в безопасности. Что она больше не была одна.
— Я вас оставлю, — спокойно сказал Цесперий. — Все, что нужно, на столе, — он указал на небольшую кожаную сумку. — Если кто-то придет, тебе лучше спрятаться. Мирослав карает жестоко, когда его воле идут наперекор. Поняла? Вернусь через два часа.
Акме кивнула. Фавн ушел, заперев дверь снаружи.
— Где Лорен? — спросила она, поворачиваясь к Гаральду.
— После Кура мы поехали в Мернхольд. Я оставил всех там, а сам уехал. Был сильно ранен Элай, но уверен, что твой брат поставил его на ноги. Как ты оказалась в Саарде?
Акме вскинула на Гаральда огромные мрачные глаза, но промолчала. Что-то тяжелое и болезненное начало подниматься в ее душе, как только воспоминания о плене в Куре коснулись сознания. Словно сильнее заболели поврежденные ребра. Как будто трупный запах ударил в нос. Изуродованные, выжженные, измученные пленные толпой трупов встали перед нею, молчаливой и осуждающей.