Подземелье Иркаллы (СИ)

Перед нею вновь вставали недавние картины, от которых она всячески старалась скрыться. Она боялась вспоминать их, порою, боялась засыпать, ибо жертвы и их губители могли явиться ей во снах.
— Я отдам приказ вычистить горы Кура и Коцита, — заявил Сакрум. — Слишком много крови невинных было там пролито.
— Вы так великодушны, правитель, — процедила Акме. — Скорей бы все они попали в ад.
«Да и вы все вместе с ними, — от души пожелала девушка. — Убийцы!»
Вскоре Августа начала клевать носом, и девушка извинилась и сообщила, что отведёт Августу домой. И приплела, что без неё девочка не может заснуть. Сатаро с готовностью поднял девочку на руки.
Из-за стола одновременно вышли Мирослав и Сакрум.
— Жаль, что вы не можете долее остаться, — сказал Сакрум, глядя на Акме уже более просветлённым взглядом.
— Ей рано вставать, — заметил Цесперий. — Она пойдёт к больным вместе со мною.
Акме сделала реверанс, принятый при эрсавийском дворе, пожелала всем покойной ночи и направилась следом за Сатаро, который нёс дремавшую Августу. Удаляясь, она услышала их разговор.
— А я, пожалуй, останусь ещё, — заявил шамширец. — Слышал, вы поймали любопытного пленника.
— Стыдно сказать, но мы его даже не поймали, — хмыкнул Мирослав. — Он сам явился сюда.
— Он безумен?
— Нет. Силён, молод.
— Карнеоласец?
— Не похож. Отличительных знаков нет. Кинжал сильванский, меч нодримский. Ножи понапиханы везде.
Акме замедлила шаг и отошла подальше во тьму, прислушиваясь. Странное волнение стиснуло её нутро. Сердце затряслось и застучало набатом. Кровь грохотом отзывалась в ушах.
— Сейчас приведут. Развлечёмся.
Акме, сокрытая во тьме ночи, хотела подкрасться ближе, но с другой стороны послышался приглушённый стук шагов. На свет факелов вышла дюжина вооружённых саардцев. Под конвоем они вели высокого мужчину в белой, испачканной грязью и кровью рубашке, со связанными за спиной руками. Пленник шёл спокойно и быстро, и кровь в висках застучала громче, болезненнее, оглушительнее. Акме помнила эту походку. Когда свет факелов упал на избитое и окровавленное лицо мужчины, захотелось кричать во всё горло от отчаяния.
К Сакруму и Мирославу, двум самым лютым правителям Зараколахона, конвоиры вели Гаральда Алистера.
  
Глава 7. Король, кронпринц и принцесса
 
B Кунабуле совсем не оказалось лесов. Всю ее бескрайнюю пустошь ковром устлали молчаливые камни, хранившие самые древние и самые страшные тайны этой зловещей земли. Небо зловеще затянуло хмарью.
Изредка каменистые покровы сотрясали едва заметные толчки, волнами расходившиеся из неведомых далей, но путники быстро привыкли к дрожащей земле и более не хватались за оружие при каждой их вибрации.
Аштери терпеливо, без волнений, помогла им переправиться через свои своенравные воды этим утром. Хитрая, как всякая акидийка, она затаила опасности свои в глубине владений, но, несколько раз провалившись в неведомые ямы, всем путникам удалось переправиться без серьезных увечий.
Обсохнув, отряд отправился штурмовать безбрежные дали вражеской земли. Чтобы не привлечь внимания к себе, они взяли к югу и, достигнув высот гор Эрешкигаль, продолжили путешествие под их спасительной сенью.
Из-за демона, разбередившего их сон, спали они мало, но решили наверстать упущенное в последнюю ночь перед тем, как вылезти из тени и вновь открыть себя всем ветрам.
— Что за безжизненная земля?.. — тихо изумился Элай Андриган, вокруг бросая свой ясный взор.
Полнхольдский виконт быстро выздоравливал, и Хельс шутил, что воздух «старой стервы Эрешкигаль» идёт ему на пользу.
Сильнее всех волновался Лорен Рин. Он один спал плохо. Казалось, пустошь Кунабулы одного его отравляла своими ядовитыми парами, одному ему терзала душу. В ветре слышался ему зловещий шепот; низкий, незнакомый голос наполнил его голову. Лорен был хмур, не шутил, как остальные, из глубин души его губительным пожаром поднялось раздражение на обстоятельства, на самого себя, на Кунабулу, на гибель сестры, которая стала его вечным проклятием. Он старался ни с кем не заговаривать, не смотреть на Плио Акра и Гаральда Алистера, оттого голос становился все громче, все отчетливее слышалась злоба в этом шепоте, сбивчиво выплевывающем неразборчивые слова. Ему казалось, серые небеса давят на него, из черных глубин Эрешкигалевских гор грозил ему дух, оставшийся от древней богини. Едва прижимал руку он к любому камню, рука его чувствовала тепло кунабульских владений. Всем существом своим ощущал он всю нечестивость, обреченность и проклятие этой земли.
 
Заметив мрачность Лорена, Авдий Веррес подъехал к нему и тихо спросил:
— Что скажете вы на все это, господин Рин?
— Быть может, она чувствует приближение армий Беллонского Союза, — предположил Лорен, поморщившись, ибо обоняние его всюду сопровождал слабый дух гнили и тлена, которого не слышали остальные.
— Мы близки к финалу.
— Нет, мы наконец-то добрались до начала.
И, еще более почернев лицом, целитель нахлобучил на голову капюшон и пришпорил коня.
Ветра мертво бушевали по камням, будто пытаясь сдвинуть их своим неистовством. В воздухе роем диких пчел носились неведомые голоса, из-под земли поднимающиеся, и вселяли в сердца путников смятение и ужас. Но лишь Лорен слышал их, остальные же чувствовали только, что настроение их портится.
Солнечные лучи не могли пробиться через густую завесу тумана. Настроение отряда портилось. Сомнения в успехе закрадывались в душу и ядом подбирались к сердцу. Мернхольдский свет покидал их, отступая под напором кунабульской тьмы. Но вперед они смотрели, выпрямившись и решительно хмурясь. Они знали, что иного пути нет, и принимали свою судьбу.
Ибо Лорен брал на себя весь вражеский натиск. Сила его притягивала хмарь, душа его впитывала ядовитые пары, невидимым могущественным ореолом обнимая путешественников, на себе сосредотачивала всю кунабульскую ненависть. И целитель стал неразговорчив, мрачен до крайности, вместе со стремлением покончить с надвигающейся катастрофой, в сильном сердце своем нес тяжелейшую тоску.
Отряд быстро прочувствовал всю глубину перемен Лорена, по обыкновению своему, неунывающего, и сам погрузился в мрачный туман.
— Быть может, по сестре тоскует? — предположил Хельс во время привала, с опаской поглядывая на целителя, одиноко обстроившегося у одного из валунов и копошившегося в своих вещах.
— Здесь что-то иное, — возразил Арнил, не оборачиваясь на целителя. — В Мернхольде он был другой. На него что-то давит и, сдается мне, он никогда не признается в этом.
— Ему нужна помощь, — заключил Элай, искоса глянув на принцессу Нодрима, сидевшую неподалеку, с прямой спиной, отвернувшись, но все прекрасно слышавшую.
— Он повеселеет лишь тогда, когда покинет эту злачную дыру, — заметил Буливид, проверяя свою ужасающую палицу. — Ничто более не поможет ему. Даже Плио. Да и от гибели Акме он никогда сполна не отойдет.
Осмотрев своего коня, проверив подпругу и потник, замазав царапины животного густой темной мазью, чтобы они не воспалились, Лорен прогулочным шагом отправился осматривать окрестности.
Остановился отряд у самого подножия гор Эрешкигаль, в самой северной их части, спрятавшись на каменистом выступе за множеством бугристых валунов под надежным навесом. Это подобие пещеры укрывало их со всех сторон. И они осмелились даже разжечь костер.
Ночь глухой мглою подкрадывалась к ним, стальным кольцом стискивая путников в своих объятиях. Где-то на западе алели тучи, возвещая об умирающем закате и наступлении ночи. Рубиновые всполохи слабо просачивались сквозь кунабульский туман и, завязнув, в нем умирали, не проливая на отравленную землю ни капли своего целительного эликсира.
Медленно прогуливаясь, Лорен окидывал пустошь хмурым взглядом. Она медленно и мучительно тонула в наступающей тьме.
Он пытался прислушаться к голосам, что доносил до него ветер, но терпел неудачи при каждом усилии, ибо то ветер стремительно уносился в другую сторону, то догнавший его принц Арнил пытался отвлечь пустыми разговорами.