Подземелье Иркаллы (СИ)

— Пожалуйста, не начинай.
— Не возражай мне. Хочу забыть обо всем и начать новую жизнь. А тебе удобнее принять предложение нодримцев, о котором упомянул Арнил. Не сомневаюсь, что добрый и простой Густаво задумал превознести тебя до графа и советника из-за своей обожаемой сестры Плио. Едва ли государь Весхельм разрешит своей дочери выйти за барона. К тому же, эрсавийского.
— Густаво разрешит, — пожал плечами Лорен.
— А Весхельм лишит её земель.
— У меня есть деньги и земли. Едва ли отвечающие потребностям королевской дочери, но…
— Так ты сделал ей предложение! — воскликнула Акме, подавшись к брату.
— Сделал, — ответил тот, покраснев. — Я не желаю, чтобы Плио порвала со своими родными из-за меня.
— Ты не просто барон, братец. Ты — живая легенда Архея.
— А ты не легенда? Но ты все же полагаешь, что положение твоё не достойно сердца герцога. Он взял бы тебя в жены, будь ты дочерью зараколахонского разбойника. Если бы ты не начала отталкивать его.
— Я не желаю говорить об этом, — резко ответила Акме. — Гаральд уехал, с ним всё. Более я не скажу ни слова. Мы возвращаемся домой. Будто ничего и не было. У нас есть новая забота — дядя. Мы возвращаемся к тому, откуда начали.
— Позволь с тобой не согласиться, — улыбнулся Лорен с лукавинкой. — Наша жизнь уже никогда не будет прежней. И впереди нас ждёт ещё столько неизведанного, что все произошедшее покажется сном, дурным и не очень…
* * *
Дни в Кибельмиде потекли размеренно и спокойно. Превращаясь в недели, они все дальше уносили недавние приключения и своей тишиной будто говорили, что более ничего не произойдёт.
Увидев живых и здоровых племянников в дорогих одеждах и с роскошной каретой, Бейнардий Фронкс так обрадовался, что быстро поправился.
— До Кибельмиды начали доходить слухи, что один из Рианоров погиб. Мне стало худо, — сказал Бейн. — Правда, до нас доходило множество всяких слухов о ваших геройствах, — он ярко улыбнулся. — И мне угодно послушать, что из них правда, а что ложь.
Нарадовавшись счастливой встрече, обосновав маленькую Августу, шрам которой побледнел, наслушавшись рассказов, большая часть из которых дошла до Бейна в искажённом виде, старший целитель вдруг начал замечать, что Акме будто разучилась радоваться жизни. Задумчивость и тяжёлая печаль заняли место беззаботных улыбок. Она все чаще обращалась к своим мыслям, была невнимательна к окружающим, молчалива, угрюма.
— Что с ней сделали? — глухо спросил Бейн у Лорена однажды.
— Изломали, дядя, — последовал ответ. — Можно надеяться, что она станет сильнее. Но лишь один человек может вернуть ей беззаботную радость жизни.
— Кто же?
— Человек, которого она оттолкнула, вообразив, что этим спасёт его. А он в ответ отвернулся от неё.
— Если он отвернулся от неё, обидевшись на её вздорность, она должна перестать горевать о нем! Этот человек не сможет сделать её счастливой.
— Ей понадобится слишком много времени, чтобы понять это и принять. Поэтёму не дави на неё новыми кандидатами ей в мужья, дядя. И прошу, не вздумай обсуждать с нею то, о чем я рассказал тебе.
— Нет-нет, ее здоровье волнует меня куда больше… Ну а как быть с тобой, Лорен? Ты обошёл весь Архей! Неужто не нашёл невесту?
Лорен закатил глаза и оставил вопросы дяди без ответов.
Акме, как бы она не бодрилась при окружающих, не могла отыскать ни покоя, ни радости. Тенью слоняясь по дому, в своей спальне забиваясь в тёмный угол, в котором сгустился весь сумрак ее мыслей, девушка позволила мыслям о Гаральде до краёв заполнить все существо. Она была бесконечно рада тому, что вернулась домой, успев полностью лишиться всяческих надежд на возвращение. И, впервые войдя в дом после столь длительного отсутствия, ощутив родной и забытый аромат, она поднялась в свою спальню, осознала, что вернулась к тому же, откуда начинала, и с безудержным плачем рухнула на постель.
И она погрузилась в опасную тоску так глубоко, что по ночам её начали одолевать кошмары, во время которых она истошно визжала и будила весь дом.
 
Ей снились просторы Кунабулы, серые и мёртвые, черные коридоры Иркаллы, леса Коцита. Ветра вновь нашёптывали ей угрозы, а глаза вспыхивали ярко-голубым, но на этот раз наяву. Почти каждую ночь Лорен вскакивал со своей кровати, разбуженный ужасающими криками сестры, и нёсся в её комнату, чтобы успокоить её мучения своим благословенным огнём.
— Как тогда, до Орна, — выдохнул Бейн, в очередной раз стоя у кровати племянницы в ночном халате, с ужасом наблюдая за диковинным волшебством племянника.
— Нет, дядя, — ответил Лорен, не глядя на него. — То было лишь начало. Она угасает. И становится тенью.
— Лорен, — слабо простонала Акме в забытьи, раскрыв свои ярко-голубые глаза. — Это Кунабула. Она вновь зовёт меня. Я полагала, все кончилось.
— Увы, Акме, это не кончится никогда, пока мы живы. Наш долг перед самими собою, — держаться и наслаждаться жизнью, пока мы можем.
— Кунабула заставила мою жизнь треснуть, а я сама доломала свою жизнь, прогнав его…
— Полагаю, ты лишь сорвала с него маску и увидела его истинное лицо.
— Я хочу уехать в Хадират.
— Поговорим об этом утром, — сказал Лорен, и Акме погрузилась в тяжёлую дрёму.
Утром Акме не переменила своего решения, и Бейнардий Фронкс, крайне встревоженный её состоянием, решил позволить ей уехать на побережье, где она могла бы забыть о своих кошмарах, которые терзали её уже третью неделю. И становились все мучительнее.
Старший целитель глубоко задумался. Он и представить не мог, что этот дар, которым она владела, был не только благословением Архея, но и гранью её смерти. А она, казалось, вовсе не цеплялась за жизнь.
Но на следующий день за завтраком Акме возвестила о том, что могло бы приободрить её. А после, как узнал Бейнардий Фронкс, еще больше это могло приободрить Лорена. Акме пришло письмо о том, что к ним в гости едет принцесса Нодрима, её подруга.
— Принцесса Нодрима твоя подруга?! — охнул Бейнардий Фронкс, подавившись молоком.
— Говоря по совести, — тихо произнесла Акме, блеснув глазами в сторону покрасневшего Лорена, пытавшегося скрыть радостную улыбку, — принцесса Нодрима не просто моя подруга. Она — невеста Лорена.
Изумлениям, радости, страхам, опасениям дяди Бейна не было предела. Все три дня, пока они ожидали чести принимать у себя столь важную особу, он ходил за Лореном по пятам и забрасывал его вопросами: «Правда ли это?» «Как он умудрился отхватить себе в невесты принцессу?» «Как он намеревается получить разрешение короля Нодрима?» Лорен лишь раздражённо отмалчивался, а Акме поводила плечами. Она здесь, мол, вовсе не причём и ничего не знает.
— Ох, будет ли наш стол достаточно хорош для принцессы Нодрима?! — восклицал Бейнардий Фронкс, вместе с Акме ожидая на крыльце Лорена, который поехал навстречу столь чудесной гостье.
— Полагаю, Кунабула отучила её от излишеств, — с бледной улыбкою отвечала Акме. — Насколько я знаю, она не требовательна вовсе.
— Пора приводить усадьбу в Броке в порядок. Лорен еще не распорядился? Чего он ждёт?
— Благосклонности Его Величества.
Бейнардий Фронкс зарделся от удовольствия.
Плио приехала в их дом, и в него будто заглянуло солнце, утреннее, тёплое, немного разогнавшее хмарь отчаяния Акме. Принцесса щебетала, была игрива, как котёнок, очаровала всех немногочисленных слуг и более всего хозяина дома. Бейнардий Фронкс, казалось бы, чёрствый холостяк и строгий воспитатель, не мог отвести от принцессы глаз. Он хохотал во весь голос, с удовольствием слушал, как она читает, даже напевал, когда думал, что никто его не слышит, и бесконечно гордился Лореном, не забывая говорить ему об этом несколько раз в день.
Акме приняла Плио очень тепло, заботилась обо всех её нуждах, но когда увидела, что принцесса норовит остаться с Лореном наедине, оставила гостью в покое и вновь погрузилась в свою тень, то часами просиживая у маленького окна в своей спальне, то прогуливаясь в лесу Кибельмиды вдоль дороги, тихими подавленными слезами орошая дубы, орешники, осины да клены, из диких цветов сплетая венок на могилу своих радостей и надежд, вспоминая то, что было и безвозвратно ушло, тщась не думать о том, что будет.