Лион Измайлов

Настал последний день круиза. Все прощались, фотографировались. Остался последний переход до Мальты, а оттуда самолетом в Москву. Лидушка с камерой снимала удаляющуюся Ниццу, а я издали наблюдал за ней.
Наступил прощальный вечер с тостами, выпивкой, музыкой. А потом я буквально минут на двадцать отошел в музсалон. Выпили там с Ритой, Надей и Володькой по бокалу шампанского.
Вернулся я в ресторан, а жены нет. Посмотрел, где Лидушка, а Лидушки тоже не было.
Ко мне подошел Игорек и жалобно сказал:
— Дядя Вася, где моя мама? Я ее найти нигде не могу.
Я пошел с Игорьком искать его маму. В каюте ее не было. Мы прошлись по теплоходу и нигде ее, конечно, не нашли.
Тогда я с Игорьком обратился к администратору: — Объявите, что Лидию Сергеевну ждет ее сын. — Да она, наверное, в каюте, — сказала дежурная, — я ее видела.
— Почему вы ее видели? — насторожился я.
— Так я живу там недалеко, — почему-то заволновалась дежурная.
Я заподозрил неладное, пошел купил коробку конфет, подарил дежурной и сказал:
— Я вас очень прошу, скажите, где сейчас эта женщина. Я чувствую, что она с кем-то из команды, но не знаю где.
— Я сейчас, — сказала дежурная и ушла с коробкой конфет.
Через пять минут она вернулась и сказала:
— Ну я же вам говорила, что она в своей каюте.
Я понял, она Лидушку предупредила.
Мы с Игорьком кинулись в каюту. Лидушка была там.
— Ну что ты теперь скажешь? — спросил я.
— Ничего.
— Ребенок тебя ищет по всему теплоходу.
— Я снимала с верхней палубы Ниццу, которую больше никогда в жизни не увижу.
Я понимал, что она лжет. Но ничего сделать не мог. А она продолжала:
— Ты затравил свою жену. Она глаз поднять не смеет. Со мной то же самое хочешь сделать?
— Скажи, что я сделал плохого, чтобы ко мне так относиться? Я хотел, чтобы ты отдохнула, посмотрела мир. В чем я провинился?
У меня даже голос задрожал.
— Уйди отсюда, — сказала Лида сыну.
— Ну мама… — захныкал Игорек.
— Погуляй, сынок, я тебя очень прошу.
Игорь ушел. Лидушка подошла ко мне и обняла за шею. Я автоматически стал снимать с нее платье. Мы упали на постель, и забылись все ссоры и обиды.
— Верь мне, — сказала Лидушка.
А когда мы уже встали с постели, я сказал ей:
— А ты не обманывай меня.
Она сказала:
— Не буду.
А потом мы сидели в аэропорту Мальты. Сидели долго, и Рубен хотел купить самолет и поскорее улететь на нем куда-нибудь подальше.
Мы с Ниной сидели неподалеку от Лидушки. Я не выдержал, пошел и купил ей точно такие духи, которые пытался разбить. Подарил ей незаметно, а потом отвел ее сынишку в магазин и накупил карамели.
В аэропорту Шереметьево Лидушку снова встречал друг. Мы с ней издали помахали друг другу.
А через некоторое время мы встретились, ехали к Лидушке домой, и я стал проводить расследование:
— Знаешь, я не хотел тебе тогда на теплоходе говорить, но администратор выдала тебя. Я знаю, что у тебя был этот… из команды. Давай уж рассказывай, дело прошлое.
Она помолчала, не решаясь, а потом сказала:
— Да, не буду врать, была у меня там тайная симпатия. Второй помощник.
— И тогда, когда мы с Игорьком искали тебя, ты была у него?
— Да, я с ним прощалась.
Она помолчала, а потом продолжила:
— Мне тоскливо было. Я одна, а ты с женой.
— Но я же тебе честно сказал, что буду с женой. Ты могла не ехать.
— Я тебя ни в чем не обвиняю. Я не знала, что это будет так непросто. Один вечер одна, другой одна. А на третий вечер я даже расплакалась А он такой вежливый, сдержанный, спокойный и обходительный.
— В отличие от меня. В общем, он такой хороший, а я такой плохой.
— Я этого не говорила.
— Значит, когда мы с Игорьком тебя искали, ты там у него в каюте…
— Тогда ничего не было. Мы просто попрощались.
— А почему же ты потом со мной была?
— А как я могла отказать, ведь это ты!
— Непостижимо, — сказал я. — Никогда не пойму женщин. Ты что же, и дальше с ним будешь встречаться?
— Ну что ты! У него семья в Одессе. Я даже телефона его не знаю.
— Он твой знает.
 
— Нет, я не давала свой номер.
— Как же так, — недоумевал я, — сошлись, переспали и разошлись?
— Нет, все было не так плохо.
— Хоть подарок-то он тебе подарил на память? Ну, я не знаю, хоть цепочку какую-нибудь, брошку, черт его знает что.
— Нет. Ничего. А мне ничего и не надо было.
— Фантастика. Слушай, ты просто жертва корабельного донжуана.
— Нет, он совсем не такой, он не бабник. Сдержанный такой, спокойный.
— Это я уже слышал. Ты меня просто поражаешь: ни будущего, ни надежды на что-то более серьезное. И все же ты пошла на это.
— Дура я, что рассказала.
— Рассказала, так объясни.
Мы уже лежали в постели, когда продолжали разговор.
— Что тут объяснять. Ты все время злился на меня. Все время упрекал. А с ним спокойно и хорошо.
Я обнял ее и сказал:
— Как же я соскучился по тебе. Я так мучился там, на этом дурацком теплоходе. Как он, кстати, назывался?
— «Одесса-сонг».
— Ты моя Сонг. — Я закрыл ей рот поцелуем. Потом мы пили чай. Пришел домой Игорек и сказал:
— Дядя Вася, вы и теперь мне будете деньги давать?
— С чего бы это?
— А я ваш телефон знаю. Хотите, от вас жене привет передам? Она мне понравилась. Классная тетка. Как она вас терпит?
Я вынул десять долларов и дал мальчику. Потом положил на стол сто долларов.
— Не надо, — сказала Лидушка, — забери.
— Я пойду, — сказал я.
— Я так понимаю, мы увидимся не скоро.
— Обязательно увидимся, — сказал я.
— Понятно, — сказала Лида, — желаю тебе удачи. — Помолчала и добавила: — Не можешь прощать. Не умеешь.
— Умею, — сказал я. — Но не сразу. Все-таки противно, что даже телефона нет.
Я приехал домой. На столе лежала записная книжка жены. И я увидел в ней запись: «Одесса-сонг» и телефон в Одессе.
Я схватил книжку, еще раз прочел и остолбенел.
  
Опасное сходство
 
 
Так уж получилось, что к 30 годам Володя Синичкин стал очень похож на популярного артиста кино Леонида Куравлева. То есть похож он был и раньше, но к 30 годам стал очень похож. И с этим были связаны все несчастья Володи Синичкина.
Раньше, когда Володя только стал походить на популярного актера, это ему нравилось, и артист Леонид Куравлев Володе нравился. Володя даже специально ходил на фильмы с участием Куравлева и гордился, что человек, похожий на него, Володю, так хорошо делает свое дело, Володе вообще нравились люди, которые хорошо делают свое дело. Возможно, потому, что Володя сам делал свое дело хорошо или даже отлично.
Так вот, нравился ему Куравлев вначале. Случалось даже, что после сеанса люди подходили к Володе, просили у него автограф, как у Куравлева, и Володя подробно объяснял, что он не киноартист, а если люди не верили и продолжали настаивать, он вынимал паспорт и показывал фамилию — Синичкин. Конечно, можно было не объяснять долго, а просто расписаться, и все, но Володя этого делать не хотел, так как был от природы человеком скромным. Так у него получилось, может, это у него было наследственное, может, приобретенное в процессе воспитания, а может, вообще какое-нибудь космическое, но вот был он скромным и потому долго объяснял, что он не Куравлев.
Большинство людей, увидев в паспорте фамилию Синичкин, верили и отходили навсегда, но часть любителей автографов настаивала на том, что Синичкин и есть Куравлев, только специально, чтобы не приставали, взял себе псевдоним Синичкин, который и прописал в паспорте. И в связи с этим объяснением любители требовали, чтобы Куравлев, то есть Синичкин, все равно непременно поставил свой автограф на открытке.
Синичкину, честно говоря, хотелось в эти моменты поставить автографы на физиономиях этих людей, но так уж получилось, что он, Синичкин, был не только скромный, но и добрый. И бить человека по лицу не мог с детства. То есть сил-то у него хватало, но совесть не позволяла ему этого делать. Но позволяла ставить свою фамилию на клочках бумаги, открытках с цветочками и фотографиях. Он ведь ставил свою подпись, потому что совесть его ни в чем не упрекала.