Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ)

— Я понимаю, — равнодушно выдохнул младший. — Это наша земля… хотят жить — пусть подчиняются.
**
Лес
Полузверь оказался не таким уж и страшным. В его то ли землянке, то ли берлоге под корнями огромной сосны лежали несколько шкур, недавно снятых — видно, чудище было хорошим охотником. Чудище, глядя на Огонька, протянуло мальчишке ломоть мяса. Сырого, чуть подвяленного на солнце. Подросток затряс головой, ощутив тошноту. Чего только ни ел в лесу, от жуков до личинок, но невесть что за мясо взять не мог. А в животе заурчало — день неудачным выдался.
Существо посмотрело на мальчишку чисто по-человечески осуждающе. Вышло из землянки, и скоро вернулось с большой черной тыквой. Разбив его толстую кору об землю, сделал знак мальчишке — бери. Тот прямо с земли подобрал, медленно принялся есть горьковатую, вяжущую, но по-своему приятную мякоть.
Незаметно ночь наступила. Чудище покинуло землянку, но бродило неподалеку; Огонек остался, наломав для постели веток — предпочел бы уйти, но опасался, да и любопытно было, чего хочет это создание. Пока чудище о нем лишь заботилось. Слушая дальний звериный вой, Огонек чувствовал собственное одиночество куда острее, чем до странной этой встречи. Тогда он просто шел, не особо стараясь выжить, но шел — куда его тянуло. А сейчас ощутил, что бессмысленна цель. Зачем, куда? Крохи заботы оказалось достаточно, чтобы стало очень больно внутри. И чтобы упасть в собственных глазах ниже некуда. Снова его подобрали, как… камешек по дороге. На сей раз полузверь подобрал. И ушел — потому что ему не интересно, что же такое он встретил в лесу? Или решил не пугать? Но тогда он разумен. Мальчишка оглядел землянку, вспомнил слово “рууна”. Кайе говорил про них, свысока так. Еще бы ему не говорить свысока.
Огонек ворочался на постели из веток, размазывая по лицу слезы. Острый запах, исходящий от сваленных невдалеке шкур, не давал ни сосредоточиться, ни заснуть. Сосущая пустота завладела всем телом, и мальчишка не понимал, почему. Это не было похоже на приближение уже знакомых кошмаров. Перед глазами чиркали вспышки, словно падающие звезды. Он будто что-то терял, ускользающее сквозь пальцы навсегда. Вот-вот и он вспомнил бы, но не получалось, верно, нечто совсем страшное таилось в прошлом. Теплой была ночь, но он замерзал, хоть бери одну из шкур и ей накрывайся. Мне страшно, беззвучно шептал он, ныряя в совсем недолгую память, но не в силах ее удержать. Помоги мне! Кайе всегда прогонял страхи… те не смели появиться вблизи него. Помоги мне, шептал Огонек. Мне холодно…
Спи, издалека донеслось. Верно, почудилось. На самой границе сна и бодрствования пробормотал:
— Спасибо…
Уснул, успокоенный.
**
Астала
Сладким выдалось утро. Кажется, в чашечках цветов не роса дрожала, а прозрачный мед. Ну, или пьянящий напиток айка. Шиталь долго расчесывала волосы, с удовольствием — короткие, едва до плеч, но густые. Надела золотое ожерелье на шею — соединенные клювами цапли; надела белую полотняную юбку и расшитую черной нитью челле. Не для кого-то нарядилась, для себя. Сильнейшая из Анамара знала, что ей к лицу.
Так, нарядная, вышла прогуляться вдоль канала и сама не заметила, что вода увела ее дальше, чем стоило бы, к границе чужих владений.
— Шиталь! — радостный возглас прозвенел, и грис остановилась прямо перед женщиной, взвилась на дыбы, чуть не поранив ее острыми копытами.
Кайе в седле смеялся, околи совсем распахнута, на груди дрожит солнечный зайчик.
— Как давно я тебя не видел! С того Совета… Издалека только.
— Да, около года прошло. Наши кварталы далеко друг от друга, случайно не встретишься. Ты стал красивым, аши, — вполголоса произнесла Шиталь. — И… другим.
Другим. Та же беспечность, порывистость — и вместе с ней плавность. Но теперь перед ней не ребенок, а хищник. Еще очень молодой… знающий вкус крови. И взгляд его… сияющий от радости, да — но взрослый. Словно рукой по телу проводит. Совсем иначе смотрел еще год назад, на Совете…
 
— Почему ты не бываешь в нашем доме?
— Ты сам знаешь. И Къятта не больно-то желает видеть меня.
— Не желает? Он должен быть тебе благодарен… за ту бусину, — сказал Кайе уже без улыбки, не сводя с нее глаз.
Шиталь сжала губы, отвернулась.
— Возможно.
6 весен назад
Шиталь нравились беседы с Ахаттой Тайау. Она с удовольствием входила гостьей в его дом, и порой принимала у себя, хотя глава Совета не слишком любил посещать чужие дома. Да, с ним приятно было беседовать — он не обрывал и самую безумную чью-то речь без нужды, мягко обращался даже с уборщиком мусора. Смерть сына — считай, единственного, первый умер в детстве — с виду никак не отразилась на нем, и годы не коснулись этого высокого мужчины.
Шиталь понимала: хоть она и сильна, ей никогда не возглавить Совет, ее Род давно уже был слабым. И все же — она вторая после Ахатты, хоть по сути и превосходит его. Даже его внук уступает женщине.
Ей было чем гордиться — своими способностями вытянула Род Анамара из числа тех, на которые махнули рукой. И не только Силой, но умением сказать нужное слово, стать между спорщиками так, чтобы оба доверились ей…
Приятные мысли сменились не слишком приятными, и Шиталь нахмурилась. Внук… у Ахатты их два. Кем вырастет Кайе Тайау? Ахатта отнюдь не глуп, он не слишком-то балует мальчика. Это означало бы потерять мощное оружие… возможно, позволить мальчику погибнуть. И ведь не свяжешь Кайе ничем. Даже уканэ… в Астале есть пара способных на такое, но Ахатта не позволит. И правильно — никто не может сказать, что произойдет, если попытка окажется неудачной. При том вряд ли дед любит его… впрочем, почему бы и нет? Забавный малыш.
Когда он вырастет, Шиталь будет еще довольно молода… но точно потеряет право быть первой.
Подняла к лицу бронзовое звонкое зеркало, всмотрелась в отражение. Къятта с недавних пор посматривает в ее сторону — Шиталь старше на несколько весен, но выглядит совсем девушкой. Почему бы и нет? Со многими другими не задумалась бы, использовав связь во благо себе и своему Роду, но Къятта внушал некоторые опасения. К тому же использовать внука Ахатты…
Она покачала головой. Лучше и не пытаться. Вздохнула, потерла виски. Къятта — резкие черты, взгляд высокомерный, презрительный изгиб рта… Имя его — хищная птица падает на добычу, очень подходит ему. Та, что с ним свяжет жизнь, не будет счастлива.
Но просто так — почему нет? Эта связь ни к чему не обязывает.
А ребенка не будет точно — он не нужен обоим. Не то что некоторым, которые хотели бы так привязать к себе молодую женщину, Шиталь Анамара.
Да, ребенок, подумала Шиталь. Другой. Маленькая черная зверушка Тайау… Он тянется к старшей — стоит потрепать его по волосам, расцветает. Вот кого точно стоит приручить, тем более что занятие это приятное.
Никого бы не подпустили к нему из другого Рода, но только двое меняющих облик в Астале, и только Шиталь может научить его сохранять человека в звере. А ее саму учил древний старик, который то и дело уходил мыслями в прошлое, и ей многое пришлось познавать самой…
Роса еще лежала повсюду, но дымчатое небо, серо-сиреневое, уже казалось жарким. Шиталь шла по дорожке к ступеням террасы, улыбаясь собственным мыслям. Крошечные разноцветные камешки похрустывали, и птичьи голоса сливались со стрекотанием огромных цикад, и вода не то шуршала, не то журчала, падая на красный гранит фонтана.
Мальчик ждал ее, устроившись на каменной петле — женщина чуть не прошла мимо, задумавшись.
— Эй!
— Аши, — обернулась Шиталь, и мальчишка спрыгнул, подбежал к ней, протягивая руки. Бесконечным обожанием светилась вся фигурка его, и больше всего он походил на звереныша, виляющего хвостом так, будто их три. Да он и был наполовину зверенышем.
— Ты красивая, — он оглядел ее всю, от босых ног до высокой сильной шеи, на которой сейчас не было ни одного украшения. Розоватое полотно юбки то полураспахивалось, то снова сходилось, образуя складчатый кокон.