Контракт (СИ)

Бочка ухмыльнулся:
— Пожаловали на готовое сестренки, наконец-то.
Серый в ужасе посмотрел на него, отодвигаясь и делая охранные знаки. Одна из фигур обернулась лицом к ним. Ее взгляд, казалось, начал жечь Бочку, отчего он, поперхнувшись, сделал шаг назад, но было уже поздно. Смотрящая на него фигура, подняла руку, и Бочку потащило к ней, прямо через костер, уронив котелок с остатками каши, разбросав горящие угли по сторонам.
Бочка, отчаянно ругаясь, пытался сопротивляться, вытягивая руку, он хотел дотянуться до своего меча, но тщетно, что-то не давало ему ничего сделать. Оказавшись возле фигуры, Бочка застыл в воздухе, безуспешно стараясь выбраться. На его лице отображались эмоции от ужаса до бешенного гнева.
— Сестра, — раздался красивый мелодичный женский голос. — Этот человек назвал нас сестренками, — голос засмеялся, эхо смеха разнеслось по всей поляне, заставив затихнуть всех птиц и насекомых в округе. Вторая фигура, говорящая о чем-то с поднявшимся Шимуном, подошла к висящему в воздухе солдату.
— Безусловно, нам очень приятно, что нас так назвали, — раздался второй голос, в отличие от первого, этот голос не был мелодичным, вызывая своим тоном только неприятные ощущения. — Давно нас так уже никто не называл. Я буду долго вспоминать эти слова, — вторая фигура повела рукой и Бочку потащило к алтарю, который при его приближении, за пульсировал ярче. Камни, из которых он был сделан, начали становится прозрачными и казалась поплыли, словно их плавили в огне.
Бочка начал кричать от боли и ужаса, его тело начало медленно оседать в алтаре, принялись ломаться кости, кровь хлынула потоком из открытого рта, Цвет камней начал меняться из темно-зеленого в непонятный буро-красный. Получившиеся масса из солдата, его одежды, тела бурлила внутри алтаря, создавая ужасное зрелище.
Наконец-то, все это начало застывать, алтарь начал темнеть, становясь вновь зеленым. Только на поверхности одного из камней было видно оставшиеся лицо Бочки, застывшее в непереносимом ужасе.
Тело мальчика, лежавшее на алтаре, казалась, впитало в себя все происходящее внутри алтаря и наливалось грязно бурым цветом. Мальчик стал похож на наполненного кровью комара, который только что напился крови у жертвы.
Настала полная тишина. Солдаты молчали, застыв, не зная что делать. Сержант смотрел на Кайдена, который, отходя от увиденного, судорожно прокручивал варианты в голове, и ничего не находил.
Раздался смех Шимуна, одновременно пугавший и принесший некоторое облегчение среди солдат.
— Не расстраиваетесь вы так, — крикнул Шимун, — он же сам виноват. Никто не имеет права говорить Сестрам такие слова. Да и вообще никто не имеет права говорить с ними, пока они не соизволят.
Сестры, казалось, потеряли интерес к тому, что говорил Шимун, подошли в упор к алтарю, рассматривая мальчика, о чем-то переговариваясь с друг другом. Шимун подплыл к застывшим солдатам, стоящим среди разбросанного костра и углей.
— Кайден, — обратился он к командиру. — Твой подчиненный Бочка был виновен и наказан за свою вину, вы ничего не сделали им, никак не оскорбили их. Наоборот, — он провел рукой вокруг, — вы помогли им. То, что вы видите, это результат вашей работы. Они очень довольны, и поговорят с тобой, как только закончат начатое. Так что вы, так сказать, окажетесь свидетелями очень важного события, которое произойдет здесь сегодня. Стойте, наблюдайте и не делайте глупостей. Происходящего вы никогда уже в своей жизни не увидите, — с этими словами Шимун развернулся, отходя к алтарю со стоящими женщинами, начал с ними переговариваться, показывая поочередно рукой на алтарь и в сторону курганов.
Кайден еще раз встряхнул головой, отходя от того, что произошло и, повернувшись к Сержанту сказал:
— Скажи Круту, Серому и Забралу, пусть поймают лошадей, запрягут в телегу, в нее положат самое необходимое из лагеря, и отойдут к лесу, к дороге, пусть будут готовы ко всему. Я не думаю, что нас отсюда выпустят живыми.
Сержант, коротко кивнув, отошел к солдатам. Кайден молча смотрел на творящееся возле алтаря, стиснув рукоять меча побелевшей рукой. Сестры, встав возле алтаря, напротив друг друга, вытянули руки над лежавшим мальчиком, напевая какие-то слова. Девичий голос одной и взрослый, неприятно жестокий, другой, переплетались с друг другом, создавая очень странные ощущения.
 
Кайден чувствовал, как побежали мурашки по всему его телу от этой песни. Шимун плыл от одного кургана к другому, поджигая костры один за другим. Жирный густой дым начал клубиться от первых статуй, знаки, начерченные им, начали ярко светиться, как и знаки на мальчике.
Мальчик на алтаре начал корчиться от боли, его тело наливалось ярко-красным цветом. Земля на поляне принялась мелко подрагивать, как будто где-то недалеко шло землетрясение. Идолы в кострах внезапно ярко вспыхнули, осыпаясь пеплом. Стоявшие курганы взорвались изнутри, засыпая всю поляну кусками земли, камнями, и из их остатков сплошным потоком в сторону алтаря полилась темная пузырящаяся густая река жидкости, под поверхностью которой что-то двигалось.
***
— Шимун! — закричала одна из Сестер. — Отвлеки их на себя, мы не справимся и с ними, и заклятьем контроля!
Шимун, стоя посередине одной из текущих рек, поднял вверх руки и с ночного неба стали бить молнии в текущую жидкость. Удары молний разбрызгивали текущую жидкость в стороны, останавливая ее ход. Двигающиеся тени под поверхностью развернулись, и понеслись в сторону колдуна.
Кальд спал. Ему виделось продолжение сна, где он идет с отцом по родной деревне, вернувшись с охоты, их встречают друзья и знакомые, одобрительно качает головой староста, увидев их трофеи. И они подходят к родному дому, он слышит голос матери, которая о чем-то говорит с соседкой.
И вдруг Кальд слышит страшный грохот!
«Такой грохот бывает только летом в дождь», — думает он. — «Как, все-таки, хорошо оказаться дома. Нет больше никаких злых людей, все нормально и обычно, как и всегда».
Кальд чувствует, как начинает жечь огнем нож, который он взял у святилища. Он переводит взгляд с дома, на пояс, где висит нож, и видит, как лезвие ножа светится ярким светом, протянув руку, хватает нож за рукоять.
Яркая вспышка ударяет его по глазам и Кальд, открыв глаза, видит ночное небо, усыпанное звездами, с которого, почему-то, бьют молнии, но никакого дождя нет. Он слегка поворачивает голову, непонятно отчего больно всему телу, а он не знает почему. И две фигуры стоят возле него, раскинув над ним руки.
Одна из них видит, что он очнулся, и ее глаза расширяются от удивления. Тон песни сбивается всего лишь на чуть-чуть, но этого хватает. Кальд чувствует себя очень отдохнувшим и сильным. Мальчик не помнит, откуда взялся в его руке нож, садится на плите в каком-то странном оцепенении, будто бы его телом управляет кто-то другой, и втыкает лезвие в грудь одной из Сестер.
Отшатнувшись, она издает крик боли, оседая на край алтаря, пытаясь выдернуть нож из груди. Бесполезно, нож застрял, как влитой. Песня замолкает. Вторая Сестра, отскочив от алтаря и мальчика, достает из рукава тонкий длинный кинжал, полоснув себе по руке, поливает кровью землю вокруг себя.
Тем временем, двигавшиеся под темной жижей тени, вылетели из нее, атаковав Шимуна со всех сторон, принялись рвать его на куски. Колдун яростно отбивался. Каждый его удар отбрасывал далеко назад странных темных созданий, но теней было слишком много, и он почувствовал, что слабеет.
Молнии перестали бить и густая темная река непонятной субстанции, которая текла из курганов, уже подходила к алтарю, окружив ее, застыла, захватив собой все вокруг. Остался маленький пятачок, на котором стояла одна из Сестер. Где она успела забрызгать своей кровью землю, река не могла туда попасть.
Тяжело дыша, она одной рукой безуспешно пыталась выдернуть нож из груди сестры, другой, настороженно держала кинжал, оглядываясь по сторонам. Наступила, практически, мертвая тишина. Слышны были лишь хрипы умирающего Шимуна, от которого почти ничего не осталось. Он пытался ползти изгрызенными руками, но безуспешно. Тени тоже исчезли.