Ферма трупов
— Очень мило с ее стороны, — сказала я, слегка сбитая с толку.
— Кроме того, городской совет подумывает об усилении полицейского управления, и есть у меня кой-какие подозрения, которые много чего могли бы объяснить.
— Что именно?
— Городу понадобится новый шеф полиции.
— А что случилось со старым?
— Ну, Мот тут был вроде шефа.
— Все равно никак не могу понять, что у тебя на уме.
— Да, может, как раз вот этот самый городишко, док. Им ведь нужен опытный человек во главе полицейского управления, а ко мне здесь относятся как к какому-нибудь Джеймсу Бонду. Кажется, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы уразуметь, что к чему.
— Марино, ради Бога, объясни, что с тобой такое творится, — очень спокойно произнесла я.
Он зажег сигарету.
— Значит, мало того что я, по-твоему, на доктора не похож, так и на шефа полиции тоже не тяну? Ты, видать, считаешь, что я так и остался все тем же полудурком из нью-джерсийского захолустья, который говорит так, будто во рту у него спагетти, якшается со всякой шпаной и ухлестывает за девчонками в обтягивающих свитерах и с начесами на голове? — Он яростно выдохнул дым. — Если я шары в боулинге катаю, это еще не значит, что я какой-нибудь татуированный быдлан. И то, что я в отличие от тебя не кончал крутых университетов, не делает меня полным дебилом.
— Все сказал?
— А потом, — все никак не унимался он, — у них здесь отличные места для рыбалки — Би-Три, озеро Джеймс… И недвижимость в окр уге недорогая — ну, кроме разве что Монтрита и Билтмора. У меня, может, уже в кишках сидят всякие долбанутые уроды, которые стреляют в других таких же уродов, и хреновы маньяки, на которых в тюрьмах тратят, мать их, больше, чем я получаю за то, что их посадил. Если, конечно, эту погань еще и не выпустят в итоге — вот что самое главное.
Мы уже пять минут как стояли у дома Стайнеров. Я взглянула на освещенные окна, подумав — заметили ли нас и знают ли, зачем мы здесь.
— Выговорился? — спросила я Марино.
— Ни хрена, просто надоела мне вся эта трепотня.
— Во-первых, «крутых» университетов я, как ты выразился, не кончала…
— Ага, а Джонс Хопкинс и Джорджтаунский [5]— это, по-твоему, что?
— Марино, черт бы тебя побрал, можешь ты заткнуться?!
Уставившись прямо перед собой, он закурил следующую сигарету.
— Я точно так же, как и ты, родилась в бедной итальянской семье и выросла в бедном итальянском квартале, — сказала я. — Вся разница в том, что я жила в Майами, а ты в Нью-Джерси. У меня и в мыслях не было считать, что я чем-то лучше тебя, и тупым я тебя тоже никогда не называла. Уж чего-чего, а ума тебе не занимать, пусть ты и ни разу не ходил в оперу, а твоя манера выражаться оставляет желать лучшего. Все, что меня в тебе не устраивает, сводится к одной-единственной вещи — ты упрям как осел. Если на тебя находит, ты слышишь только себя, а на всех остальных тебе наплевать — в общем, относишься к другим именно так, как, по-твоему, все относятся к тебе.
Марино толкнул дверцу.
— Некогда мне твои нотации выслушивать, да и желания особого нет. — Он бросил сигарету на землю и затоптал окурок.
Мы подошли к входной двери. Дениза Стайнер отперла нам с таким видом, будто ей каким-то образом стало известно о нашей ссоре. Пока мы шли в гостиную, Марино не смотрел в мою сторону и вообще держался так, словно мы незнакомы. Обстановку гостиной я уже изучила по фотографиям, и это действовало на нервы. Внутри все было в сельском стиле — повсюду кружевные салфеточки и взбитые подушечки, макраме и свисающие кашпо с комнатными растениями. В газовом камине, за стеклянными дверцами, горел огонь, тикающие часы, которых в гостиной было немало, показывали одинаковое время. Перед нашим приходом миссис Стайнер смотрела по кабельному старую комедию с Бобом Хоупом.
С усталым видом она выключила телевизор и опустилась в кресло-качалку.
— У меня был не самый лучший день, — утомленно сказала она.
— Что ж, Дениза, это вполне естественно. — Марино, усевшись в кресло с высокой спинкой и подлокотниками, не сводил с нее внимательного взгляда.
— Вы собираетесь рассказать мне о том, что обнаружили? — спросила она.
Я поняла, что она имеет в виду результаты эксгумации.
— Нам нужно провести еще ряд анализов, — ответила я.
— Значит, вы не нашли ничего, что помогло бы поймать убийцу, — с тихим отчаянием произнесла она. — Эксперты всегда говорят об анализах, когда ничего нового выяснить не удается. Уж я-то знаю, после всего, через что мне пришлось пройти.
— Такие вещи требуют времени, миссис Стайнер.
— Дениза, послушайте, — обратился к ней Марино, — мне очень неприятно, что приходится вас беспокоить, но нам нужно узнать еще кое-что. Док задаст вам несколько вопросов.
Она перевела взгляд на меня, слегка покачиваясь в кресле.
— Миссис Стайнер, в гробу Эмили обнаружен сверток. Как утверждает служащий бюро, вы хотели, чтобы он был похоронен вместе с девочкой, — сказала я.
— А, вы о Носочке, — произнесла она будничным тоном.
— Носочек? — переспросила я.
— Уличная кошечка, приблудилась к нам, наверное, с месяц назад, ну и Эмили, добрая душа, ее, конечно, подкармливала. Вот в общем-то и все. Эмили ее очень любила. — Она улыбнулась сквозь слезы. — А Носочком назвала, потому что та была вся черненькая, а лапки совсем беленькие. — Ее руки легли на подлокотники ладонями вниз. — Как будто в носочках.
— А от чего она умерла? — осторожно спросила я.
— Я не знаю. — Миссис Стайнер вынула из кармана платок и промокнула глаза. — Как-то утром я нашла ее перед дверью. Вскоре после того, как Эмили… Я решила, что у бедняжки сердце разорвалось от горя. — Она зарыдала, прижимая платок ко рту.
— Я принесу вам попить. — Марино поднялся и вышел из комнаты. Меня поразило то, как свободно он вел себя с хозяйкой и как хорошо ориентировался в доме — крайне для него необычно. Мое беспокойство росло.
— Миссис Стайнер, — мягко произнесла я, слегка наклонившись к ней с дивана. — Травма кошки не была душевной. У нее сломана шея.
— Что вы хотите сказать? — Опустив руки, она глубоко, прерывисто втянула в себя воздух. Ее покрасневшие глаза, слегка расширившись, пристально смотрели на меня.
— Она погибла насильственной смертью.
— Значит, под машину попала. Такая жалость. Я с самого начала этого боялась — так и говорила Эмили.
— Нет, машина ее не сбивала.
— Думаете, собаки загрызли?
— Собаки здесь тоже ни при чем, — ответила я. Вернулся Марино, неся в руках бокал с чем-то — кажется, с белым вином. — Кто-то убил ее. Намеренно.
— Откуда вы знаете? — в ужасе спросила миссис Стайнер, взяв дрожащими руками вино и поставив на столик рядом с креслом.
— Исследование показало, что ей свернули шею, — объяснила я все тем же тихим голосом. — Я понимаю, что такие подробности для вас крайне тяжелы, но вы должны знать правду, чтобы помочь нам найти того, кто это сделал.
— Как вы думаете, кто мог расправиться с котенком Эмили? — Марино снова сел, подавшись вперед и опершись руками о колени. Весь его вид показывал, что на него можно положиться и что с ним хозяйка дома может чувствовать себя в безопасности.
Она взяла бокал и, пытаясь успокоиться, сделала несколько неуверенных глотков.
— Были какие-то звонки… — Глубокий вдох. — Посмотрите, у меня все ногти синие. Я просто ходячая развалина. — Она вытянула вперед руку. — Никак не могу в себя прийти. И уснуть не могу. Просто не знаю, что делать. — Из глаз у нее снова полились слезы.
— Ничего, Дениза, ничего, — мягко сказал Марино. — Не спешите. Мы никуда не торопимся. Так что за звонки?
— В основном звонили мужчины, — утерев слезы, продолжила она. — Кажется, одна женщина, она сказала — если б я была хорошей матерью и следила за дочкой, такого бы… А еще какой-то мальчишка — баловался, наверное. Он что-то такое говорил, ну… Как будто он видел Эмили на велосипеде, уже после… В общем, неправда, конечно. Был и другой, взрослее. Тот сказал, что дело еще не кончено.