Испытание весной (СИ)
— Мое лицо к вашим услугам, дорогая графиня, как и я сам.
— Варрен, какими судьбами. Еще помните старуху Розалию?
— И вечно-то вы прибедняетесь, милая моя Рози! Вы всего-то на три года старше меня, а выглядите, осмелюсь заметить, на десяток лет моложе! Готов поспорить, все еще перепляшете иных молокососов.
Да, отвык он от таких вот выездов, веселых и непринужденных, свободных от строгого регламента бала или приема, позволяющих говорить и смеяться в полный голос.
— А ваша племянница похорошела за зиму. Здравствуй, деточка, ты, говорят, отказала нашему принцу?
— Говорят, — Джегейль согласилась с притворно-убитым видом и тут же рассмеялась: — Доброго вам дня, дама Розалия. По правде сказать, его высочество не в претензии на меня за отказ. Это была не его идея. Он вообще пока что не рвется к оковам семейной жизни.
— А ты ему подошла бы, — покачала головой Розалия.
— Я ему подошла бы, а вот он мне — нет, — Джегейль развела руками. — Что поделать. Как поют в одной песне на моей родине: «Ты выбираешь, тебя выбирают, но как часто выбор не совпадает»…
Разговор стремительно скатывался в сугубо женские темы, и Варрен предпочел оставить дам и заняться, как и обещал, костром. Хвороста здесь хватало, нашелся и сухой ствол, который можно было порубить на дрова. Варрен скинул камзол и засучил рукава рубахи, усмехнувшись мысленно: «Хоть и засиделся на кабинетной работе, сноровки не утратил».
Костер разгорался неохотно. Подбежала Сильвия:
— Дядюшка Варрен, я сухой мох нашла, вот. Можно, я сама подкину? Я умею, меня Рени учил, правда!
«Лучше б он тебя чему другому учил… хотя, нет! Этот, пожалуй, научит…»
— Подкидывай, только осторожно, по ветру зайди.
— И сухих веточек я поищу, можно?
— Конечно.
— Дядюшка Варрен, а вам Джелль нравится, да?
— Конечно, нра… Прости, что?!
— Вы на нее смотрели и улыбались, — с таинственным видом прошептала несносная девчонка. Вот уж точно, достойная смена тетушкам растет!
Граф даже отвечать не стал на эти глупости. Почему бы ему, в конце концов, и не улыбаться!
Пока еще робкие языки огня лизали сложенные «колодцем» дрова, Сильвия подбрасывала мелкий сухой мусор, который сгорал мгновенно, с треском рассыпая искры. Подошла Джегейль; она тащила по земле волоком огромную сухую ветку и казалась крайне довольной.
— Вот, дровишек принесла. Ну что, разгорелся? Поиграем немного?
— Я послежу, я умею! — тут же влезла Сильвия.
— Давай все-таки позже, — граф примерился к добытой Джегейль ветке.
— Тогда я здесь посижу, хорошо? Сейчас плед только принесу расстелить.
Вернулась она с пледом под мышкой и с букетом пушистых солнечно-желтых одуванчиков. Вздохнула:
— Почти как дома.
Сильвия закинула в огонь очередную пригоршню мха и сухих щепок и подсела к ней:
— Ты что делаешь? Венок плетешь? У тебя на венок не хватит…
— Ничего, еще нарву.
— Давай я! — и умчалась. Да уж, неспособность сидеть на одном месте у нее явно семейная!
— Разрешишь присесть? — граф сел рядом с девушкой, так, чтобы подкидывать ветки в костер, не вставая. — Давно я вот так не выбирался.
— И давно мы с вами не болтали просто так, не о делах. А сейчас такой чудесный день, — Джегейль подняла голову от венка, но руки продолжали плести, быстро и ловко. — Я понимаю, что ситуация… война, хорошего мало, но так не хочется в такой день думать о плохом.
— Не так все плохо, поверь. В том числе и благодаря тебе, — граф дотронулся до ее плеча, успокаивая. — У нас довольно веские основания для оптимизма, поэтому можно смело наслаждаться этим прекрасным днем.
Сидеть с ней рядом было… приятно. Не так, как дома — за обедом, в библиотеке или в кабинете. Вольная обстановка пикника на природе, действительно прекрасный, теплый солнечный день, отсутствие срочных дел — все это создавало совсем иную атмосферу. Будь Варрен помоложе, сказал бы — «романтическую».
— А вам идет неофициальный стиль, — Джегейль склонила голову чуть набок, откровенно его разглядывая. — Скажите, граф, будет большим нарушением приличий, если я подарю этот венок вам? — Она подняла наполовину сплетенный венок и приложила к его лбу, словно примеряя.
— Скорее традиций, чем приличий: цветочный венок — часть наряда невесты.
Варрен осторожно перехватил недоплетенный венок из ее рук и примерил на нее. Желтые головки одуванчиков засияли золотом в каштановых волосах.
— Тебе к лицу.
— Вот только свадьбы не предвидится, — показалось, или за смешком она и впрямь попыталась спрятать горечь? Мысль, что девушка вполне могла успеть в кого-нибудь влюбиться, графу категорически не понравилась. «Глупые страхи, — сказал он себе как мог твердо, — в кого бы? Она слишком разборчива».
Но, наверное, стоило бы поговорить об этом с Гелли. Уж конечно, милая кузина куда лучше него разбирается в настроениях девиц вообще и Джегейль в частности.
ГЛАВА 21, в которой Джегейль фор Циррент узнает о том, как празднуют Весенний перелом
— Наверное, я слишком разборчива, — грустно сказала Женя. — В мои-то годы… Хотя, с другой стороны, как раз в мои-то годы стыдно быть дурой и хватать первого попавшегося. Обжигалась уже.
Впервые после ее возвращения из Линда они с тетушкой Гелли остались одни: Лили-Унна повезла Сильвию к портному, граф снова пропадал по делам, визитов и прочих мероприятий не планировалось. Уж конечно, тетушка воспользовалась случаем, чтобы вволю посекретничать! Хотя Женя и сама была не прочь: иногда, чтобы разобраться в себе, нужно рассказать о своих сомнениях кому-то другому.
Нет, насчет Ларка Женя ничуть не сомневалась. Но на вопрос тетушки, что она вообще думает о своем возможном замужестве, отчего-то впала в печаль — хотя, казалось бы, чего проще ответить «не хочу ни за кого» и закрыть тему.
Она уже достаточно здесь обжилась, чтобы понимать: на местном брачном рынке девушка из семьи фор Циррент в любом случае выгодная невеста. Даже такая, как она — не красавица, старше местных барышень на выданье, появившаяся невесть откуда, с сомнительным прошлым… Знатность, репутация и положение семьи значили куда больше.
Ларк — только первая ласточка; хотя нет, первой ласточкой стоит считать Никодеса фор Виттенца с его дурацким пари.
— Тебе, похоже, просто не нравятся господа военные, — тетушка словно мысли ее прочитала. — Кроме нашего дорогого принца был ведь еще молодой фор Виттенц. И его приятель капитан ди Ланцэ, помнится, с интересом на тебя поглядывал.
— Да ладно, это уж вы придумали! — возмутилась Женя. — Не было там никакого особенного интереса.
— Еще как был, — засмеялась тетушка. — Видишь ли, деточка, на фоне своего чрезмерно импульсивного друга ди Ланцэ кажется несколько флегматичным. Ты просто не обратила внимания, но мы-то видели!
— «Вы-то» — это кружок дамы Дарианы? Понимаю, там у всех глаз наметан… и на то, что и в самом деле есть, и на то, что только кажется!
— Мы даже решили между собой, что тебе, с твоим характером, он подошел бы куда больше, чем молодой фор Виттенц, — на «только кажется» тетушка не обратила внимания, словно и вовсе не услышала.
— Потому что подходить мне меньше, чем Никодес, уже просто некуда, — ввернула Женя. — Нет, вы правы, тетушка, к военным у меня предубеждение. Хотя вот ваш адмирал — он хорош! Умный, серьезный. А те все… мальчишки!
— Любишь умных и серьезных?
— Ну, может, не всех, уж не знаю. Но шалопаев с ветром в голове точно не люблю! И вообще… — Женя махнула рукой и замолчала. Стало что-то совсем грустно, почти до слез: даже шалопаи вроде Ларка или Никодеса дали бы, пожалуй, сто очков вперед большинству ее знакомых мужчин в родном мире, и вроде бы не было у нее такого уж яростного желания оставаться в старых девах, нового брака как такового она не боялась. Просто… не складывалось. Хотелось, чтоб не абы кто. Чтобы по любви, как бы банально это ни звучало, а еще — по взаимному уважению, и вот с этим уже, наверное, сложнее.