В стране мехов (иллюстрации Риу Эдуарда)
время года случается, что китоловы заезжают очень далеко, особенно
с тех пор, как в Северном океане стало водиться много кашалотов и
китов. Впрочем, у нас сегодня 22-е июля, то-есть уже конец лета, и все
китоловы, наверное, собрались в заливе Коцебу, чтобы находиться ближе
к Берингову проливу, так как они боятся быть затертыми среди льдин
Северного океана. Подумать только, что этот лед, которого все так опасаются, является для нас осуществлением всех желаний!
— Будьте покойны, господин лейтенант,—сказал сержант,—нам теперь
уже недолго ждать льда. Не пройдет и двух месяцев, как о волнах у
этого мыса Эскимосов и помина не будет.
— Мыс Эскимосов!—сказала улыбаясь Полина Барнетт,—это название, как и все остальные, впрочем, даны нами слишком поспешно. У нас
уже нет больше ни порта Барнетт, ни реки Полины, а скоро, может быть, не будет ни мыса Эскимосов, ни залива Моржей.
— Они, наверное, все исчезнут, милэди,— ответил лейтенант.—А затем
исчезнет и сам остров Виктории, так как он должен неминуемо погибнуть.
Но ведь мы еще никому не заявляли о наших открытиях и данных нами
наименованиях, значит, нечего будет и вычеркивать из географической карты.
— А мыс-то Батурст,—сказал сержант.
— Да, вы правы, сержант,—сказал мистер Гобсон,—мыс Батурст
должен быть вычеркнут!
После двухчасового отдыха путешественники снова двинулись в путь.
Прежде, чем покинуть мыс Эскимосов, Джаспер Гобсон еще раз окинул
взором горизонт, но ничто не привлекло его внимания, и он медленно
спустился к ожидавшим его спутникам.
— Милэди,—сказал он,—вы не забыли семью эскимосов, которую
мы здесь встретили в конце зимы?
— Нет, не забыла, мистер Гобсон. Я, напротив, часто вспоминаю
о милой Калюмахе, которая обещала притти непременно еще раз в форт
Надежды. К сожалению, ей теперь не удастся этого сделать. Но почему
вы меня спросили о них?
— Потому что я вспомнил один факт, на который я тогда не обратил
внимания, но который мне теперь невольно пришел на память.
— В чем же дело?
— Помните, какое удивление и даже тревогу проявили эти эскимосы, когда увидали, что мы выстроили форт у самого мыса Батурст?
— Да, припоминаю теперь, мистер Гобсон.
— Помните, как я еще настаивал, чтобы они высказались по этому
поводу, но так ничего и не дознался?
— Да, верно.
— Теперь, милэди, я отлично понимаю, почему они так сомнительно
покачали головами. Они знали, или инстинктивно догадывались, о происхождении
полуострова Виктории, но, может быть, не считали опасность
близкой, и потому не хотели высказываться.
— Очень может быть, мистер Гобсон,—ответила Полина Барнетт,—
но, наверно, Калюмах этого не знала, иначе она, конечно, предупредила
бы меня о грозящей нам опасности.
С этим лейтенант вполне согласился.
— Удивительно все же,—сказал сержант,—что мы приехали и обосновались
на этом полуострове как раз перед тем, как ему оторваться
от материка. Ведь уже сколько прошло столетий, и льдина эта оставалась
все время примерзшею.
— Не столетий, а много тысячелетий прошло с тех пор,— заметил
Гобсон.— Подумайте только, что вся эта земля была занесена сюда
крошечными частицами. Сколько должно было пройти времени, чтоб из песчинок
образовалось столько песку, сколько на нем сейчас! А эти сосны, березы и остальные деревья,—сколько же им надо было лет, чтобы
обратиться в те леса, которые мы здесь видим! Право, возможно, что
льдина эта была прикреплена к материку в то время, когда на земле не
существовало еще человека.
— Ей следовало бы оставаться в этом виде еще несколько столетий!
Тогда мы были бы избавлены от многих случайностей и даже опасностей!—
вскричал сержант Лонг.
Это справедливое замечание сержанта закончило разговор, и все снова
отправились в путь.
От мыса Эскимосов до мыса Моржей берег шел по направлению сто
двадцать седьмого меридиана. Позади, на расстоянии четырех или пяти
миль, виднелся острый край залитой лучами солнца лагуны, а немного
дальше зеленели леса, обрамлявшие ее берега. Громадные орлы-свистуны
пролетели, шумно прорезая воздух своими могучими крыльями. Многочисленные
пушные звери, притаившись за песчаными возвышенностями
или кустами, смотрели на путешественников. Они точно понимали, что
им нечего было больше опасаться людей. Путники заметили также несколько
бобров, бродивших, повидимому, в недоумении со времени
исчезновения речки. Без жилищ и проточной воды они осуждены были
погибнуть с наступлением первых морозов. Сержант Лонг увидел даже
стаю перебегавших через равнину волков.
Казалось, что все представители животного царства полярных стран
остались на острове, и плотоядные могли представить немалую опасность
для обитателей форта Надежды.
Недоставало только белых медведей, но на это жаловаться не приходилось.
Сержанту Лонгу показалось, что в чаще двигалась какая-то огромная
белая масса, но после долгого наблюдения он решил, что ошибся.
Эта часть берега мало возвышалась над уровнем моря; в некоторых
местах она даже почти равнялась с водою. Можно было опасаться, что
почва здесь понизилась очень недавно, но так как точных указаний не
имелось, то и нельзя было определить всю важность этой перемены.
Джаспер Гобсон пожалел, что не велел перед своим уходом сделать
зарубок возле мыса Батурст, благодаря которым можно было бы заметить
понижение берега. Он дал себе слово сделать это тотчас же по
возвращении в форт Надежды.
Понятно, что во время этой экспедиции путники не могли итти скоро.
Приходилось часто останавливаться, осматривать почву, наблюдать, не
грозит ли где образоваться трещина, при чем путешественники иногда
углублялись на полмили внутрь острова. Сержант втыкал в некоторых
местах березовые ветки, которые должны были служить впоследствии
вехами, особенно в тех низких пространствах, где прочность почвы казалась
сомнительною. Таким образом легко будет заметить возможные
перемены.
Во всяком случае, путники продолжали подвигаться вперед, и к трем
часам дня залив Моржей находился от них уже на три мили к югу.
Гобсон обратил внимание Полины Барнетт на происшедшие от разрыва
перешейка очень серьезные изменения,
Прежде горизонт на юго-западе был прикрыт длинною полосою берега, закругленного над Ливерпульским заливом; теперь же этот горизонт
замыкался линией воды. Материк исчез. Остров Виктории заканчивался
резким углом, как раз в том месте, где совершился разрыв. Чувствовалось, что за этим углом должно было предстать взору безбрежное, бесконечное
море, омывающее южную часть острова по всей когда-то прочной
линии, простиравшейся от залива Моржей до залива Уасборна.
Полина Барнетт не могла не почувствовать волнения, глядя на этот
новый для нее вид. Хоть она и приготовилась к этому, но все же сердце
ее сильно билось. Она искала глазами материк, исчезнувший с горизонта,—
материк, оставшийся более чем на двести миль позади, и поняла, что стоит уже не на американской земле.
Все невольно пошли скорее, чтоб поспешить добраться до острого
угла, замыкавшего юг. Почва здесь немного подымалась. Слой земли и
песку был гораздо толще, что объяснялось близостью этой части острова
к материку, к которому он был прежде прикреплен. Толщина ледяной
коры и слоя земли, увеличивавшаяся, вероятно, с каждым столетием, показала, почему перешеек должен был продержаться, пока геологическое
явление не произвело разрыва. Землетрясение в январе поколебало
только американский материк, но сотрясения этого было вполне достаточно, чтобы оторвать полуостров, отданный теперь во власть океана.