Оборотная сторона правды (СИ)

— Это тебя, — спокойно сообщила Мэг. Мой пульс вернулся в норму.
— Привет, Кейт! Это Лили Хорнсби.
— О боже, привет! Как ты? Целую вечность с тобой не общались! — я прижала пальцы ко рту, чтобы остановить поток восклицаний, но Лили облегчённо рассмеялась. Она волновалась перед звонком?
— Я замечательно, — сказала она. — Получила твоё сообщение, и захотелось поговорить. Все следили за новостями по телику. Похоже, последние дни были… настоящим безумием?
Чувствуя усталость, я прислонилась к кухонной стойке. Моё тело как будто бы отвечало за меня. Мэг посмотрела на меня. Я улыбнулась ей, и она вернулась к своим карточкам.
— Это было… интересно, — призналась я. — Но я очень рада услышать твой голос.
Лили рассказала мне, как прошло её лето. Она работала официанткой в элитном клубе у пляжа. Иногда это было неловко, потому что несколько ребят из школы оказались детьми членов клуба, и они не могли удержаться, чтобы не подколоть её. Также она начала встречаться со Скоттом, высоким парнем, с которым мы ходили на физику. Лили и Скотт были «просто друзьями», сколько я их помню. Круто, что моя догадка оказалась верной.
— И вот два дня назад начались занятия, а я уже считаю дни до выпуска. Ужасно, да?
Эти слова вызвали у меня странный шок. Словно я главный герой книжки «Рип Ван Викль», проспавший двадцать лет. Уже конец лета. Грейс и Гейб скоро пойдут в школу. А я, насколько понимаю, уже два дня в списке отсутствующих в старшей школе Пальметто.
— Так ты вернёшься? Многие спрашивают про тебя, а я не знаю, что им отвечать.
Я оглянулась на Мэг. Она сняла очки и тёрла глаза, собираясь закончить.
— Возможно. Пока не знаю.
— Ну, надеюсь, что да. Или я приеду к тебе в Белый дом. Или ещё куда.
Я выдавила из себя смех, мысленно отметив, что эта мысль уже не кажется такой дикой. Несмотря на недавний спад по результатам опросов, выбор уже близко. Сенатор вполне может победить. И, возможно, через пару месяцев мы все переедем в Белый дом. Я знала, что они обязательно возьмут меня с собой. После всего случившегося будет странно вернуть меня обратно к дяде. И разве они не хотят, чтобы я жила с ними? Даже если сенатор всё ещё ненавидит меня, Мэг будет защищать меня до последнего, а Грейс и Гейб не захотят отпускать, потому что привыкли ко мне.
Конечно, сами они мне об этом не говорили. Мы вообще никогда не обсуждали, что будет в будущем. Словно ждали, что четвёртого ноября случится конец света. Эта часть жизни подойдёт к концу, конечно же: постоянные поездки, куча мероприятий, просчёты каждого шага, безостановочная работа политической машины. Но что придёт ей на смену?
Я сказала Мэг месяц назад, что я дочитала купленные ею книги. Но мы так и не поговорили насчёт школы. Я могла бы спросить прямо, чтобы она не могла уйти от ответа. Я могла потребовать рассказать, что они планируют в отношении меня. Но чем больше я искала подходящий момент, тем дальше откладывала. Может, дело в гордости, но мне казалось, что спрашивать об этом как-то неправильно. Будто напрашиваться к кому-то на обед. Они сами должны мне предложить — так обычно это делается, — а я уже буду решать, хочу или нет. Верно?
Или, может, я просто боялась спросить и узнать, что у них уже давно готов ответ. Что я уеду обратно в Южную Каролину. Что они всё-таки хотят жить дальше без меня.
• • •
В дороге сенатор позвонил Мэг. Она включила громкую связь, чтобы он мог обращаться ко всем сразу. Я крикнула «привет» вместе с Грейс и Гейбом, вроде бы прокатило. Его голос звучал воодушевлённо. Известный генерал в отставке поддержал его кандидатуру, что очень хорошо сказалось на кампании. Дела потихоньку становились всё лучше и лучше.
Всех троих детей сенатора аккуратно вернули в недельное расписание кампании. Я перебрала свои платья, готовясь снова надеть костюм Американской Мечты и войти в роль Кейт Купер — достойного члена команды. Я понимала, что слишком глубоко лучше не копать. У Грейс и Гейба через пять дней начнутся занятия в школе, так что наверняка кампания просто выжимает последнее, что может из семейных появлений на публике. Мэг хотела, чтобы её дети приступили к учёбе согласно расписанию, чтобы там ни было с президентскими выборами.
 
И всё же она так и не сказала мне ни слова. Последние несколько дней у меня внутренности были завязаны в узел, пока я набиралась духу поговорить с ней. Я представляла, что скажу ей, и пыталась предугадать её реакцию. Эти мысленные диалоги, крутившиеся в моей голове, то подталкивали меня вперёд, то заставляли отложить разговор.
Это мой выпускной год. Самый важный. Решающий. Я должна спросить, но каждый раз, когда я собираюсь попытаться, ладони потеют, а горло пересыхает и сжимается. «Подожду ещё день, — повторяю себе. — Сегодня она точно что-нибудь скажет. А если нет, спрошу завтра».
• • •
После Канзаса была большая пауза, и тут вдруг Мэг окутала нас таким коконом мероприятий кампании, что возвращение на «Локомотив» и подготовка к появлению на публике стали слишком крутым поворотом. Я вновь чувствовала себя не в своей тарелке, словно позабыла все уроки, не знала, как одеваться и как махать рукой. В среду утром, в день мероприятия, никто не подготовил для меня одежду. Нэнси нет, а Либби поручили другие дела, так что мне остаётся справляться самой.
И это здорово. Я вполне могу одеваться сама, тем более после стольких месяцев.
Спустя двадцать минут размышлений я надела те же юбку и свитер, что были на мне на той самой первой пресс-конференции в июне.
«Локомотив» казался каким-то другим, не тем, на котором я была последний раз. Если не считать Нэнси, то здесь присутствовали все те же основные члены команды, что и раньше, но уже не было той лёгкой, весёлой атмосферы. Всеобщее настроение было сосредоточенным, даже угрюмым. Помощники сенатора либо изучали какие-то данные, либо печатали, либо смотрели в окно. Даже Кэл, которого я не могла не заметить, избегал моей взгляда с того самого момента, как я зашла в автобус, словно стесняясь моего появления. Если кто-то с кем-то заводил разговор, Эллиот тут же вытягивал шею, и все тут же замолкали.
Мы подъехали к парку в Нью-Джерси, где проходил митинг, я заметила группу людей с плакатами. Можно было бы принять их за группу поддержки, если бы не искажённые гримасы и недовольное скандирование.
На одном из плакатов было написано: «ГОЛОСУЯ ЗА КУПЕРА, ВЫ ГОЛОСУЕТЕ ЗА НЕНАВИСТЬ». На другому: «ДЕПОРТИРОВАТЬ КУПЕРА».
Они пришли протестовать. Многие в этой толпе недовольных были латиносами. Это из-за вопроса иммиграции. Из-за семьи Диасов.
Я отвернулась, когда мы проезжали их, пытаясь не думать о том, что мои действия привели их сюда.
Мы припарковались, и в автобус вошёл Лу. Как только он появился на ступеньке у двери, тучи словно разошлись, и солнце выглянуло вновь. Я видела, как работники расплываются в улыбках, поднимаясь со своих мест. Лу прошёл между рядами, пожав руки всем и каждому. Я внезапно осознала, что хоть мы и видимся редко, в каком-то смысле он всё это время был вместе с нами. Пока он проходил мимо коллег, я буквально видела нити, соединяющие их друг с другом в единое целое.
— Так, ладно, — сенатор вышел из комнатки в задней части автобуса. Морщины печали разгладились, как только он надел на лицо привычную улыбку. — Идём?
Он отвёл взгляд, когда я сделала шаг вперёд. Это был защитный манёвр. Я это прекрасно понимаю. Если бы он посмотрел на меня, то улыбка бы спала. А ему нужна эта улыбка, чтобы мероприятие прошло хорошо. Я натянула собственную фальшивую улыбку и притворилась, что ничего не заметила. Или даже лучше — что мне всё равно.
Лу поймал мой взгляд. Он не упускает ни одной детали, не так ли? Но затем он подмигнул мне, и я чуточку расслабилась, как и все вокруг.
— Что это на ней? — спросил Эллиот.
Я удивлённо моргнула. Он указывал на меня.
Либби нервно хихикнула, поправляя свой пучок.
— Вы отстранили меня от неё! Я больше не занимаюсь Кейт.