Оборотная сторона правды (СИ)
— Можешь притащить нам сумку с Доритос? — прошептал Гейб.
— Только одну, — улыбнулась Грейс. — Мы поделимся. Хоть и не без труда.
— Пожалуйста? Мы голодные. — Простонал Гейб. Можно подумать, он умирающий уличный мальчишка.
Доритос явно противоречит куперовской диете. Ну об этом я не знаю, так? И могу принести им. На все про все пять минут.
Окей, три.
Я зашла на завод, юркнула в тускло освещенный коридор к свободной комнате отдыха, которую я приметила, когда мы маршировали на мероприятие.
Сейчас она свободной не была. Внутри стоял шум.
— Давай, сволочь!
Секунду я колебалась, прежде чем завернуть за угол — достаточно, чтобы заглушить смех.
Энди Лоуренс сошелся в бою с автоматов для снеков: руки широко расставлены, нога занесена для пинка.
Это слишком хорошо.
Я откашлялась. Энди повернулся, при виде меня его лицо залила краска.
— Квинн, — он захлопал глазами. — Удивительно встретить тебя тут.
Я встала между ним и аппаратом, выискивая пакетик «Читос», дразняще свисающий с конца ленты. Я мягко и легонько постучала по стеклу и — какая удача! — он свалился в лоток. Наслаждаясь его ущемленным самолюбием, я передала Энди «Читос».
— Как ты это сделала? — он подозрительно покосился на автомат.
Я пожала плечами.
— Наверное, ему захотелось вежливого обращения.
Его лицо расплылось в кривоватой улыбке.
— А ты сообразительная, Кейт Квинн.
Уши покраснели, а за ними, как я догадывалась, и лицо.
— Надо идти! — сказала я и поспешила обратно, пятясь, прежде чем он снова прикоснется пальцами.
Я влетела в автобус секунду спустя после Эллиота, но уже посмотрел так, будто я припозднилась на час. Проигнорировав его, я шлепнулась рядом с Грейси и уставилась в окно на лимузин президента, надеясь, что никто не заметит, как я сдерживаю глупую улыбку.
— Кейт, — прошептала Грейси.
Я затаила дыхание, повернувшись к ней, но не смогла утихомирить головокружение.
Она приподняла маленькие бровки.
Доритос!
Ой, — ухмылка испарилась. — Вот раз так раз!
• • •
Следующие несколько дней сенатор колесил по западному побережью, для остальных это было время расслабиться. Проще сказать, чем сделать. Во второй половине дня, пока Мег надзирала за тем, как Гейб пробует новые и улучшенные пушечные ядра, мы с Грейс прокрались полюбопытствовать о новостях.
На CNN какой-то чувак в бабочке вещал о том, что желают избиратели.
— Их не волнует его жизнь — их волнует своя, в первую и последнюю очередь. Этот роман на стороне, скандал с Кейт Квинн все больше и больше перестает быть проблемой…
— Мы говорим о внебрачном ребенке, давайте не будем упрощать.
На экране появилась надпись: «Скандала с Кейт Квинн нет и в помине».
Я вздохнула.
— Они хотя бы перестали меня называть дитя любви.
— Да, — хихикнула Грейси. Ее лицо переменилось. — А что такое дитя любви?
Сзади откашлялись. Я обернулась. Рот Мег дернулся. Подавила смешок? Надежду?
— Брысь, — приказала она. — Проведите остаток дня как нормальные дети. Ступайте.
Мы вышли из гостиной, а Мег потянулась к пульту. Но до того, как она выключила телевизор, я услышала: «Далее — жесткий курс Купера по вопросам иммиграции и что это значит для латиноамериканского населения…»
Слова жесткий курс застряли в голове на пугающе долгое время с самого момента выключения телевизора. Когда после обеда позвонит Пенни, я сразу же выложу ей, даже не поздоровавшись. Она знает, что они означают. Но я колебалась, говорить ли ей. Она была оптимистично настроена, ей хотелось услышать, как все прошло, что я не захотела портить ей настроение. Или свое.
К тому же у нас были более подходящие темы для разговора. Например: «Да что такое с этими платьями? Каждый раз, как увижу тебя по телевизору, на тебе костюм американской девчонки».
— Да, я одеваюсь как Кейт Купер, — была невозмутима я. — Я из 50-х. Мне двенадцать, я обожаю пони и играю на тромбоне.
Пенни залилась смехом.
— Еще скажи мне, что у тебя есть куколка точь-в-точь вылитая ты.
— Нет, но если ты мне одну раздобудешь, обещаю надевать на нее все, что одобрит штаб. Будет жутко.
Тут мы опасно приблизились к политике. Мы заговорили о другом — друзьях из ЛА, старой школе, как ей приходилось жить в одной комнате с маленькой сестрой Евой, когда брат Энрико, морской пехотинец, гостил дома, приехав в отпуск на несколько недель, как печально, что закрыли наш любимый корейский ресторанчик. О маме говорить не стали. Пенни всегда осторожничала, чтобы первой не поднять тему, а я в этот раз не стала.
Я еще не рассказывала ей о Энди.
Не знаю, почему.
Как будто секрет. Не так уж страшно, что мы с ним виделись, аж два раза, и раз он мне звонил. Но я до сих пор размышляла о его звонке и задавалась вопросом, ожидать ли его еще.
Глава 14
Подготовка к неделе барбекю и размахиванию флажков, а также тренировка ковбойши (как вариант)
126 дней до всеобщих выборов
На четвертое июля мы запланировали поездку. Судя по уровню стресса окружающей обстановки, у нее имелось большее значение, чем у простой прогулки в Техасе.
Даже Мег выматывалась так сильно, что не пыталась это скрыть. Ее ежедневная декламация текста в течение всех дней, проведенных нами в штабе, становилась все громче и менее успокаивала, чем на прошлой неделе.
Нарушая установленное ею самою правило «Зоны, свободной от кампании», она начала приглашать собственных сотрудников каждый день, когда не выезжала на агитации. Это странным способом напомнило мне, как мама связывалась с директорами и членами правления по выходным и вечерам. Все энергично подключались, помогая у плиты. Это была знакомая обстановка, в которой я с удобством погрязла.
После конференции для Мег что-то поменялось. Она была начеку, принимала активное участие, быть может, даже получала удовольствие. Видя, как меня заинтересовала кампания, она доверяла мне поручения, приглашала с собой на местные мероприятия: до сих пор это были маленькие встречи со сторонниками, которым я была интересна. Я ухватилась за возможность помочь, надеясь, что чем лучше пойму, как работает махина штаба, тем комфортнее буду чувствовать себя ее частью, не только в дороге или на мероприятиях, а изо дня в день. Я ждала тот день, когда проснусь в доме Куперов и бровью не поведу от недоумения по поводу незнакомой обстановки гостевой комнаты.
А не как сейчас.
Во вторник перед четвертым июля Мег позвала меня на завтрак в женский Комитет Политических Действий, где она выступала с основным докладом. Так как она уже знала большинство дам, я предположила, что это будет еще одна толчея. Но в то утро Мег начала расхаживать. За завтраком она попросила меня провести критический разбор ее речи, ей хотелось узнать мое мнение по поводу фразы «конструктивный момент». Она показалась ей слишком элитарной.
И в тот день, когда она вышла на трибуну, то представила меня как «свою падчерицу Кейт», обронив это слово мимоходом, что казалось, будто я прожила с ней несколько лет, а не недель.
— Бедная Сьюзен, — сплетничала Мег по дороге домой, ссылаясь на хозяйку приема. — Она снова работает в Сенате штата.
— Думаете, она не победит?
Губы Мег скривились.
— Принимая во внимание то, что последние семь раз она проигрывала, я бы сказала, шансы невелики.
Я подавила смешок.
— Это ее восьмая попытка? С ума сойти!
Мег приподняла брови.
— Думаешь? Я тебе представляла Лидию Дэнфорт…
— Та, которая разглагольствует о детишках в Хэмптоне?
— Это не дети. А ее ламы.
Я хлопала глазами, не поняв.
— Она держит лам в своем домике на пляже. Не снаружи. Внутри. Десять из них.
Она поджала губы.
— Мне не следовало смеяться. Она одна из наших крупнейших сторонников.
Я уставилась на Мег, челюсть отвисла. Она расхохоталась.