Муссолини и его время

Все это лишь догадки, но то, что в то утро дуче размышлял о выходе Италии из войны, – несомненно. Принимая в середине дня посла Японии, Муссолини шокировал дипломата предложением, которое заключалось в том, чтобы японское правительство выступило в роли посредника между Берлином и Москвой, инициировав германо-советские переговоры о заключении мира. Иначе Италия не сможет выстоять против англо-американских армий и вынуждена будет покинуть Ось. Теперь можно только гадать, рассчитывал ли дуче всерьез на то, что японцы сумеют усадить Сталина и Гитлера за стол переговоров, или просто хотел донести до немцев степень своей обеспокоенности военным положением. Во всяком случае, Муссолини не мог не понимать, что его демарш не останется для Берлина незамеченным, и действовал вполне сознательно. После беседы с послом дуче отправился в один из наиболее пострадавших от бомбардировки римских кварталов – проведя около часа среди развалин, он вернулся домой, чтобы отдохнуть перед разговором с королем. Слухи о скандале в Большом фашистском совете уже распространились по Риму, но наружно город оставался спокойным.
Между тем Гранди, в конце бурного заседания Большого совета предложивший Муссолини самому сообщить королю исход голосования, утром 25 июля отправился в королевскую резиденцию. Он собирался предложить Виктору Эммануилу арестовать дуче и поручить формирование нового правительства пожилому маршалу Кавилья, известному своими антифашистскими взглядами. Кроме того, граф Мордано подготовил два чрезвычайных декрета, предусматривающих ликвидацию Большого фашистского совета и возвращение Палате фасций и корпораций ее прежнего статуса нижней палаты итальянского парламента. Очевидно, что Гранди, занимавший пост президента Палаты, рассчитывал играть при слабовольном короле и восьмидесятилетнем премьер-министре главную роль. Но порой и самые большие хитрецы оказываются в дураках.
Вместо благодарности графа Мордано ожидал ушат холодной воды. Министр двора герцог д›Аквароне сообщил графу, что король уже принял решение назначить главой правительства маршала Бадольо. Гранди же было предложено использовать свой дипломатический опыт для установления контакта с союзниками через португальцев. Ошеломленный и раздосадованный, Мордано согласился, не подозревая, что его снова провели – военные из окружения короля и не думали доверять такую важную задачу «фашисту-ренегату». Пройдет всего несколько недель после памятного заседания Большого совета, и лишившийся влияния Гранди надолго покинет Италию – он возвратится сюда почти три десятилетия спустя, чтобы в 1988 году упокоиться в родной Болонье.
«Разобравшись» с Гранди, Виктор Эммануил распорядился известить Бадольо, что тому предстоит возглавить правительство в самое ближайшее время и что маршалу будут предоставлены «чрезвычайные полномочия». На радостях Бадольо откупорил шампанское и, поместив в виде шутки своих домашних под арест (для проверки «чрезвычайных полномочий»), принялся ожидать вызова во дворец. Перед начальником генерального штаба Амброзио стояла намного более трудная задача – ему предстояло взять Муссолини под стражу.
Подготовка к отставке дуче велась уже давно, но вплоть до 25 июля король не давал окончательного согласия на арест своего премьер-министра, предлагая действовать в зависимости от реакции последнего. Однако военных такая позиция монарха не устраивала. Оставаясь на свободе, Муссолини по-прежнему представлял бы опасность для нового правительства – и как лидер фашистской партии, располагавшей собственными вооруженными формированиями, и как «друг Гитлера», чьи войска находились в Италии.
Решение идти на прием к королю в воскресенье, принятое дуче утром 25 июля, поставило перед заговорщиками вопрос ребром, и в последний момент Амброзио буквально вырвал у Виктора Эммануила устное согласие на арест дуче. Генерал отдал письменный приказ, скрепленный подписью министра двора, и отряд карабинеров скрытно расположился в римской резиденции монарха на вилле Савойя.
Впоследствии Муссолини скажет, что, отправляясь на встречу с королем, ни о чем не подозревал, но его личный секретарь запомнил вырвавшееся у шефа восклицание о неудачно выбранном для аудиенции времени – число 17 в Италии считается несчастливым. Впрочем, вряд ли это было нечто большее, нежели обычное для Муссолини проявление суеверия. Возможность того, что король отправит его в отставку и, тем более, арестует, он попросту не рассматривал. Дуче всегда относился к окружающим с известной долей презрения, и двадцать лет во власти могли лишь укрепить в нем эту привычку.
 
В 1924 году он всерьез опасался, что король лишит его власти, но к 1943 году чувство опасности притупилось, несмотря на несравненно более трудное положение, в котором оказалось его правительство теперь. Муссолини не спешил даже там, где необходимость быстрых действий была очевидной. Он собирался заменить начальника генерального штаба Амброзио маршалом Грациани, но впавший в немилость генерал продолжал оставаться на своем посту. События в ночь с 24 на 25 июля должны были показать Муссолини, насколько шатко его положение, но он предпочел отмахнуться от грозного предупреждения. По всей видимости, драматическая перебранка на заседании Большого совета казалась ему теперь не более чем истерической вспышкой утративших веру партийных соратников. Никто не был арестован или взят под наблюдение, и даже Гранди искали в тот день без особых усилий. Поэтому можно поверить, что Муссолини действительно не ожидал того, что произошло вечером 25 июля 1943 года: дуче до последнего момента был уверен в непоколебимости собственного положения диктатора.
Отмахнувшись от предостережений жены и любовницы, Муссолини отправился на встречу с Виктором Эммануилом и ровно в 17:00 прибыл на виллу в сопровождении своего секретаря. Король встретил своего премьер-министра в форме Первого маршала империи, тогда как дуче был в штатском. Зная обидчивость короля, которого задевало то, что высшим военным званием Италии был удостоен не он один, дуче избегал носить маршальский мундир в присутствии монарха. Обменявшись несколькими общими фразами, Виктор Эммануил и Муссолини уединились в здании.
По понятным причинам, впоследствии эту встречу дуче и король описывали по-разному, а поскольку разговор велся тет-а-тет, историкам осталось не слишком большое пространство для маневра. В серии статей, написанных весной 1944 года и позже ставших основой книги «История одного года», Муссолини так описывал аудиенцию у монарха:
«Когда мы вошли в гостиную, король, находящийся в состоянии необычного возбуждения, с искаженными чертами лица торопливо проговорил:
«Мой дорогой дуче, дела обстоят неважно. Италия разваливается на части. Сознательность армии упала до предела. Солдаты больше не хотят сражаться. Альпийские полки распевают песню, в которой есть слова о том, что они больше не хотят воевать за Муссолини. Результат голосования на Большом совете – 19 голосов за предложение Гранди, и среди них 4 человека, которые имеют орден Благовещения. Вы, конечно, не можете строить иллюзий в отношении того, как к вам относятся итальянцы. В настоящий момент вы самый ненавистный человек в Италии. Вы не можете рассчитывать больше, чем на одного друга. И у вас действительно остался лишь один друг – это я. Вот почему я говорю вам, что вы не должны опасаться за свою безопасность, о которой я позабочусь. Думаю, что сейчас для руководства больше всего подходит маршал Бадольо. Он начнет формировать правительство экспертов исключительно с административными целями и для продолжения войны. А через шесть месяцев будет видно. Весь Рим уже в курсе резолюции Большого совета, и все ждут перемен».
Я ответил: «Вы принимаете исключительно серьезное решение. В данный момент кризис заставит людей подумать, что мир – дело ближайшего будущего, если человека, который объявил войну, сместили. Удар, который это нанесет боевому духу армии, будет огромен. Если солдаты – альпийские стрелки или другие – не хотят больше воевать за Муссолини, это ничего не значит, пока они готовы вести эту войну ради вас. Этот кризис будет триумфом Черчилля и Сталина, особенно последнего: он увидит свержение противника, который боролся против него в течение двадцати лет. Я осознаю, что вызываю ненависть народа. Мне не трудно было почувствовать ее вчера ночью, в разгар заседания Большого совета. Невозможно находиться у власти так долго и, потребовав стольких жертв, не вызвать недовольства, временного или постоянного. В любом случае я желаю удачи человеку, который возьмет власть в свои руки».