Демон-босс (СИ)

Ох, права была Ника: взгляд у него и впрямь… мужской. Хоть веер доставай и начинай обмахиваться.
— Взрослая, значит, — иронично хмыкает Жданов. — А что, женскому полу свой возраст скрывать нынче не модно?
— А для чего мне его скрывать? Я своих лет не стыжусь. Все, какие есть — все мои.
— Вот бы моя бывшая жена сейчас удивилась. Ей с лица столько лишней кожи срезали, что можно было сумку шить, а она все за тридцатилетнюю себя выдавала.
Сказав это, он распахивает передо мной пассажирскую дверь.
— Полезай в салон, инженер Люба. Повезем твой костюм выгуливать.
— А едем-то мы куда? — спохватываюсь, когда Жданов, обдав меня крепким селективным парфюмом, усаживается рядом.
— Для собачьей выставки ты слишком хорошо выглядишь, — повторяет он Никину шутку, мельком глядя в мое декольте. — Поэтому поедем на автомобильную. Это тебе не кривляние актеров с евреем смотреть. Гораздо веселее.
Ну и почему мне снова хочется улыбаться? Шутки у него националистские, да и к автомобилям я равнодушна.
Жданов, конечно, мою улыбку замечает — довольно усмехается и говорит водителю трогать.
До этого дня я никогда не была на подобных мероприятиях и сейчас попросту поражена. Никогда не думала, что такое скажу, но это и впрямь веселее, чем театр. Огромный павильон залит светом, всюду снуют люди с телекамерами и фотоаппаратами, и мой костюм оказывается как нельзя кстати, потому что здешние гости явно пришли не с улицы. Мужчины представительного вида прогуливаются под руку с не менее представительными спутницами, у кого-то даже берут интервью.
Тяжелая ладонь Жданова опускается мне на талию, и я от неожиданности напрягаюсь. Не привыкла я, чтобы мужчины вот так запросто и без спроса меня обнимали. Но сопротивляться — не сопротивляюсь. Во-первых, сейчас это кажется вполне уместным, а во-вторых, этот уверенный жест мне на удивление нравится.
— Ну что, Люба Владимировна. Пошли на заморские тарантайки глазеть. Пятнадцать с хером лет гелендвагену не изменяю, и решил наконец модель другую выбрать. Будешь помогать. В пирогах и красках ты шаришь лучше, чем в автопроме, как мы могли убедиться, но второе мнение не помешает.
Кажется, я начинаю привыкать к его манере общения, потому что на ремарку про «не шарю» не обижаюсь. Но от ответа, конечно, не удерживаюсь:
— Может все же целесообразнее было того, кто «шарит» позвать?
— Внука и зятя, что ли, мне из Америки выписывать? — вскидывает брови полиграфический магнат. — Эти, конечно, брызгая слюной прибежали бы главе семьи помогать, да, боюсь не успеют.
— Так у вас семья в Америке, получается? — не удерживаюсь от любопытства.
— Дочь моя единственная в свое время жирафа себе заграничного выбрала, — ворчливо откликается Жданов. — Я говорил ей, что не патриотично, но у Славы характер в меня — если решила, хер передумает. Четверых внуков мне там с неугомонным зятем настрогали. Всем табуном теперь летом ко мне приезжают.
От этой информации под рубашкой что-то знакомо шевелится. Кажется, вновь оживает мой женский инстинкт «накорми и позаботься». Он, что же, совсем один?— А в России, получается, никого из родни нет? — уточняю осторожно.
— Ох ты, сколько сочувствия в инженерском голосе. Ты еще спроси, мне одному спать не страшно? — Жданов щурится и внимательно смотрит мне в глаза, отчего я сразу же начинаю нервничать. И начинаю нервничать еще больше, когда слышу следующую фразу.
— Спать мне, конечно, не страшно, но от твоей компании бы не отказался.
  
11
 
Вот хорошо, что на мне надет пиджак, потому что пуговицы на рубашке откровенно трещат оттого, что сердце пытается выбраться наружу. Ты чего так разволновалась-то, Люба? Это Жданов шутит так. Пора бы привыкнуть.
Только по его виду не скажешь, что шутит: серый взгляд сверлит мою переносицу, бровь слегка приподнята.
— Думаю, вам есть с кем скоротать ночь, — бормочу я и невольно опускаю глаза. Пусть я женщина не юная и опытная, но Жданову, надо признать, в умении смущать окружающих равных нет.
 
— Но я же сюда с тобой пришел. Хотел бы скоротать, как ты выразилась, ночь с Дуней или Маней, мы бы сейчас здесь с тобой не стояли.
Я снова поднимаю глаза. Первое смущение я успешно поборола, теперь пора возвращать себе лицо.
— А я думала, вы машину себе выбираете и контейнеры мне вернуть хотите.
— А такая умная женщина была пять минут назад, — качает головой Жданов. — Слушай сюда, Люба Владимировна. Мне лет уже не двадцать, чтобы кругами вокруг тебя ходить. Сюсю-мусю эти, перемигивания и брачные танцы молодым соплежуям оставлю. Не нравится мне человек — я его на хер шлю, не расшаркиваясь. Нравится женщина — приглашаю на свидание, ну и уединиться по настроению.
— А я, видимо, так понравилась, что вы ради меня пункт со свиданием пропустили.
Брови Жданова взлетают вверх, во взгляде проступает намек на удивление и веселье.
— Чувствую, не соскучусь я с тобой, инженер Люба. И что, передачу пирогов на заднем сидении за романтический пикник не засчитаешь?
— Вы бы еще ужин на троих с Левой вспомнили.
При упоминании Левы в груди неприятно скребет. Верный Лев меня третий вечер на свидание ждет, а ветреная Люба тем временем со Ждановым условия интима обсуждает. Стыдоба.
Поэтому я спешно добавляю:
— Кстати, этот разговор ему бы не понравился, поэтому стоит его прекратить.
— Твоего Леву хер разберешь, — брезгливо фыркает Жданов. — Может и понравился бы. Если бы ко мне на ужине какой-то мужик подсел и стал с моей женщиной разговоры разговаривать, я бы его, не раздумывая, в далекие леса послал. А если бы он и тогда не понял, то следом на задворках ресторана ногами отмудохал. А твой еврей что? Сидел и зубы скалил.
— Просто Лева неконфликтный и интеллигентный, — спешу вступиться за поруганную честь своего ухажера. Хотя если уж быть совсем честной, мнение Жданова я разделяю. Не нужно было Леве его к нам за стол пускать, а тем более, позволять над собой шутить и отвечать на вопросы.
— Достойные качества, — соглашается Жданов. — Поэтому, наверное, мне на него так глубоко насрать. Не такой мужчина тебе нужен, Люба.
— А какой же мне нужен? Такой как вы?
Не боялась бы размазать помаду, наверняка бы губу прикусила от смущения за свой неожиданный флирт. Ох, Люба. Полиграфический магнат тебя на лопатки уложил своим натиском. В переносном смысле, конечно.
— Конечно, — уверенно хмыкает Жданов, словно озвучивает давно известный факт, и неожиданно берет меня под руку. — Давай пройдемся, Люба Владимировна. На местных жирдяев посмотришь, сравнишь, аппетит нагуляешь.
Следующий час мы проводим за разглядыванием глянцевых кузовов и кожаных салонов. На удивление, скучно мне не становится, наверное потому, что мой спутник сопровождает осмотр пояснениями и забавными комментариями.
«Видишь вот эту странную приблуду на панели, Люба? Ни в жизнь не догадаешься для чего она. Это какой-то мудак с зарплатой тридцать миллионов евро решил, что включать дворники теперь нужно по-другому. Вот пусть теперь сам на своей замороченной трахоме ездит».
Или же «Ну и что мне в этот багажник складывать? Один ботинок и паспорт? Второй ботинок придется в салоне возить, потому что места тут ни хрена нет».
— В общем, благодаря твоему инженерскому присутствию понял я, что следующим автомобилем моим останется гелендваген, — подытоживает Жданов, когда мы выходим на улицу.
— Благодаря мне? — искренне удивляюсь я, потому что за все время выставки ничего толкового относительно имеющихся там образцов, не произнесла.
— Это чтобы ты себя незаменимой почувствовала, — взгляд Жданова снова сосредотачивается на моем лице, глаза сощуриваются: — Ну так как? Выставка сойдет за свидание, а, Люба?
Хорошо, что уличный фонарь светит тускло, и магнат не может разглядеть то, как стремительно я начинаю краснеть. Очень уж пристально он смотрит. Теперь пиджак мне мешает, потому что несмотря на освежающее дуновение ветра, становится душновато.