Голос пугающей пустоты (СИ)

— Приметы которого в точности соответствуют приметам того, кого все наши ищут? И который явно знал Факела? Не будь идиотом — таких совпадений не бывает.
— Хорошо, командир, — отозвался возражавший. — Но, может, хотя бы половина из нас останется здесь? Нам ведь дали приказ следить за Зас...
— В жопу приказ, — гаркнул старший инквизитор. — Ты хоть имеешь представление о том, насколько этот человек, — он махнул рукой на листовку, — может быть опасен? Его разыскивают даже... — Инквизитор замялся, видимо, вспомнив, что окружен теми, кого не следует посвящать в столь секретные вещи. — Неважно. Застава никуда не денется. Эй, ты. — Он повернулся к сержанту, наблюдавшему за происходящим с приподнятыми бровями. — Пока мы не вернемся, никого не пускать и не выпускать, ясно?
— Конечно, — кивнул сержант, — но ведь тогда тут...
— Мне плевать, — оборвал его инквизитор. — Считай, это прямой приказ от Магистра Ковена. — Он развернулся и, поправив меч у поясеа, торопливо зашагал обратно. — За мной, — добавил он, и его подчиненные поспешили следом.
Теолрин начал было чувствовать облегчение — но затем понял, что не все так гладко. Никого не впускать и не выпускать... Демоны, это может выйти им боком. Хотя нет.
Это однозначно выйдет им боком.
Разве что...
— Эй, а что насчет нас? — решился Теолрин на последнюю авантюру, крикнув в спину уходящим инквизиторам, один из которых уже звал отряд с соседней части Заставы. Старший инквизитор, чуть замедлив шаг, повернул голову. — Мы-то хоть можем уехать? Вы ведь убедились, что мы не какие-то там... проходимцы.
Инквизитор нетерпеливо махнул рукой и что-то сказал — однако звук его потонул в звоне пересыпаемого из ящика в ящик стекла и ржании уставших стоять на одном месте лошадей. Когда инквизитор не стал повторять сказанное и продолжить двигаться в направлении ворот, Теолрин обернулся к сержанту.
— По-моему, — осторожно заметил Теолрин, отойдя от столба с листовками, — это было «да».
Сержант с усталым видом плюхнулся обратно в кресло.
— Заносчивые говнюки, — пробормотал он, уставившись куда-то в невидимую точку. Потом поднял взгляд на Теолрина. — А?
— Говорю, их старший дал добро, чтобы мы проехали, не дожидаясь их возвращения. Так что... — Теолрин сделал два шага к столу и потянулся к грамоте. — С вашего позволения?
Сержант покачал головой, но спорить не стал и влепил на грамоту печать. Теолрин выдохнул, а затем, обернувшись, увидел, как то же самое делает Джейл.
Однако, окончательно он выдохнул только тогда, когда их повозка выкатилась за пределы Заставы и, подскакивая на ухабах, начала путь по дороге, теряющейся в вечерних сумерках, опустившихся на Кельментанию.
Возможно, тех самых сумерках, в которых, если верить нововестникам, суждено возродиться новому миру. Лучшему миру.
Впрочем, в этом Теолрин пока что был не уверен.
В данный момент он был уверен только в том, что им нужно уносить ноги. Как можно быстрее. Как можно дальше — от Ковена, от Летающих, от площади, где казнили его мать.
От своего прошлого.
  
Глава 6
 
Клэйв всегда считал себя сильным человеком. Смелым человеком. Твердым. Волевым. Умеющим стоять на своем и не сгибаться.
Он был уверен, что в любой ситуации останется верен себе, своим принципам и идеалам. Что никто не сумеет повлиять на него — особенно физическими способами. И уж тем более что никто его не сломает.
Время, проведенное в подвалах инквизиции, убедило его в обратном.
Клэйв не знал, сколько прошло времени с тех пор, как его принесли сюда, в эту темную комнату где-то глубоко-глубоко под землей. В логово звенящих цепей, раскаленных прутьев, острозаточенных инструментов, зловеще посверкивающих в огнях жаровен... и вопросов — вопросов, что никогда не заканчивались. В обитель ужаса и боли. В самую настоящую преисподнюю, где ломалось не только тело, но и разум.
Клэйв застонал, пытаясь повернуться, чтобы принять чуть более удобное положение на своей металлической лежанке, бесцеремонно впивающейся в спину. Глупости. Он знал, что это не сработает, и это не сработало. Здесь не было и не могло быть никакого удобного положения — и те, кто придумывал все это, были прекрасно об этом осведомлены. Здесь было лишь отчаяние — и боль. Она то растекалась жгучими волнами по всему телу, то концентрировалась в отдельных точках и пылала там, словно тысячи солнц. Она преследовала его, точно навязчивая поклонница, не стихая ни на миг. Даже сейчас, когда он только-только проснулся, она тотчас же дала о себе знать.
 
Клэйв облизнул языком нижнюю губу, пересохшую, распухшую, покрытую коркой запекшейся крови. Он попытался вспомнить, откуда взялась именно эта кровь, и тут же пожалел о своем решении. Вереница образов проплыла перед ним, ясная, как солнечный день. Раскаленные добела железки, с шипением касающиеся его кожи; сдираемые щипцами ногти; зубы, в которые вонзались крохотные сверла и впивались в них, добираясь до корней... Одни лишь воспоминания обо всем этом заставляли тело Клэйва биться в конвульсиях.
Судя по ощущениям, прошла целая вечность с тех пор, как его начали пытать. Когда все кончится? Клэйв не знал. Голоса мужчин в масках по-прежнему задавали ему вопросы, в основном одни и те же. Заставляли его рассказывать все, что он помнил — и все, что начал забывать.
Конечно, он рассказывал — что еще ему оставалось? Это в сказочных балладах герои стоически выдерживают физическую боль, не говоря ни слова врагам, а в реальности... что ж, весь героизм заканчивается, когда ты чувствуешь запах обгорелой плоти. Собственной плоти. К тому же, Клэйв никогда не считал себя героем — пусть дураки забирают себе это прозвище. Поэтому он с самого начала прилежно отвечал на вопросы, раз за разом произнося избитые фразы, словно актер, играющий единственную роль. Однако инквизиторам было мало его чистосердечного признания. Они продолжали выпытывать из него всю подноготную, возможно, надеясь, что он расскажет им что-то, чего не знает сам.
Где-то неподалеку угнетающим эхом зазвучали шаги, заставив Клэйва нервно сглотнуть и чуть сжать исхудавшие ладони, что выглядывали из-под тяжелых наручников. Что-то негромко зажурчало, левую ногу обдало теплотой, и Клэйв понял, что обмочился. Он уже не стеснялся этого, как прежде — каленое железо и стекло напрочь отмело такое понятие, как «стыд».
Шаги приблизились.
«Нет. Только не это. Только не опять».
Он готов был просить. Умолять. Плакать. Все, что угодно, лишь бы это кончилось. Все, что угодно. Любая цена за прекращение мучений. Хотя бы за их отсрочку. Любая...
Свет от масляного фонаря в руке инквизитора ударил по его глазам, вынудив сощуриться и вжаться спиной в поперечные перекладины своего ложа. Лоб Клэйва покрылся холодным липким потом. Он знал, что будет дальше. После света всегда звучал голос. Всегда.
К его вящему разочарованию, сегодняшний день не стал исключением.
— Я хочу, чтобы ты рассказал мне о том мужчине, что завербовал тебя в ряды еретиков. — До боли знакомый голос: негромкий, монотонный, таящий в себе тысячи угроз. — Расскажи все, что ты о нем помнишь.
Его уже спрашивали об этом. И не один раз. Как-то, еще в начале допросов, Клэйв позволил себе возмутиться, что уже отвечал на заданный вопрос, и инквизитор, ничего не говоря, прижег его руку раскаленным гвоздем. Клэйв быстро сделал выводы и больше не пререкался. Это место располагало к тому, чтобы быстро делать выводы.
Клэйв открыл было рот, но из его горла вырвался лишь сиплый хрип. Он раскашлялся, извиваясь на своей лежанке. Инквизитор щелкнул пальцами, и сбоку выплыл силуэт его помощника. Тот поднес к лицу Клэйва флягу и медленно наклонил ее. Перестав кашлять, Клэйв принялся жадно глотать воду. Вода здесь была чем-то вроде поощрения за хорошее поведение и точные ответы. Последнее время она даже снилась ему.