Выпуской бал, или "Вашу руку, мадемуазель!" (СИ)

— Наверное, — светски улыбнулся он. — Не пробовал. Давно привык, что куда бы ни сунулся, по внешности или происхождению я там чужой. Какой же смысл отказываться, всё равно узнают… рано или поздно. Уж лучше сразу! Приходится доказывать, что и такой, я кое-чего стою.
— Часто приходится?
— Порядочно. Вот, например, сейчас.
Они переглянулись. Виола игриво двинула бровью: "Ну-ну, доказывай и дальше!" Мысленно она всё чаще называла его на "ты", но даже себе в этом пока не признавалась.
32
Воскресным утром все, кто учил танцы к балу Равноденствия, на пару часов собрались в зале, а дальше могли считать себя свободными от уроков. Виолетта согласилась "на бис" пойти в кафе, только ей нужно взять легкий плащик для улицы. Гиацинт провожал ее до девичьего крыла.
В холле нижнего этажа бренчало фортепьяно. Вокруг него собралась веселая компания.
— Граф! Идите к нам! — обрадовались они. — Нам как раз нужен солист!
— Хотите сказать, тот, кто помнит слова песен, в отличие от вас? — засмеялся он. — Сто раз говорил, записывайте!
— Ну, просим, просим! — заискивающе защебетали девицы, их кавалеры аплодировали, уговаривая не словами. — Хотя бы одну песенку!
— Но я спешу и уже опаздываю, — Гиацинт виновато улыбнулся.
— Только одну! — уверяли соученики. Бойкий очень длинный парень на класс младше выпускного заиграл знакомую всем мелодию. Виола слышала ее впервые, но остальные реагировали так, будто на эту песню графа можно выманивать, как кошку ленточкой.
Он обреченно усмехнулся, видимо, действительно не мог отказать.
— Только одну!! — поставил он условие. — Простите, мадемуазель, они не отвяжутся. Надеюсь, я не надолго. — Получив молчаливое разрешение спутницы, он запрыгнул через ступеньку на низенький подиум, отделяющий ярко освещенный холл от коридора. Компания собралась там. — Ну это же не боевой марш, чтобы так греметь! — весело упрекнул он музыканта. — Помягче…
— Давай сам? — пианист собрался уступить ему место.
— Нет, ноты ты отлично знаешь, тебе и клавиши в руки! Поехали… — он запел известную "Песню моряка":
 
 
В этом мире шумном и широком,
 
Где-то за морями, за лесами
 
Ждет меня, тоскуя на пороге,
 
Девочка с зелеными глазами…
 
 
У графа Ориенталь было собственное мнение, как правильно петь эту песню, и он менял отдельные слова и мелодию как хотел, но в школе определенно предпочитали его версию классической. По ходу песни он пропадал за морем, боролся со штормом, а девочка росла. Но моряк всегда возвращался, зная, что его ждут. "Женщине вернуться обещал я, значит, не могу я не вернуться!.."
 
 
И не зря мне в радости и в горе
 
Снится под любыми небесами
 
Милая, с глазами цвета моря,
 
Женщина с зелеными глазами… [13]
 
 
Слушатели пораженно перешептывались. Не может быть! "Милая"? Каждый раз по настроению история звучала иначе. То весело, то мечтательно, то с вызовом, то с надеждой. Он мог менять стиль и от куплета к куплету. Но всё-таки обычно Гиацинт пел в пространство, слегка насмешливо, с легкой грустью, скорее относящейся к тоске по морю. А девушка… что ж, обе принцессы могли принять эту песню на свой счет, особенно Бьянка. А уж если рядом стояла Амариллис, ее самодовольство сияло на милю вокруг. Но сегодня… "Милая?!" Такого слова в финале раньше не было! О, Боже! Он пел так, будто нашел ее! Кто же это?
Дав всей школе пищу для размышлений, ведь эта новость разлетится степным пожаром, солист собирался сбежать, но тут его окликнул курьер.
— Эй, молодежь! У меня письмо для графа Ориенталь! На входе сказали, что я непременно найду его сиятельство возле пианино…
 
Гиацинт мигом оказался рядом и нашел в кармане монетку:
— Благодарю! — он быстро развернул короткую записку. — Простите, мне пора! Концерт дам в другой раз! — не обращая внимания на недовольный шум за спиной, он подошел к Виоле. — Не судьба, мадемуазель. Когда я приглашал вас, думал, известие придет после обеда. Я не могу сейчас проводить вас в кафе. Простите.
— Ничего, в другой раз, — философски сказала Виола. — Это письмо из вашего театра?
— Да. Очень важная репетиция, трубят общий сбор.
— А… можно мне как-нибудь посмотреть? — скромница снова прятала лукавство за ресницами, но граф видел ее насквозь.
— Боюсь, что тема нашего спектакля не для благовоспитанной мадемуазель. Я бы рискнул… но режиссер будет категорически против. Простите ещё раз. Если не раньше, то встретимся во вторник на занятии.
— Последнее перед выступлением! Ужас!
— Не бойтесь, — мягко улыбнулся он. — Танцевать на балу проще, чем в классе! Никто не скажет, что не так, и всего один раз!
— Да, а потом? Маэстро Ильвен…
— Потом неважно. Мы ему нужны. Особенно ваш "полёт". За него маэстро простит всё! — он подмигнул ей и сбежал.
33
— Ну что, узнал, какого цвета? — вместо приветствия сходу спросила Амариллис. Ясно, змея хотела проверить, сообразит ли он сразу, о чем речь. Друг ее не разочаровал:
— Как море.
— Как у меня? — кокетливо сверкнула глазами актриса.
— Твои зеленее, — честно признал он.
Мэтр Жасмин не обманул: костюмы для "Лис Нуар" прибыли. Теперь и режиссер, и костюмерша Маргоша жаждали "смотра войск". Но если для оценки Марго достаточно сделать пару движений и повернуться вокруг оси, режиссер требовал репетиции в костюмах. Прогнать весь спектакль за один раз не получится, разве что условно, не меняя декораций, и вместо оркестра (у музыкантов выходной) довольствуясь одним фортепиано.
Мэтр предпочел выбрать три сцены, где хорошо видны и активны все главные герои.
— Как я "обожаю" такие оранжерейные платьица, кто бы знал! — Амариллис скептически встряхивала ядовито-салатный наряд с контрастными двухцветными оборками, поверяя длину пышной укороченной юбки. Городские наряды красоток по отделке были парадными, а по крою "уличными", с яркими чулочками. В них нужно ловко лавировать между столиками и болтать ножками, сидя боком на рулетке.
— Все знают, не капризничай! — погнал ее переодеваться режиссер. — Прикрытие в казино у твоей героини как раз школьница! Зато в гостинице у тебя другое платье, настоящий наряд соблазнительницы!
Вскоре Амариллис вышла в костюме и покрутилась перед первым рядом:
— Что скажете, мальчики?
— То же, что на примерке и раньше, — пожал плечами Гиацинт. — Нормально.
Натал молча выразил сдержанное одобрение. Они сидели в первом ряду, один, отлынивая от примерки костюма, другой — от работы за сценой. Помогал ставить декорации. Режиссер орлиным глазом высмотрел обоих и разогнал. Друзья встретились уже после показа двух сцен: все кавалеры и красотки в зале, вечерняя игра вплоть до появления залётного шулера, и все куплеты, которые там полагалось петь. И большая сцена в гостинице: серьезный разговор Гиацинта и Амариллис (с угрозой жизни), потом их танец и дуэт "Кораблекрушительная любовь".
Послушав замечания и похвалы от режиссера, Гиацинт спрыгнул со сцены в зал, спросить ещё одного критика. В черных глазах мелькнула тревога, граф заметил.
— Ну как тебе?
— Да что я понимаю? — отмахнулся Натал. — Лишь бы вам самим нравилось!
— Брось, старик. Говори, что видишь.
— Костюмчик, ничего. Тебя и не узнать! Только по голосу. Хотя в некоторых сценах и голос другой…
— Я знаю, не темни. Что не так? — граф упал в кресло рядом.
— Ты как-то по-другому смотришь, когда вы поете дуэт… В конце на рулетке и раньше звучало тревожно, но теперь просто обреченно! Аж страшно! Одно дело, когда человек стоит на краю, а другое, когда решил броситься вниз. — Друг оглянулся, чтобы лучше видеть его лицо: — Что случилось?