Собрание сочинений в 2-х томах. Том 1

 Овечки женятся, плодятся, умирают,
 А пастыри притом карманы набивают.
 За деньги чистые прощают всякий грех,
 За деньги множество в раю сулят утех.
 Но если говорить на свете правду можно,
 То мнение мое скажу я вам неложно:
 За деньги самого всевышнего творца
 Готовы обмануть и пастырь и овца!
 Что дурен здешний свет, то всякий понимает.
 Да для чего он есть, того никто не знает.
 Довольно я молол, пора и помолчать;
 Петрушка, может быть, вам станет отвечать».
 «Я мысль мою скажу, — вещает мне Петрушка, —
 Весь свет, мне кажется, ребятская игрушка;
 Лишь только надобно потверже то узнать,
 Как лучше, живучи, игрушкой той играть.
 Что нужды, хоть потом и возьмут душу черти,
 Лишь только б удалось получше жить до смерти!
 На что молиться нам, чтоб дал бог видеть рай?
 Жить весело и здесь, лишь ближними играй.
 Играй, хоть от игры и плакать ближний будет,
 Щечи его казну, — твоя казна прибудет;
 А чтоб приятнее еще казался свет,
 Бери, лови, хватай все, что ни попадет.
 Всяк должен своему последовать рассудку:
 Что ставишь в дело ты, другой то ставит в шутку.
 Не часто ль от того родится всем беда,
 Чем тешиться хотят большие господа,
 Которы нашими играют господами
 Так точно, как они играть изволят нами?
 Создатель твари всей, себе на похвалу,
 По свету нас пустил, как кукол по столу.
 Иные резвятся, хохочут, пляшут, скачут,
 Другие морщатся, грустят, тоскуют, плачут.
 Вот как вертится свет! А для чего он так,
 Не ведает того ни умный, ни дурак.
 Однако, ежели какими чудесами
 Изволили спознать вы ту причину сами,
 Скажите нам ее...» Сим речь окончил он,
 За речию его последовал поклон.
 Шумилов с Ванькою, хваля догадку ону,
 Отвесили за ним мне также по поклону;
 И трое все они, возвыся громкий глас,
 Вещали: «Не скрывай ты таинства от нас;
 Яви ты нам свою в решениях удачу,
 Реши ты нам свою премудрую задачу!»
 А вы внемлите мой, друзья мои, ответ:
 «И сам не знаю я, на что сей создан свет!»
ПОСЛАНИЕ К ЯМЩИКОВУ{*} 
 Натуры пасынок, проказ ее пример,
 Пиита, философ и унтер-офицер!
 Ограблен мачехой, обиженный судьбою,
 
 Имеешь редкий дар — довольным быть собою.
 Простри ко мне глагол, скажи мне свой секрет:
 Как то нашлось в тебе, чего и в умных нет?
 Доволен ты своей и прозой и стихами,
 Доволен ты своим рассудком и делами,
 И, цену чувствуя своих душевных сил,
 Ты зависти к себе ни в ком не возбудил.
 О чудо странное! Блаженна та утроба,
 Котора некогда тобой была жерёба!
 Как погреб начинен и пивом и вином,
 И днем и нощию объятый крепким сном,
 Набивший нос себе багровый, лучезарный,
 Блажен родитель твой, советник титулярный!
 Он, бывши умными очами близорук,
 Не ищет проницать во глубину наук,
 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . .
 Не ищет различать и весить колких слов.
 Без грамоты пиит, без мыслей философ,
 Он, не читав Руссо, с ним тотчас согласился,
 Что чрез науки свет лишь только развратился,
 И мнит, что . . . . . . . . . . . .
 Блаженна, что от них такой родился плод,
 Который в свете сем восстановит их род...
 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . .
[Не окончено.]
ЭПИГРАММА 
 О Клим! дела твои велики!
 Но кто хвалил тебя? Родня и два заики.
К УМУ МОЕМУ{*} 
 К тебе, о разум мой, я слово обращаю;
 И более тебя уже не защищаю.
 Хоть в свете больше всех я сам себя люблю,
 Но склонностей твоих я больше не терплю.
 К чему ты глупости людские примечаешь?
 Иль ты исправить их собой предпринимаешь?
 Но льзя ль успеху быть в намеренье таком?
 Останется дурак навеки дураком.
 Скажи, какие ты к тому имеешь правы,
 Чтоб прочих исправлять и разумы и нравы?
 Все склонности твои прилежно разобрав,
 Увидел ясно я, что ты и сам неправ.
 Ты хочешь здешние обычаи исправить;
 Ты хочешь дураков в России поубавить,
 И хочешь убавлять ты их в такие дни,