Собрание сочинений в 15 томах. Том 12
Напряженность обстановки разряжается. Все, конечно, стояли, пока стояли королева, король и принц; теперь они решаются сесть. Несколько дипломатов, наклонившись друг к другу, шепчутся. Американский и английский послы не могут скрыть своего интереса. Они бы с удовольствием обменялись ироническими замечаниями, но дипломатия запрещает это.
Королева избавляется от чашки, которая мешает ей принять трагическую позу. Король отдает свою.
Королева теперь обретает достоинство. Она медленно встает, словно собираясь уйти. Все встают вслед за ней. Ясно, что она все-таки намерена устроить сцену.
«Ваше величество, мы свидетельствуем почтение вам, нашему новому королю».
Она стоит, высокая и величественная, потом не выдерживает и начинает говорить просто, горячо:
«Вы приехали издалека!
Вы не знаете, как страдает и скорбит наша страна.
Я взываю о справедливости. Отомстите за убитых! Во имя Клаверии отомстите агравийским убийцам!»
Все молчат. Что скажет король? Пауль думает, потом говорит:
«Ваше величество, господь призвал меня из дальних краев, чтобы я правил этой страной и спас ее. Весь народ молился сегодня, дабы господь вразумил меня».
Он замолкает, обдумывая свои слова. Все кругом стараются уловить их значение. Он продолжает говорить, но уже не столько для королевы, сколько для всех присутствующих. С последней фразой он обращается к Михелю.
«Я разделяю ваше горе.
Но королевством управляю я. Я КОРОЛЬ.
Я требую от вас не указаний, а верности».
Кончив говорить, он стоит неподвижно. Королева, с достоинством выслушав упрек, медленно кланяется. Принцессе нравится его тон, но она сомневается в весомости его слов. Михель смотрит на нее. Поняв, что Пауль ей нравится, он внешне остается спокойным и только сжимает кулаки. Свидетели этой сцены обмениваются взглядами. Англичанин и американец пристально смотрят друг на друга. Губы американца трогает улыбка, он словно говорит: «Твердый орешек». Король хочет быть настоящим королем. Но что он собирается предпринять в отношении Агравии? Понимает ли он обстановку?.
Все расходятся. Погруженный в свои мысли, Пауль медленно удаляется. Руки его заложены за спину. Экран меркнет.
Мы снова видим площадь перед собором. Быстро сгущаются сумерки. Мелькают черные силуэты людей. Освещенный трамвай на углу. Зажигается иллюминация. Приземистая крепость на склоне горы очерчена огнями, но громада кафедрального собора, уходящего вверх за рамку кадра, остается темной. Черный собор мрачен и зловещ.
Камера надвигается на лоджию клавополисского дворца, в которую выходят личные апартаменты короля. Из лоджии открывается вид, который очень важен для этого фильма. Виден весь город, прямо напротив — собор, возвышающийся над площадью. Из лоджии виден собор святого Иосифа вместе с куполом. В сценах на площади можно было видеть только фасад собора, а купол почти совсем оставался вне поля зрения. Клавополис — это воплощение европейской националистической монархии. Он раскинулся на склоне горы и спускается к гавани. Главные здания его возвышаются над массой старых домов с островерхими крышами. Над городом господствует средневековая крепость. Осветив лоджию, можно сделать так, что город будет виден неясно и как бы вдали. При затемнении переднего плана фигуры в лоджии будут выделяться черными силуэтами на фоне красивого города, освещенного луной и видного словно сквозь вуаль, или на фоне резко очерченных линий днем или на закате.
Сейчас мы видим Клавополис иллюминованным. Вдалеке взлетают фейерверки. Сначала сама лоджия не видна. Потом зритель как бы удаляется, и в поле зрения его появляются колонны и парапет лоджии. Камера отодвигается еще дальше, и мы видим черный силуэт короля, стоящего неподвижно в углу. Камера продолжает отодвигаться, и вот виден пол лоджии, мебель, а на заднем плане — город. Напротив короля стоит стол, стулья и лампы с абажурами, которые еще не горят. Король наконец в удобном халате.
Он вздыхает и медленно поворачивается. Он ждет.
Зажигается свет. Входит слуга. Угол, в котором стоит стол, ярко освещен, а все остальное как бы погружается в тень. Очень важно, чтобы к этому свету в углу не примешивался свет иллюминации и фейерверков.
Пауль идет к столу, и в это время входит канцлер Хаген. Оба они ярко освещены, но не заполняют собой весь экран. В кадре есть что-то большое и темное, какая-то тень города и всего мира.
«Вы не слишком устали? Я не могу заснуть и послал за вами. У меня сегодня был ужасно трудный день».
Канцлер почтителен. Он и король сидят за столом. Их лица освещены лампами. Лица и руки отчетливо видны. Даже теперь эти две фигуры не заполняют собою кадр. Над ними большое пространство; эти два человека находятся во власти каких-то высших сил. Но они ярко освещены и видны четко, в фокусе. Задний план расплывчат, огромен и мрачен; парапет лоджии и колонны совершенно черные. Камера то наплывает на короля и канцлера, то удаляется от них по мере необходимости, но фигуры их по-прежнему невелики.
«Не сплю ли я?
Это похоже на спектакль… или на сон.
Неужели ВСЕ короли живут так, словно они на сцене или во сне?»
Канцлер что-то отвечает. (Титра нет.)
Лицо Пауля освещено. Он испытующе смотрит на канцлера. Потом говорит:
«Вы служили королю Клаверии целых полвека. Вы знали моего отца. Я король всего полдня.
Никогда в жизни я не чувствовал себя таким одиноким. Могу ли я рассчитывать на вас?»
Канцлер встает и протестующе жестикулирует. Пауль делает знак, чтобы он снова сел.
«Могу ли я рассчитывать на вас как на человека?»
Канцлер колеблется — ему хочется выразить свои чувства, но этикет сковывает его. Пауль протягивает через стол руку. Канцлер сжимает ее и не отпускает несколько секунд.
«Я любил вашего отца, ваше величество, и вы очень, очень похожи на него».
Пауль поворачивается лицом к зрителям и говорит. Задний план постепенно темнеет и в конце концов становится темно-серым, обрамленным совершенно черными колоннами лоджии.
«Я думал, что я унаследовал королевство. А я, кажется, унаследовал войну. Ведь здесь все клонится к войне?»
Канцлер раздумывает. На темно-сером фоне появляется еще более темный силуэт стоящего на задних лапах геральдического клаверийского леопарда. Он чернеет, становится отчетливее. Зверь кажется гигантским, он словно собирается растоптать двоих, сидящих внизу.
Затем все на том же фоне появляются белые титры. Они вспыхивают и гаснут, а леопард становится еще более темным.
«Традиционная политика Клаверии требует экспансии на восток.
Новая Агравийская республика была отторгнута от нас и легла поперек нашего пути».
Пауль кладет руку на руку канцлера.
«Канцлер, вы хотите войны?»
Канцлер делает энергичный отрицательный жест.
«Ваше величество, я ненавижу войну».
Жест Пауля говорит: «И я». Оба молчат. Черный леопард исчезает, и на экране уже более крупным планом два человека с серьезными лицами.
«Канцлер, а вы не заинтересованы в том, чтобы какая-нибудь большая американская или европейская группа, возглавляемая англичанами, контролировала месторождения калькомита в Агравии?»
Жест Хагена: «Нисколько не заинтересован».
«Я настоящий король или шахматная фигура?»
Рядом с ним появляется шахматный король.
«Канцлер, кто-то играет не только нами, но и англичанами и американцами. Одна из пешек натравливает игроков друг на друга. Так бывает с живыми шахматами».
Разговор принимает новый оборот. На заднем плане, который до сих пор был темно-серым, теперь медленно проступает вид ночного Клавополиса, становясь все более четким по ходу разговора.
Теперь особенно важно выражение лиц, и они показываются крупным планом. Пауль задает все более острые вопросы.
«Патриоты, газеты, почти все чиновники подняли огромный шум в связи с убийством короля. Сегодня была не коронация, а скорее демонстрации против Агравии».
Подняв палец, канцлер что-то серьезно говорит. Разговор продолжается довольно долго. Канцлер высказывает главную мысль: