Полиция памяти
Но это же нормально! Я всегда болтаю о чем хочу и двигаю пальцами как хочу… Ты можешь приказывать мне только в классе!
— Я так рад, что сумел заставить твой голос исчезнуть. Ты знала, что, если насекомым отрезать их усики-антенны, они вмиг утрачивают активность? Сразу же замирают, скрючиваются и отказываются принимать пищу. Вот и с тобой то же самое. Лишившись голоса, ты потеряла способность держать себя в форме. Но не волнуйся. Теперь ты останешься здесь. Будешь жить среди таких же голосов, отговоривших свое и запечатанных в этих машинках. Ну, а я останусь рядом, буду присматривать за тобой. Ничего сложного, ты научишься. Так же, как научилась печатать на машинке.
Он наконец отпускает меня. Я падаю в кресло, роняю голову на стол и испускаю долгий протяжный вздох. Горло отзывается дикой болью.
— У среднего класса вот-вот начнется урок. Пойду-ка я вниз! — Он прячет секундомер в карман пиджака. — Сегодня будем набирать один медицинский трактат. Настоящая пытка для пальцев, я весь в предвкушении… Ну, а ты будь паинькой и жди меня здесь.
Дверь за ним закрывается. Ключ в замке лязгает, запирая меня, эхо его шагов на лестнице затихает. И я остаюсь внутри совершенно одна.
* * *
«Итак, героиня в моей книге тоже оказывается заперта?» — озадаченно думала я, собирая в стопку написанные за день страницы, прижимая их стеклянным пресс-папье и выключая торшер на столе. Изначально-то эти двое должны были воспылать друг к дружке страстной любовью и, пустившись на поиски ее пропавшего голоса, долго обшаривать фабрику пишмашинок, маяк на краю утеса, холодильник на кафедре патологий и склад канцелярского магазина; но неожиданно все повернулось вот так. Впрочем, в моей писанине часто случалось, что задуманная история вдруг сворачивала куда-то совсем не туда, и потому я заснула, совершенно ни о чем не переживая.
А на следующее утро, когда я проснулась, исчезли календари.
* * *
Во всем доме я нашла только три или четыре календаря. Все они были с рекламой каких-то фирм или торговых кварталов и никаких личных воспоминаний не вызывали. Даже R вряд ли стал бы горевать по ним так же, как по своим «фотографиям». Если подумать, календарь — это просто хронологическая последовательность неких чисел. Конечно, поначалу будет не очень удобно. Но люди наверняка придумают и другие способы подсчитывать дни своей жизни.
Календари я сожгла в садовой печи. Очень быстро они прогорели дотла, оставив после себя только проволочные пружинки, когда-то скреплявшие их страницы.
Жаровня в печи утопала под толстым слоем золы. Очень плотной, но такой мягкой, что стоило поворошить ее кочергой, как взмывало, танцуя, облачко пепла. При виде этой золы мне всегда начинало казаться: а может, все эти исчезновения вовсе не так важны, как пытается убедить нас Тайная полиция? Ведь почти любая вещь на свете, если бросить ее в огонь, исчезнет так же бесследно. И ее пепел точно так же развеет ветром, чем бы она ни была и как бы ни выглядела когда-то.
Такой же пепельный дым поднимался и над двориками вокруг. Низко стелющиеся облака всасывали его без остатка. Снегопад прекратился, но утро оставалось промозглым, как и всегда. Дети с туго набитыми ранцами поверх тяжелых пальтишек пробирались по сугробам в школу. Соседский пес, вывалив морду из конуры, с сонным видом тыкался носом в снег. На улочке перед домом начали собираться соседи.
— Что-то давно не видать твоего старого друга! — крикнул мне через забор бывший шляпник. — С ним все в порядке?
— Да захворал немного, — ответила я. — Но уже идет на поправку!
На секунду я испугалась: уж не знает ли он, что старика забирала Тайная полиция? Но он, похоже, спрашивал не поэтому.
— Ну еще бы, — услышала я в ответ. — Любой захворает, когда такая холодрыга изо дня в день…
— И не говорите! — подхватила соседка из дома напротив. — Особенно если на рынке шаром покати, а за тем, что осталось, сплошные очереди! Полчаса проторчишь в сугробах — околеешь от такого шопинга…
— А мой внук с тонзиллитом слег, — подал голос служащий мэрии из дома справа. — Третий день просит молочного пудинга, чтобы глотать легче стало. Я весь город уже оббегал — нигде не нашел…
— Молочный пудинг теперь большая роскошь! — качает головой моя соседка слева. — Для него нужны яйца, но яиц в такие морозы курицы нести не хотят. Вчера простояла за яйцами целый час, а продали мне только четыре штуки…
— А я хотел цветной капусты купить. Пять овощных обошел, но везде оставалась только бурая, сморщенная…
— У мясников витрины пустеют день за днем. Раньше-то как ни зайдешь — за колбасами над головой просто потолка не видать! А теперь если и выбросят парочку, все распродано уже к десяти утра…
Все соседи один за другим только и жаловались на нехватку продуктов.
— Да если бы только еда! — подхватила старушка, жившая за пару домов от меня. — Уже и керосин берегут как зеницу ока! Прошлым вечером у меня в печке весь прогорел, чувствую — вот-вот околею. Да еще и ноги больные, скрутило сил нет… Ну, думаю, до соседей доковыляю — займу немного, лишь бы до утра дотянуть. Постучалась, а мне — от ворот поворот! Даже ради приличия извиняться не стали…
— О, на этих сквалыг даже не рассчитывайте! Они и на улице-то от соседей нос воротят, а уж предложишь в кассе взаимопомощи поучаствовать — такого наслушаешься! Очень странная парочка. Никогда не знаешь, что у них на уме…
Речь явно шла о супругах в доме справа, тех, что держали пса. О них я знала немного: обоим лет под сорок, оба работают, детей нет.
Все дружно принялись их осуждать, и я сразу захотела домой, но предлога, чтобы откланяться, сочинить не смогла и продолжила сбивать кочергой снег с забора, лишь изредка поддакивая говорящим. Соседский пес, будто почуяв, что его хозяевам перемывают кости, сердито загавкал на всю округу.
— И все-таки… — сказал бывший шляпник, меняя тему. — Когда же придет весна?
Остальные тут же закивали.
— А может, она вообще уже не придет… — пробурчала старушка с больными ногами.
— А?? — донеслось со всех сторон сразу.
Бывший шляпник задернул молнию куртки до самого верха. Я перехватила поудобнее кочергу.
— В обычный год ветер давно бы уже поменялся, на деревьях показались бы почки, а море бы посветлело, — произнес бывший шляпник. — А в этом году снег все валит как сумасшедший и даже не думает таять. Это очень странно, как ни крути.
— Ну, лет тридцать назад вроде случалась какая-то аномалия, разве нет?
— Э, все не так просто… Подумайте сами! Раз исчезли календари — значит, нам будет нечего перелистнуть, чтобы знать, какой месяц закончился, верно? Стало быть, и нового месяца не начнется, сколько бы мы ни ждали. А значит, не придет и весна.
— Но… что тогда будет дальше?
— Вы хотите сказать, не будет весны — не наступит и лето? И снег не сойдет с полей? Как тогда вырастить урожай?!
— Если холод не прекратится, нам всем конец. Керосин уже у всех на исходе!
Жалобы сыпались со всех сторон, то по очереди, а то и одновременно. Ветер, еще холоднее прежнего, пронесся вихрем по улице. Устало урча, проехал заляпанный грязью автомобиль.
— Не волнуйтесь. Не стоит паниковать. Календари — это всего лишь бумажки! Просто нужно еще чуть-чуть потерпеть. Все наладится. Все будет в полном порядке, — только и повторял бывший шляпник, словно пытаясь убедить себя самого.
— Ну да… Ну да… — кивали и мы ему в ответ.
* * *
Но в итоге все вышло так, как предсказала старушка с больными ногами. Сколько мы ни ждали, весна не пришла. И вместе с пеплом календарей снег запечатал под собою нас.
16
День рождения старика мы решили отметить в убежище.
— Ну, теперь-то календарей больше нет, кто в какой день родился, уже и не вспомнить… Право, не стоит из-за этого так суетиться! — смущенно пожал он плечами.