Печать бездны (СИ)

Вереница машин медленно тянулась от ворот старинного польского маетка до главного здания. Моя маленькая спортивная Феррари несколько выбивалась из числа громоздких и неповоротливых грузовиков. Гравий хрустел под колёсами автомобилей. Уже давно нужно было заасфальтировать дорогу, но отец решил оставить колорит столетней давности. Часы на башне пробили полдень. Поместье жило своей размеренной жизнью. К хозяйственному крылу подъезжали фургоны с натуральными продуктами, сноровисто разгружались и освобождали место для грузовиков с очередным оборудованием. Разгрузкой техники занимались угрюмые молчаливые мужчины, которые выделялись немаркой одеждой с зелёной нашивкой на груди.
Я бездумно смотрел вперёд. Прошел год с момента моего последнего визита к отцу на обследования. Совершенно ничего не изменилось. Даже удивительно, что отец вызвал в родовое поместье. Видимо в непутевом сыне снова возникла редкая надобность. Или снова уложит на стол для анализов, как лабораторную мышь. Это последний год, когда он может приказать, и я обязан буду подчиниться. Последний.
А дальше можно просто игнорировать. Финансы у меня давно это позволяют. Осталось пройти ритуальные бои. Да, на это уже давно никто не решался, но лучше так, чем с ним.
У володаря маетка Бо́леса Кшесинского (так их фамилию переименовали в Польше) в этой жизни было две страсти: здоровый образ жизни и генетические эксперименты. Причём экспериментами он занялся в попытке вырастить из меня сверхвасилиска. Отец был помешан на здоровом питании. И не только. С детства он уделял больше внимания питанию и моему физическому развитию, чем образованию. Была бы жива мама, она бы не позволила случиться такому перекосу. Но мамы я не знал. Магда Кшесинская не пережила роды. В раннем детстве отец мною практически не интересовался. Но я тянулся к нему, вызывался участвовать в любых его экспериментах. Старался найти с ним общие темы, разделить его увлечения. Всё это приобрело очень странную форму. С каждым годом меня всё дольше и тщательней исследовали в отцовской лаборатории, контролировали процессы умственного развития и физического, исследовали кровь, гормоны, проводили компьютерную томографию и магнитно-резонансную томографию. В бездну! Да на мне опробовали столько методов лабораторной диагностики, что подопытные крысы рядом со мной нервно курили в сторонке. До шестнадцати лет единственной возможностью увидеть отца — означало лечь на стол в его лаборатории. А потом меня вызвали в Гимназиум, и я понял, что существуют другие взаимоотношения между родителями и детьми. Болезненная привязанность сходила на нет, но раз в год по приказу я вынужден был проходить это заново. То, что раньше делалось с радостью и желанием хоть как-то угодить отцу, теперь вызывало ненависть и отвращение.
На каникулы я старался возвращаться либо в поместье во Мгле, либо оставался гостить у гимназистов-друзей.
Я понимал, почему отец так холоден с мной. Ведь из-за меня умерла мама. А сам я, к сожалению, оказался её точной копией. Светлые чуть курчавые волосы, пронзительные глаза цвета грозового неба, чуть пухлые губы, прямой нос с горбинкой. Отец часто говорил, что мне стоило родиться девчонкой, внешность подходящая. Высокий, стройный, без лишней мускулатуры. Гибкий и плавный в своих движениях. Совсем не похожий на крупного темноволосого Болеса. Отец пытался ещё исправить мое тело путём усиленных тренировок, неизвестных уколов и особого режима питания, но всё это почему-то не срабатывало. Наставники же в один голос говорили, что я и без того идеально пользуюсь своими природными данными и показываю максимальные результаты в фехтовании, рукопашном бое, огневой подготовке. Тогда-то отец вообще забыл про моё существование. Он месяцами сидел в своей лаборатории, погрузившись с головой в опыты. Не сказать, чтобы они были бесполезны, на их основе мне удалось зарегистрировать патенты и основать бизнес в человеческом мире: здоровое питание, спортивное питание, сеть элитных фитнес центров, эко-фермы по всему миру. В последние годы это направление стало настолько популярным, что капитализация моего состояния просто зашкаливает. Но отец лишь махнул рукой на мои старания. Он лично курирует отрасль фармакологии, генной инженерии и медицины. Меня туда не допускают ни под каким предлогом. Более того, во время особо важных экспериментов отец вообще запрещает посещать маеток. Последний год мы виделись всего три раза. Ну как виделись, мы молча ужинали в одной столовой, когда нас посещал дед по матери, и расходились по своим делам. Я проводил время с дедом, Болес — со своими опытами.
 
Неужели Ма́драс Э́сфес опять пожаловал? Уж кому, а ему отец не мог отказать в посещении маетка в любое время по желанию. Пусть Мадрас уже давно снял корону, но сила ведь никуда не делась. Отца он удавил бы и не заметил, дай только повод. Дед не простил ему смерти любимой внучатой племянницы. Единственная змейка в поколении была для Эсфесов ценна, к ней относились как к принцессе крови. Но она ушла из Саша́ри, Осколка ветра и песка, к Болесу по любви. И никто не посмел перечить. Теперь дед зорко следил за моей жизнью. А поскольку ритуальные бои ещё не прошли, вынужден был встречаться со мной в присутствии главы семьи. Столетний внучок по человеческим меркам звучало смешно, а по осколочным — сущий ребенок.
Машина медленно подъехала к центральному входу, услужливый дворецкий открыл мне дверь, протягивая руку в ожидании ключей.
— Добрый день, володарь Анджей! Вас ожидают в белой гостиной. Желаете поставить Вашу машину в подземный паркинг или в гостевых гаражах?
— Добрый, Коста! Ставь в паркинг, подозреваю, что задержусь на этот раз. А у отца есть гости?
Невинный на первый взгляд вопрос заставил Косту побелеть. Он едва слышно прошептал:
— Не дозволено говорить, володарь Анджей! — глаза дворецкого не поднимались от земли. Рука была протянута за ключами. — Велено передать, Вас ожидают.
— Коста, ты меня с детства знаешь. Мне есть чего опасаться? — Ключи медленно опускались на открытую ладонь.
Старый василиск поднял глаза и молча моргнул один раз. Как когда-то в детстве, когда я спрашивал в хорошем отец настроении или нет. Безобидный шифр, где «Да» — моргнуть один раз, «Нет» — моргнуть два раза.
— Я передумал, машину в гостевых оставь. И вели к пяти вечера запрячь Ферзя, хочу осмотреть отчий дом. Соскучился.
Коста кивнул и отправился перегонять машину.
Все интересней и интересней. Поднимаясь по ступеням ко входу обратил внимание на какую-то параноидальную чистоту вокруг. Идеально чисто было везде. Свежевскопанный грунт на клумбах, ядовито зелёный газон, не смотря на начало осени. Идеально отполированные балюстрады лестниц. Вроде бы придраться не к чему, но это настораживает. Все блестело, нигде не было ни пылинки, во всех комнатах через которые я проходил был сделан ремонт. Чужой человек этого не заметил бы, ведь все материалы идентичны тем, которые здесь были до ремонта. Но я видел.
Ковры, паркет, светильники, даже мрамор на каминных полках заменены. Всё вокруг!
Я понимаю, если бы все переделали, тогда можно было бы заподозрить, что у отца появилась куртэ́сса, которая смогла тронуть его сердце. Но здесь все было оставлено так же, как и было.
Шагать по новому, идеально отполированному паркету было непривычно, не было скрипа половиц. Вибрация коммуникатора дала знать, что тетушка Аннэ уже в курсе моего прибытия домой и жаждет встретиться.
Что же имел ввиду Коста!?
Двери белой гостиной были открыты, поэтому удалось услышать обрывок фразы до появления в поле зрения беседующих.
— … Конечно мы чтим конвенцию! Наш род даже активно сотрудничает с людьми в области генной инженерии, здорового питания, фармакологии.
— … Мы знаем об этом, но вам придется…
— Да мы не против, мальчик пройдет все проверки. Но почему мы? Мой сын еще даже не перешел на третью кварту, Зверь недоразвит. Он же безобидный! И хотелось бы узнать суть обвинений и личность обвинителя, — отец откровенно лебезил, что было совершенного на него не похоже.