Кровавые тени (ЛП)

— Предполагаю, ты понял, что ты не в себе, возомнив, что можешь сломать чтеца теней. Для этого потребуется нечто большее, чем красивое лицо и несколько хорошо отрепетированных движений.
— Ты можешь помешать этому потрошителю душ получить желаемое, Кейтлин. Тебе просто нужно сделать выбор. Ты можешь продолжать блокировать меня, сохранять этот самоконтроль и продолжить бороться со мной в течение следующих двух дней, пока он не придёт и снова не возьмёт именно то, что хочет, или ты можешь сдаться мне. Позволь мне добраться туда первым. И тогда ты сможешь посмотреть этому потрошителю душ в глаза и сказать ему, чтобы он шёл к чёрту. Возможно, у тебя и не будет своей души, но, по крайней мере, ты будешь жива. Ты выигрываешь, и я выигрываю. Всё, что тебе нужно сделать, это научиться отпустить ситуацию.
Оскорбление от того, как легко это прозвучало в его устах, было слишком сильным, чтобы вынести.
— Именно это ты имел в виду в комнате для допросов, когда говорил, что я добровольно отдам тебе свою душу? Ты делаешь мне предложение, от которого я не могу отказаться? Или я должна воспринять это как ультиматум? Что ж, ты можешь идти к чёрту, Кейн.
Её сердце бешено колотилось, но она не собиралась первой отводить глаза. Не в этот раз.
— Я рискну с потрошителем душ, прежде чем дам тебе то, что ты хочешь.
Как только она это сказала, она поняла, что совершила ужасную ошибку.
Его взгляд был таким же неподвижным, как и у неё, а дождь тем временем барабанил в окно. Его глаза мрачно сверкали с пугающей трезвостью. Она перевела дыхание и собралась с духом, когда он встал. Но он даже не посмотрел на неё, взял свою бутылку с раковины и вышел из ванной комнаты.
Она не могла пошевелиться. Её сердце стучало в ушах. Каждый инстинкт… всё, что она знала о нём, подсказывало ей, что это молчание означает неприятности.
Большие неприятности.
ГЛАВА 15
Кейтлин встала со ступенек, но осталась стоять как вкопанная, настороженно глядя на открытую дверь ванной комнаты. Она обхватила себя рукой и прикусила ноготь большого пальца на другой руке.
Она услышала музыку… музыку, которая становилась всё громче. Громче, потому что Кейн прибавлял громкость до тех пор, пока она уже не могла расслышать каждое слово рок-песни. Комната за дверью погрузилась во тьму. Он выключил настенный светильник, и только мерцающий свет телевизора освещал пространство. Любопытство побуждало её переступить порог, но от нервов ноги налились свинцом.
Она снова села, вцепившись в ступеньки по обе стороны от себя, не смея отвести взгляд от зияющего дверного проёма.
Но он не вернулся.
Казалось, прошли минуты, но она была уверена, что прошло, должно быть, меньше времени. Она заправила волосы за уши, а затем стиснула руки на коленях. Чем бы он ни занимался, он не торопился.
Поток дождя усилился и лился теперь, как мини-водопад, из забитого водостока наверху. Поднимался ветерок, со свистом проникая в маленькие щели в окнах. Ей должно было быть холодно, и она почувствовала это на ощупь. Но паника заставила её потеть, и тонкая испарина уже покрыла её ладони.
Если бы на двери был замок, она бы подбежала и захлопнула её, заперлась бы внутри, по крайней мере, пока не взяла бы себя в руки.
Всё это было частью его игр — оставлять её страдать и размышлять, воображая худшее.
Насколько плохим вампиром ты меня себе представляешь?
Она хмуро посмотрела на дверь. Он не мог так поступить с ней — вот так манипулировать ею. Потому что именно это он и сделал, выйдя из ванной, ничего не сказав. Оставив её одну в тишине. Он обращался с ней как с капризным ребёнком, и в результате она чувствовала себя капризной. Он наказывал её. Или ему просто было всё равно.
Он не мог сдаться. Кейн ни от чего не отказывался. Её грудь сжалась. Он мог бы стараться усерднее. Он мог бы попробовать ещё раз. Он мог бы немного поупрямиться. Если бы только он знал, как мучительно близка она была. Как он заставил её чувствовать.
 
У неё свело горло. Она была расстроена. Она должна была признать это. Она была расстроена, потому что Кейн бросил её. Она должна была вздохнуть с облегчением, быть благодарной за то, что какое-то время провела в одиночестве. Но всё, что она хотела сделать, это пойти туда и найти его. Даже спорить с ним было бы лучше, чем сидеть тут в одиночестве, гадая, всё ли кончено — если это было всё.
Потому что так могло бы быть.
Её сердце бешено заколотилось. Он мог бы поверить ей на слово. Её неудача на столе могла бы убедить его, что дальнейшее преследование было пустой тратой времени и энергии. Возможно, он уже строил планы по поиску другого чтеца теней. Может быть, в конце концов, она не была такой уж неотъемлемой частью его планов. Возможно, он даже уже ушёл, решив пойти и найти другого чтеца.
Ещё один чтец теней, с которым можно провести время. Ещё один чтец теней, чтобы насмехаться, дразнить и соблазнять.
Боль в её сердце не была паникой. Это было нечто ещё более ужасающее.
Она встала, несмотря на дрожь в бёдрах. Она не могла просто сидеть здесь, пока он принимал решения о её судьбе. Она не могла позволить ему отвергнуть её, как будто она была никем.
Она неуверенно направилась к двери.
Не было никаких явных признаков его присутствия. Но дверь во внешнюю комнату была наполовину приоткрыта. Её сердце пропустило удар. Он всё ещё был рядом. Он не бросил её. Вероятно, он вернулся, чтобы немного поработать над своей машиной — выместить на этом своё разочарование. И если он решил убить её, то явно пока не собирался действовать в соответствии с этим решением.
Ей нужно было поговорить с ним, хотя она и не знала, что сказать. Более того, ей нужно было увидеть его. Ей нужно было посмотреть ему в глаза, чтобы понять, разочаровался ли он в ней.
Музыка звучала в её ушах. Она направилась к двери. Усилившаяся темнота смягчала комнату вокруг неё.
Она остановилась у проёма, но ничего не могла разглядеть в тени за дверью, по крайней мере, под тем углом, под которым стояла, поэтому приоткрыла дверь ещё немного и переступила порог.
Она застыла. У неё отвисла челюсть.
Он наносил удары по груше, каждое движение было быстрым, точным и контролируемым. На нём не было ничего, кроме пары спортивных штанов с низкой посадкой, которые демонстрировали его скульптурное, гибкое совершенство во всей его физической красе, когда он наносил удары руками и ногами. Даже частично скрытый тенями, он выглядел феноменально в действии.
Её сердце пропустило удар, во рту пересохло, низ живота разлился жаром.
Разочарование, злость, скука, рутина — каковы бы ни были причины, по которым он наказывал грушу, она знала, что это был образ, от которого она никогда не оправится, даже если её жизнь продлится ещё всего несколько часов.
Как ей удалось пересечь комнату и подойти к нему, она понятия не имела. Но ей это удалось, даже если она не помнила своих шагов. Она прислонилась спиной к его машине, встав лицом к нему, и положила руки на поясницу.
Он остановился не сразу, но когда сделал это, то полностью повернулся к ней лицом. Его обычно незаметное дыхание стало более частым и тяжёлым. Его кожа покрылась блеском, несколько следов которого он вытер со лба тыльной стороной ладони. Он размотал белую ленту вокруг своей левой руки, которую он явно использовал для защиты костяшек пальцев. Его глаза были ужасающе тёмными, когда они встретились с её глазами.
Прямо тогда, прямо там, она могла бы броситься ему на шею, каковы бы ни были последствия. Чувство освобождения было одурманивающим.
Ей следовало бы испугаться, но эти глаза — тёмные, напряженные и непреклонные, какими бы они ни были, — также светились самообладанием, в котором была своя притягательность.
Когда он прошёл несколько метров по направлению к ней, она не смогла заговорить, а пальцы её ног впились в холодный, шершавый бетон.
Его оценка её была быстрой, почти холодной.