Сказка
— Думаю, ты совершенно прав. Если бы мне посчастливилось покинуть эту бренную оболочку во время операции, я был бы избавлен от этого значительного дискомфорта.
— Вы не должны так говорить.
Его брови — седые и кустистые — сошлись вместе.
— Не указывай мне, что я должен говорить. Это принижает меня, а тебя заставляет выглядеть глупо. Я знаю, с чем имею дело, — потом, почти нехотя, он выдавил. — Я благодарен тебе за то, что ты пришел повидать меня. Как поживает Радар?
— Хорошо, — я показал ему новые снимки, которые сделал. Он задержался на фотографии Радар с обезьянкой во рту. Наконец он вернул мне телефон.
— Хотите, я распечатаю ее для вас, раз у вас нет телефона, на который ее можно отправить?
— Мне бы очень этого хотелось. Спасибо, что кормишь ее. И уделяешь ей внимание. Я уверен, что она это ценит. И я тоже.
— Она мне нравится. Мистер Боудич…
— Говард.
— Хорошо, Говард. Я бы хотел подстричь ваш газон, если вы не против. В том сарае есть косилка?
Его глаза стали настороженными, и он положил обезболивающий контроллер на кровать.
— Нет. В этом сарае ничего нет. В смысле — ничего полезного.
Тогда почему он заперт? Это был вопрос, который у меня хватило ума не задавать.
— Хорошо, я возьму нашу. Мы живем чуть дальше по улице.
Он вздохнул, как будто это было для него слишком большой проблемой. Учитывая то, как он провел день, вероятно, так и было.
— Зачем тебе это делать? За плату? Ты ищешь работу?
— Нет.
— Тогда почему?
— Я не очень хочу об этом говорить. Бьюсь об заклад, есть вещи, о которых вы тоже не хотите говорить, верно? — банка с мукой была первой такой вещью, сарай — второй.
Он не усмехнулся, но слегка скривил губы.
— Слишком верно. Это что, какая-то китайская штука? Спас человеку жизнь и теперь несешь за него ответственность?
— Нет, — я подумал о жизни моего отца. — Могу не подходить к сараю, но я постригу вашу траву и, может быть, заодно починю забор перед домом. Если вы хотите.
Он долго смотрел на меня, а потом спросил с поразившим меня озарением:
— Если я скажу «да», окажу ли я тебе услугу?
Я улыбнулся:
— На самом деле так и будет.
— Ладно, хорошо. Но косилка быстро подавится этой травой и сдохнет. В подвале есть кое-какие инструменты. Большинство из них предназначено для сбора дерьма, но там имеется коса, которая может срезать это безобразие до уровня, подходящего для косилки — конечно, если ее очистить от ржавчины и наточить. Точильный камень должен лежать на верстаке Но не позволяй Радар спускаться в подвал. Там крутые ступеньки, и она может упасть.
— Ладно. А лестница — что мне с ней делать?
— Он лежала под задним крыльцом. Жаль, что я не оставил ее там, тогда бы меня здесь не было. Чертовы врачи с их чертовыми плохими новостями. Что-нибудь еще?
— Еще… репортер из «Уикли Сан» хочет написать обо мне статью.
Мистер Боудич закатил глаза.
— Из этого листка! Ты собираешься ему разрешить?
— Мой отец за то, чтобы я это сделал. Говорит, что это может помочь мне с поступлением в колледж.
— Может, и так. Хотя… это ведь не «Преступления в Нью-Йорке», не так ли? [54]
— Парень просил о моей фотографии с Радар. Я сказал, что спрошу у вас, но подумал, что вы не разрешите. И это меня вполне устраивает.
— Собака-герой — это тот ракурс, которого он хочет? Или тот, который тебе нужен?
— Я думаю, что она заслужила похвалу, вот и все, а она уж точно не может попросить об этом.
Мистер Боудич задумался.
— Ладно, но я не хочу, чтобы это было в доме. Выйди с ней на дорожку. Пусть он сфотографирует вас у калитки. Или за калиткой, — он взял свой дозатор обезболивающего и пару раз надавил на него. Потом добавил — неохотно, почти со страхом. — На крючке у входной двери висит поводок. Я уже давно им не пользовался. Ей может понравиться прогулка вниз по холму… но только на поводке, имей в виду. Если она попадет под машину, я никогда тебе этого не прощу.
Я сказал, что понимаю его, и уверен, что понимал. У мистера Боудича не было ни братьев, ни сестер, ни ушедшей жены, ни умершей. Радар — вот все, что у него осталось.
— И не заходите слишком далеко. Когда-то давно она могла легко пробежать четыре мили, но те времена прошли. А сейчас тебе лучше уйти. Думаю, я буду спать, пока мне не принесут тарелку помоев, которые в этом заведении называют ужином.
— Ладно. Был рад вас повидать.
Так оно и было на самом деле. Он мне нравился, и мне, наверное, не нужно говорить вам почему, но я скажу. Потому что он любил Радар, и я уже тоже любил ее.
Я встал, хотел было похлопать его по руке, но не стал и направился к двери.
— О Боже, есть еще кое-что, — сказал он. — По крайней мере, одна вещь, о которой я могу сейчас вспомнить. Если я все еще буду здесь в понедельник — а я буду здесь, — мне привезут продукты.
— Доставка от Крогера?
Он снова бросил на меня свой «идиотский» взгляд.
— «Тиллер и сыновья».
Я знал о Тиллере, но мы не ходили туда за покупками, потому что это был «магазин для гурманов» — то есть дорогой. У меня остались смутные воспоминания о том, как мама привезла мне оттуда праздничный торт, когда мне было лет пять или шесть. Между слоями были лимонная глазурь и сливки, и я думал, что это самый вкусный торт в мире.
— Этот человек обычно приезжает по утрам. Можешь ли ты позвонить им и сказать, чтобы они отложили доставку до второй половины дня, когда ты будешь там? Заказ у них есть.
— Ладно.
Он поднес руку ко лбу. Я не был уверен, потому что уже стоял в двери, но мне показалось, что рука немного дрожит.
— И тебе придется заплатить. Ты сможешь это сделать?
— Конечно, — я мог попросить папу выписать мне незаполненный чек и указать сумму.
— Скажи им, чтобы отменили еженедельный заказ, пока не получат от меня известий. Следи за своими расходами.
Он медленно провел рукой по лицу, как будто хотел разгладить морщины — безнадежное дело, если он и правда этого хотел.
— Черт возьми, ненавижу зависеть от кого-то. Зачем я вообще залез на эту лестницу? Надо было взять эти дурацкие пилюли.
— С вами все будет в порядке, — сказал я, но, идя по коридору к лифтам, продолжал думать о том, что он сказал, когда мы говорили о лестнице: чертовы врачи с их чертовыми плохими новостями. Возможно, он имел сейчас в виду то, сколько времени потребуется, чтобы его чертова нога зажила, или о том, что скоро в доме появится чертов физиотерапевт (а заодно, быть может, и чертов шпион).
Но я не был в этом уверен.
4Я позвонил Биллу Гарриману и сказал ему, что он может сфотографировать меня и Радар, если все еще хочет. Я изложил ему условия мистера Боудича, и Гарриман сказал, что это нормально.
— Он вроде отшельника, так? Я ничего не могу найти о нем ни в наших файлах, ни в «Маяке».
— Не знаю. Вас устраивает субботнее утро?
Его устраивало, и мы договорились на десять часов. Я сел на велосипед и поехал домой, легко крутя педали и напряженно размышляя. Сначала о Радар. Ее поводок висел в прихожей, глубже, чем я когда-либо проникал в большой старый дом. Когда я подумал об этом, то вспомнил, что на ошейнике Радар нет идентификационной бирки. Что, вероятно, означает отсутствие справки на собаку, удостоверяющей, что она не больна бешенством или чем-нибудь еще. Была ли Радар когда-нибудь у ветеринара? Я предполагал, что нет.
Мистеру Боудичу доставляли продукты, что казалось мне высококлассным способом получить пиво и конфеты, а «Тиллер и сыновья», безусловно, был высококлассным магазином, где закупались высококлассные люди с большим количеством зелени в карманах. Это заставило меня, как прежде моего отца, задуматься о том, чем мистер Боудич зарабатывал на жизнь до того, как ушел на покой. У него был богатый словарный запас, почти как у педагога, но я не думал, что вышедшие на пенсию учителя могут позволить себе покупки в магазине, который хвастается наличием «углубленного винного погреба». Старый телевизор. Ни компьютера (я был в этом уверен), ни мобильника. Машины тоже нет. Я знал его второе имя, но не знал, сколько ему лет.