Потерянные ноты (СИ)

Себастиан целует его в уголок рта. Аккуратно, очень нежно. Прижимается горячим лбом к плечу. Брок жмурится сыто и сонно и счастливо улыбается. Он осторожно касается губами макушки, вдыхает знакомый запах. Брок впервые за год спит без кошмаров.
========== 23. ==========
 23. 
Брок восстанавливается медленно. Помимо сломанных костей ему диагностируют сильное истощение. Под тонкой, пепельно-белой кожей выпирают ключицы. Щеки впали, скулы норовят прорваться наружу. Ребра можно пересчитать не прикасаясь. Иной раз Себастиан хочет поцеловать, коснуться, но отдергивает руку, как от прокаженного. Говорит, что боится причинить боль тощему лейтенанту, чем страшно бесит своего друга. Фраза «я не хрустальный» повторяется по сто раз за день и намертво въедается в мозг.
Себастиан до сих пор помнит, как Брок мужественно сжимал челюсти, силясь не издать ни звука, когда вправляли смещенные суставы. Помнит, как собирали раздробленные кости практически без наркоза. Брок тогда потерял сознание спустя десять минут от боли.
Переломанные пальцы срастаются три недели. Ногу снимают с растяжки спустя еще несколько дней. Самое страшное — ожоги, которыми поражено 20% тела Райта. Обожженная кожа нещадно зудит, и Себастиану приходится дежурить ночами у его кровати, следить за тем, чтобы тот не чесался. Иначе на утро все бинты будут в крови, а начавшие зарубцовываться раны опять открытыми.
— Ты как маленький, Брок, — ворчит Себ.
Лейтенант мысленно посылает его так далеко, как только возможно. Он не выносит своей беспомощности. Злится, но выполняет все указания врачей. Терпеливо позволяет Себу втирать в новообразованную светло-розовую кожу заживляющую мазь. Он выглядит лучше, но до привычно раздражающего «я в порядке» еще очень далеко. Брок ест, когда приносят. Особо не капризничает. А однажды, в середине мая, когда бинтов на теле почти не остается, Себастиан приносит ему немного прохладного молока.
— Ты мой ангел, малыш, — восхищенно тянет Брок, опустошая стакан одним глотком.
Себастиан осознанно оттягивает момент знакомства Брока с Энтони. Брок был терпелив от природы, но слишком вспыльчив, чтобы терпеть едкие шуточки капрала. Поэтому он ждет до последнего.
Сегодня Броку разрешили вставать. Он бесстрашно устремился в ванную. Добрался до нее на ватных ногах. Райт все-таки переоценил свои возможности. После душа голова кружилась, будто карусель. Он вернулся в палату и плюхнулся поперек кровати, прямо на колени своему постоянному посетителю, не в силах даже подвинуться. Он с комфортом устраивается на больничной койке. Себастиан лежит, оперевшись спиной на подушку, гладит влажные после душа волосы Брока, развалившегося на нем, так что уровень блаженства зашкаливает.
— Теперь ты у нас будешь первым красавцем на районе, — нарушает тишину лейтенант, — Только посмотри на меня. Какое уродство.
Брок поднимает руки, разглядывает покрытую шрамами кожу. На самом деле, все не так уж и страшно. Лицо почти не пострадало. Спина выглядит гораздо хуже. Точнее правая ее часть. Но врач обещал, что при правильном уходе шрамов почти не останется. Пользуясь очередным временным затишьем, Себастиан днюет и ночует в больничной палате, оставив командование взводом Фишеру. Так что он сделает все, что скажет доктор. Брок замолкает. Ждет реакции, ответа. Отводит пристыжено взгляд. Себастиан ловит его за подбородок, поворачивает к себе:
— Ты идеальный, Брок. Не говори ерунды.
— Я почти не чувствую твоих прикосновений.
Он лжет. Он чувствует все. Каждое касание. Только немного иначе. Его будто током прошибает, и по нежной коже табунами бегут мурашки. Это почти больно. Себастиан улыбается. Гладит шелковистую кожу огрубевшими пальцами, чешет за ухом, как любит Брок.
Это ведь и есть любовь, да? Когда ты знаешь, что нужно человеку в данный момент, лучше, чем он сам. Поэтому Бас целует каждый миллиметр покрытой шрамами кожи. Смотрит в глаза не отрываясь, тонет в зеленом океане. Возможно, было не самой лучшей идеей затевать эту игру в палате военного госпиталя. Зато Себастиан убеждает Брока, и убеждается сам, что тот чувствует его прикосновения. Каждой клеточкой ощущает.
 
Сбросить свои обязанности на капрала — замечательная идея. Просто прекрасная. Во всяком случае, была таковой, пока майор собственнолично не врывается в палату с горящими дикими глазами. Он грозится трибуналом за вольное отстранение от обязанностей личного состава, потом сразу расстрелом без суда и следствия, а уже потом прекращает ругаться. Выдыхает спокойно и говорит, что у сержанта есть десять минут, прежде чем тот обязан придти в штаб.
Несмотря на все уговоры Себастиан не мог решиться оставить свой пост. Он мерил шагами комнату, поглядывал на часы, отсчитывая данные Чейзом десять минут.
— Я не могу оставить тебя одного.
— Тут целый штат врачей.
— Но здесь их нет.
Сержант делает акцент на слове «здесь». Он боится оставить его в одиночестве. Брок бы высказал, все, что думал по поводу этой повышенной заботы, но сам до дрожи боялся остаться наедине со своими воспоминаниями. Заживо гореть занятие не из приятных. Смотреть, как заживо горят твои товарищи тоже не самая лучшая вещь в мире.
Брок заочно невзлюбил капрала Фишера. Ревнивец и жуткий собственник терпеть не мог, когда кто-то прикасался к сержанту. После того, как Себастиан, его Себастиан, обнимал этого незнакомого чернокожего мужчину, Брок чудом сдерживал себя, чтобы не начать расспрашивать. В конце концов, прошел год. И как стало ясно чуть позже, несколько месяцев он числился пропавшим без вести. Брок доверил бы другу свою жизнь, но могло случиться все, что угодно. Естественно за эти подозрения он получил подзатыльник и испепеляющий взгляд. А еще полдня гробовой тишины и обиженного сопения.
И вот теперь на стуле, справа от кровати, восседает тот самый, неизвестный ему, человек. Он делает вид, что читает газету, но постоянно пялится поверх страниц. Брок тоже не сводит глаз с незнакомца. Себастиан конечно представил их друг другу, но тут же убежал в штаб. Воздух в палате наэлектризован до предела. Напряженность обстановки ощущается почти физически.
— Какие-то проблемы, лейтенант? — интересуется Фишер, снова поймавший на себе нечитаемый взгляд.
— Не доверяю людям с другим цветом кожи, — бурчит тот, — А у вас, капрал?
— Не доверяю людям с другим цветом ориентации, — копируя тон, отвечает он.
Они не разговаривают. Молча наблюдают друг за другом. Изучают. Энтони готов признать, что новый знакомый его немного пугает. Он выглядит, как клинок, вложенный в ножны. Сейчас Брок в состоянии покоя, но по-прежнему смертоносный. Готовый броситься на любого, кто посмеет обидеть его близких. Тони гложет глупое чувство вины.
— У нас ничего не было. Я женат. А он ждал тебя. Каждый день ждал.
Брок смотрит на него, как на дурочка. Энтони и сам понимает, какую чушь говорит. Но, кажется, это надо было сказать с того момента, как он зашел в палату. Невидимая струна, скручивающая внутренности лейтенанта, расправляется. Парень моргает рассеянно, видимо смысл слов только начинает доходить.
— Я и не думал, что между вами что-то было. Если бы думал, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.
Брок не совсем честен. Он думал, точнее боялся. Но отвешенный сержантом подзатыльник дал понять, как он ошибается. Тони видит расслабленную улыбку, понимает, что вся напряженность исчезла из позы нового знакомого. Он сам растекается по стулу, погружаясь в чтение. Вечером возвращается Себастиан. Он виновато улыбается, извиняется, что так долго не мог освободиться. Уже в дверях капрал слышит приглушенный голос Райта:
— У каждого должна быть своя Хейли, Бастиан. Только смотри, чтобы твой новый друг в итоге не погиб, защищая тебя. С этим очень трудно жить.
Фишер откровенно забавляется, наблюдая за робкими попытками двух взрослых мужчин заботиться друг о друге. Он успел завоевать доверие Брока, прикрывая Себастиана на каждой вылазке, и теперь частенько сидит с ним, если Себ должен уйти. Вот и сегодня он наблюдает, как Райт битый час пялится в окно, кажется, не моргая.