Потерянные ноты (СИ)

Себастиан наблюдает, как медленно пламя пожирает написанные им строки. Сколько уже было таких, неотправленных, писем, он не знает. Не считал — он не хочет знать, сколько дней Брок считается без вести пропавшим. Зато считал его новый друг. Тони выдыхает едкий дым, отбрасывая потушенный окурок.
— Итого 42. О чем писал сегодня?
— О доме.
Утро приходит неожиданно быстро. Оно стучится в сонный разум голосом капрала Фишера. Тот нетерпеливо трясет спящего сослуживца за плечо. Говорит что-то о возвращении. Себастиан открывает глаза. Солнце слишком яркое, Тони слишком громкий, а он сам слишком устал.
Только вчера вернулись в лагерь с освобожденными пленными. Многие из них не дошли, а те, кто смог осилить дорогу, теперь набираются сил в госпитале. Себастиан уже ночью отчитался перед командованием и со спокойной душой пошел отсыпаться в казарму. Здесь-то Тони его и находит.
— Один из раненых бредит. Твердит, что друг у него во Франции служит. «Бас, Бас, Бас», — паясничает Энтони, — Требует, чтобы его нашли, привели к нему. Не хочет умирать не простившись. Что он лейтенант и это приказ. А еще его зовут Брок.
Себастиан от неожиданности резко вскакивает с кровати, готовый на всех парах бежать, куда укажут. Но уставшее тело не слушается, он валится на пол, словно подкошенный. Грин потирает ушибленный бок, выглядывает из-за койки:
— Шутишь?
— Какие тут шутки! Вставай. Пошли. Может, это твой.
Себастиан вбегает в лазарет. У него бешено горят глаза, и медики в ужасе шарахаются от свихнувшегося сержанта.Он шарит взглядом по рядам узких кроватей. Парнишка вздрагивает, когда на плечо опускается чья-то тяжелая рука. Обернувшись, он видит майора Чейза. У него круги под глазами, будто он не спал пару-тройку дней, налившийся синяк на щеке и разбитая бровь, перебинтованная грудь под расстегнутой рубашкой. Вчерашняя операция далась тяжело не только ему.
— Как же я устал от вас двоих. Поскорее бы закончился этот кошмар. Выкинуть вас обоих с фронта, обратно в Нью-Йорк, чтобы не отсвечивали тут нехорошим светом.
Себастиан слушает его краем уха, все еще пытаясь выцепить знакомое лицо из толпы. Он понимает, что под кошмаром майор подразумевает войну, а не заботу о нью-йоркских мальчишках. И в принципе эта фраза полна усталого сарказма, но сейчас он не в состоянии его оценить. Голос звучит хрипло, намного грубее, чем позволено разговаривать со старшим офицерским составом:
— Где?
— Иди за мной.
Себастиан семенит за ним. Дышит через раз. Никак не может унять дрожь в коленях. Ему никто не подтвердил, что там действительно Брок. Но Чейз же знаком с ними обоими лично. Он бы сказал, если что не так. Майор сворачивает на лестницу, поднимается на второй этаж. Они останавливаются у дверей в маленькую отдельную комнатку.
— Я ведь все знаю, сержант, — тихо замечает мужчина, — О вас с ним.
— Как? — испуганно спрашивает Себастиан.
— Догадался, — усмехается тот, — Будьте осторожнее. Здесь нет Хейли, Крис давно мертв.Все, кто защищали вас, мертвы, кроме меня. Некому прикрыть ваши голубые задницы.
У Себастиана не сразу получается открыть дверь. Руки дрожат так, что взяться за ручку проблематично. Он глубоко вдыхает и заходит. Дверь скрипит, пропуская сержанта внутрь. Брок лежит на кровати, без движения — морфин сделал свое дело. Он забинтован под самый нос. Левая нога на растяжке. Правая рука загипсована до локтя. Он выглядит отвратительно неживым. И Себастиан боится, как никогда.
— Многочисленные ожоги. Перелом левой ноги, трех пальцев на правой руке. Трещина в ней же. Внутреннее кровотечение. Два сломанных ребра. 4 правое и 3 левое. Пробитое легкое. Сотрясение головного мозга, — зачитывает вслух информацию из медкарты майор, — Сейчас он накачан морфином. До завтра в сознание не придет, скорее всего. Но жизни уже ничего не угрожает вроде как. Он справится.
Себастиан его не слушает, и Чейз бесшумно покидает комнату. Парнишка замирает в нерешительности у кровати. Брок выглядит мертвым. Но грудь под бинтами тяжело вздымается, значит, он дышит. Когда приходит доктор, Себастиан недолго думая представляется двоюродным братом больного. Ведь родственникам должны выдавать всю информацию. Собственно, он получает ее без особых усилий.
 
Человек в белом халате сыплет терминами, будто наслаждается непонимающим испуганным лицом. Но, в конце концов, он говорит, что кризис миновал ночью, и, пережив ее, лейтенант Брок Райт повысил свои шансы на выживание до возможного максимума. Себастиан благодарит доктора. И когда тот выходит, садится на стул у кровати. Прижимается лбом к ладони здоровой левой руки. Его трясет.
— Все будет хорошо, родной. Мы справимся.
Себастиан целует теплую ладонь. Брок ворчит во сне. Грин с трудом разбирает собственное имя. После вчерашнего марш-броска с полной выкладкой по лесам, где сам черт ногу сломит, голода и нечеловеческой усталости на сержанта находит оцепенение. Доктор сказал — опасности нет. Брок жив. Он лежит прямо перед ним. Потрепанный, но живой.
Грин стискивает чужие пальцы. Скалится, потому что улыбаться нет сил. То ли смеется, то ли всхлипывает, сам не разбирает странных, булькающих звуков. Держит крепко, прижимается к плечу. В голове пусто и звонко. Слезы катятся по щекам — слезы облегчения. Горячие, соленые. Впитываются в белоснежные бинты. Он так и засыпает.
Его будит тот же голос, который он слышал с утра. Грин готов поклясться, что ему это снится. Но Тони продолжает настойчиво звать. Трясет за плечо. Матерится, когда не получает ответа.
— Устроили тут не пойми что! А если кто войдет? Просыпайся, сержант! Служба зовет.
— Еще одна Хейли? Напоминаю, участь первой была незавидной.
— Ну, кто-то же должен прикрывать ваши гейские задницы.
— Она умерла из-за своего рвения защищать нас.
— Ну, на такую жертвенность можешь не рассчитывать.
Так некстати вспоминается Хейли, ее защита, почти материнская, забота. За то время, что они служат с Энтони, после всего, через что им пришлось пройти, Себастиан научился доверять капралу. Но страх повторения судьбы заботливой медсестры не отпускает. Наоборот, становится все сильнее. Только сейчас Себастиан замечает, что на тумбочке стоит поднос с едой. Тони принес ему ужин.Без дурацких цветов.
— Ты тут весь день. Страдай ради Бога, сколько хочешь. Только есть не забывай. Чтобы командовать, нужны силы.
Тони кивает в сторону еды, замечая нерешительность товарища. Грин благодарно улыбается, поднимается на ноги, выпрямляя затекшую спину. Хрустит позвонками, выгибаясь. Фишер кривится от звука. Он хлопает его по плечу, направляется к дверям.
— Спасибо, — говорит сержант, крепко обнимая замершего от неожиданной искренности друга.
Тони шутит, чтобы он, Себастиан, не пытался обратить его в свою голубую веру. Обещает по возможности караулить под дверью и носить еду. За два месяца они привыкли друг к другу: Тони — к нетрадиционной ориентации своего командира, а Себ — к едким шуточкам на эту тему.
В палате снова становится тихо. Парень возвращается на свое место у больничной койки. Он успевает умять почти весь ужин, когда слышит скрип пружин и замечает движение краем глаза. Ложка падает в пустую тарелку, когда он натыкается на взгляд внимательных зеленых глаз.
— Если ты еще раз обнимешь кого-то кроме меня и миссис Грин, клянусь, я прострелю тебе бедро, —информирует его Брок.
Себастиан замирает. Он слышит хриплый родной голос, и дыхание перехватывает. Почти год прошел с того дня, как они виделись последний раз у кукурузника, перед тем, как Грин потерял сознание. Он садится на стул. Протягивает медленно руку, будто не верит, боится спугнуть наваждение. Брок чувствует привычно холодные, робкие пальцы на щеке. Улыбается. Шипит болезненно — пересохшие губы мгновенно идут трещинами.
— Брок, — выдыхает парнишка.
Красивое лицо кривится от подступающих слез, синие глаза становятся совсем прозрачными. Райт бы обнял его, пригладил мягкие волосы, но у него нет сил даже на что, чтобы сказать, как он скучал, как он рад, что они оба живы.