Чернильно-Черное Сердце (ЛП)

— Отлично, — сказал Страйк. — Я имею в виду…
— Нет, я понял, — сказал Дев, голос которого звучал задумчиво. — Полный гребаный ублюдок. Если бы это происходило на какой-нибудь обычной улице…
— Старшая девочка сказала в интернете: “У таких, как мы, нет социальных работников”. Где ты сейчас?
— Еду в направлении Лондона, следую за ними. Обычно он отдает двух младших матери, а потом везет старшую обратно в Бененден.
— Где близнецы?
— Все еще в доме с няней.
— Хорошо, это чертовски хорошая работа, Дев… конечно, его адвокат, вероятно, сошлется на временное упущение и отправит его на курсы по управлению гневом, чтобы упредить судью. Но если мы сможем получить еще один или два подобных инцидента, установить модель поведения…
— Да, — сказал Шах. — Что ж, я дам тебе знать, если что-то произойдет на другом конце.
— Отлично. Поговорим позже.
Страйк, который вел этот разговор в футболке и шортах, теперь натягивал брюки, все время думая о Робин и Халвенинге. Придя наконец к решению, он придал своим чертам подходящую смесь сожаления и раздражения и вышел из спальни в гостиную, где его ждала Мэдлин.
— Проблемы? — спросила она, видя его выражение лица.
— Да, — сказал Страйк. — Жена одного из субподрядчиков только что упала с чертовой лестницы. Сломала запястье.
Ложь легко пришла на ум, потому что однажды это действительно случилось с женой Энди.
— О. Это значит…?
Мобильный Страйка зазвонил снова. Посмотрев вниз, он увидел номер Кати Апкотт.
— Извини, мне тоже придется ответить. Пытаюсь разобраться с этим.
Он нажал на ответ, как только снова оказался в спальне.
— Страйк.
— О, да, здравствуйте, — произнесла запыхавшаяся Катя. — Надеюсь, вы не против, что я звоню в воскресенье?
— Совсем нет, — сказал Страйк.
— Я была вчера у Джоша, и его врачи считают, что он будет достаточно здоров, чтобы встретиться с вами через неделю или около того, если вы все еще хотите взять у него интервью. Они ограничивают посещение, и его отец и сестра часто ходят на неделе, но если бы вы могли приехать в следующую субботу…
— Суббота звучит отлично, — сказал Страйк. — Позвольте мне взять ручку.
Он нашел одну на прикроватной тумбочке Мэдлин.
— Если хотите, мы могли бы встретиться в больнице в два часа? Он в Лондонском центре спинномозговой травмы. Я должна быть там, потому что — ну, я тоже должна быть там. Он все еще в ужасном состоянии.
Нацарапав в блокноте подробности о палате Блэя и времени посещения, Страйк рассеянно положил ручку в карман, попрощался с Катей и направился обратно к Мэдлин.
— Мне очень жаль. Мне нужно разобраться с этим. Похоже, мне придется взять на себя наблюдение за этим ублюдком.
— Черт, — сказала Мэдлин с разочарованным видом, но Страйк знал, что она не собирается поднимать шум, ведь воспоминания об их ссоре на Бонд-стрит еще свежи в памяти. — Бедный ты. И она тоже.
— Бедная кто? — спросил Страйк, его мысли все еще были о Робин.
— Женщина, которая упала с лестницы.
— Оо, — сказал Страйк. — Да, я полагаю. В любом случае, она испортила мне воскресенье.
Подхватывая пальто и рюкзак, он старательно изображал сожаление. Мэдлин обняла его за шею и поцеловала на прощание, после чего он, наконец, смог уйти.
Он прошел по ее улице и зашел за угол, прежде чем зажечь сигарету. Звонок Кати Апкотт дал ему повод позвонить Робин, поэтому он нажал на ее номер, и она ответила почти сразу.
— Привет — дай мне секунду, — сказала она, и по высокому, надрывному тону ее голоса он сразу понял, что что-то не так, больше, чем можно объяснить переездом, хотя это, несомненно, было стрессом. Различные варианты — что она поняла, что Красные Подошвы почти наверняка является членом ультраправой террористической группы, или, что хуже всего, что какие-то ответные действия уже произошли без ведома Страйка — заставили его ждать ее возвращения с некоторым трепетом, тем более что на заднем плане он слышал сердитый мужской голос.
— Вернулась, — сказала она, все еще голосом, который возвещал о том, что она на грани слез. — Что случилось?
 
— Ничего. Что с тобой?
— Что ты имеешь в виду?
— У тебя такой голос, как будто ты плакала.
— Я… ну
— Что случилось? — сказал Страйк, гораздо более решительно, чем собирался.
— Мой отец — ты знаешь, что они должны были приехать вчера вечером? — Ну, очевидно, он потерял сознание на дороге прямо перед тем, как они собирались сесть в машину. Мама отвезла его в больницу, и они сказали, что у него был сердечный приступ, что бы это ни значило, и вроде бы ничего страшного, но она перезвонила пять минут назад и сказала, что его забирают — он заметил, что она борется с желанием зарыдать — забирают в операционную — извини — я уверена, что все будет хорошо — черт, Страйк, мне нужно идти, мне нужно переставить Ленд Ровер…
Она повесила трубку.
 Глава 60 
О, дай мне друга, из чьей теплой верной груди
Вздох откликается на мой…
Мэри Тиге
Верный друг — лекарство жизни
Отец Робин не счел нужным нанимать грузчиков для переезда. Большая часть содержимого дома, который они с бывшим мужем когда-то делили, была продана или, в случае с тяжелой кроватью из красного дерева, на которой он изменял со своей нынешней женой Сарой, забрана Мэтью. В съемной комнате Робин не было места для тех предметов, которые она оставила себе, поэтому они находились на складе. Диван, кресла и двуспальную кровать, для которой она заказала новый матрас, она купила у предыдущего владельца своей новой квартиры. В остальном ей нужно было перевезти лишь несколько предметов мебели, собранных из плоской упаковки. Майкл Эллакотт заверил дочь, что он более чем способен помочь загрузить заднюю часть “Лендровера” всякой всячиной на складе и помочь ей отнести ее наверх. Академик, выросший на ферме, он все еще жаждал удовлетворения от ручного труда, и Робин, сознавая, что пропустила семейное Рождество, решила уважить его.
Это означало, что теперь ей предстояло в одиночку перетащить и поднять все, что было на складе, на заднее сиденье “Лендровера”. Первые пару часов она была слишком занята, чтобы хандрить или плакать, но все изменилось, когда неприятный и агрессивный арендатор соседнего помещения стал кричать и ругаться, требуя, чтобы она переставила “Лендровер”, чтобы он мог подъехать на своем фургоне. Это, в сочетании с голосом Страйка по телефону, окончательно вывело Робин из себя. Закончив разговор со Страйком и переставив “Лендровер”, чтобы вместить большой синий фургон разгневанного мужчины, она уединилась в кладовке и тихо заплакала, сидя на картонной коробке, полной книг. Половина ее души хотела отказаться от переезда, сесть в Лендровер и отправиться на север в Йоркшир к отцу. Линда уверяла Робин, что процедура, которую ему предстояло пройти, была обычной, но Робин слышала страх в голосе матери.
В конце концов Робин снова взяла себя в руки и, потея и напрягаясь, продолжала разгружать склад, пока, наконец, почти каждый квадратный дюйм задней части “Лендровера” не был заполнен, и она смогла отправиться в Уолтемстоу, спустя целых три часа после того, как рассчитывала выехать.
Линда наконец перезвонила Робин в половине четвертого, к этому времени она уже стояла на красном свете светофора. Поскольку в древнем “Лендровере” не было Bluetooth, Робин достала свой мобильный и прижала его к уху.
— Он в порядке, — раздался голос Линды. — Установлен стент. Говорят, если все пройдет хорошо, завтра он будет дома.
— О, слава Богу, — сказала Робин. Свет изменился. Впервые за все время владения машиной Робин заглохла на “Лендровере”, заработав тем самым множество гневных гудков от водителя позади нее. — Мам, извини, мне нужно идти, я в машине. Я позвоню тебе через некоторое время.
В то время как ее рациональное “я” теперь знало, что ее отец вне опасности, эмоции Робин еще не догнали ее, и она все еще пыталась не заплакать, когда, наконец, свернула на Блэкхорс Роуд.