На день погребения моего (ЛП)

 Утром выехав из Кортеса, он остановился на склоне Спящей Юты и увидел облако на вершине:
 —  Днем будет дождь, папа.
 —  Это Риф? Где я? Риф, я не знаю, где, черт возьми, я нахожусь...
 — Спокойно, папа. Мы выехали из Кортеса, направляемся в Теллурид, будем там довольно скоро...
 — Нет. Не там. Всё разъединилось. Ничего не осталось прежним. Что-то случилось с моими глазами...
   — Всё хорошо.
  —  Это ад.
Они столпились на кладбище Одинокого дерева, шахтерском погосте на окраине города, Мэйва, Лейк, Фрэнк и Риф, над ними возвышались горы, позади низвергался водопад Свадебной фаты, небрежный шепот в холодном солнечном свете. Жизнь и работа Вебба привели его сюда.
Фрэнк приехал из Голдена накануне. Он стоял возле Мэйвы, был немногословен, полагая, что его лепта, пусть временна, была жизнью в противовес тому, что лежало вокруг.
 — Мне хотелось бы быть с ним,  — сказала Мэйва очень грустно, почти не дыша.
 — Но ты не с ним,  — подчеркнул Фрэнк.  — И, возможно, для этого есть причина.
 — О, дети. Не хотелось бы мне оказаться на месте тех, кто это сделал. Бог всё увидит, даже если Бог иногда ужасно медлителен. Будет и на нашей улице чертов праздник. И, может быть, если он достаточно медлителен, кто-то на земле получит шанс прежде, чем Он удосужится...
Она говорила очень тихо, не собираясь устраивать шоу, которое закатывают эти мексиканские вдовы.
Но слезы, которые выступили на ее глазах, так тревожили своей внезапностью и немотой  — они были на лице Мэйвы, словно симптомы болезни, которую ни один доктор не решился бы назвать. Если бы эти наемные бандиты оказались где-нибудь поблизости, сила ее безмолвного гнева испепелила бы их на месте. Остался бы только масляный пепел у дороги.
 — По-моему, Профсоюз должен был хотя бы прислать цветы.
 — Только не они.
Это низкое неуважение, Риф подумал об этом и проклял всех этих людей. В какое-то мгновение он посмотрел на склон горы и увидел то, что, он был уверен, являлось бандой Джимми Дропа, члены банды ехали по дороге Резвушки с непокрытыми головами, может быть, по случаю минуты молчания, хотя, зная их, с большей вероятностью можно было предположить, что они спорили о чем-то значительно менее важном, чем жизнь и смерть.
 —  И хорошо, мама, что здесь только мы, это не те похороны, на которых собирается полгорода, чтобы устроить променад и пикник... Теперь он далеко от всего этого. С ним всё будет хорошо. А мы с Фрэнком доберемся до тех, кто это сделал.
Риф хотел бы, чтобы его голос звучал по-другому. Более уверенно. Его сестра, которая скользила по этой дороге так ровно, словно на колесах, колесах на дороге, по ночам обслуживаемой персоналом, который никто никогда не видел, ее лицо под вуалью было мраморной маской, сейчас она обожгла его своим обычным взглядом «не-верю-этому-ни-на-минуту», и если бы здесь не было Мэйвы, он поддался бы желанию высказать ей свою обиду. Как мало она волновалась о Веббе, когда тот был жив.
Это не значило, что она не была потрясена и пристыжена силой горя матери. Лейк вернулась из Силвертона, и навсегда  — даже Риф это видел. На ней было красивое черное платье, которое многим напомнило бы о пульсе жизни отбросов с Блэр-стрит, но сейчас она надела это платье, чтобы почтить память отца. И он готов был поставить всё, что было на столе, что она решила надеть его в последний раз. Она видела, что он смотрит.
 —  По крайней мере, у вас двоих черные шляпы,  — сказала она.  — Уже что-то.
  — Ты можешь скорбеть,  — сказал Риф,  — а мы с Фрэнком будем делать то, что Джо Хилл называет «организовывать». У нас другие дела. Мы решили держать вас с Китом подальше от этого, и чем меньше ты будешь знать, тем лучше.
  — Как насчет мамы, ей тоже надо знать как можно меньше?
   — Мы не хотим, чтобы она волновалась.
   — Так заботливо с твоей стороны. Вам не приходило в голову, что она хотела бы видеть своих детей живыми, вместо того, чтобы вы нарывались на неприятности?
  — Мы живы.
  — Как долго вы будете живы, прежде чем она увидит тебя или Фрэнка снова? Вы попали в этот древний мир кровной мести, сейчас он предъявляет к вам требования, вы потерялись в стране, из которой не можете найти выход. Как ты думаешь, как она отнесется к этому «делу»? Вы оба тогда уже тоже можете оказаться мертвы. Тупицы.
 
   Он еще не знал, что кроется за этой страстной речью, пока не знал.
 Они вернулись в мрачный дневной свет гостиной. 
 — Вот,  — сказала Мэйва Рифу.  — Лучше пусть это будет у тебя. 
Старый двенадцатизарядный конфедератский кольт Вебба.
  — Мне это не кажется правильным,  — Риф передал кольт Фрэнку.  — Он твой, если хочешь, Фрэнсис.
   — Но у меня уже есть 38-й специальный, всё такое.
  — Но он всего лишь пятизарядный, а так, как ты стреляешь  — половина в молоко, черт, тебе нужно минимум двенадцать патронов, Фрэнсис, только для пристрелки.
 — Ладно, если тебе тяжело его держать, Рифер, конечно, я могу понять, в этом нет ничего постыдного.
  — Но я точно знаю, что ты всегда из-за этого нервничаешь,  — сказал Риф, забирая кольт обратно.
 Пикировка продолжалась еще некоторое время. Мэйва наблюдала, дымя своей старой трубкой, переводила взгляд с одного на другого, словно в материнском отчаянии. Она знала, что они хотели, чтобы она искоса посмотрела на них сквозь дым, покачала головой, как она это всегда делала, «что, по-вашему, мне делать с этими двумя?». Когда они услышали, как поезд въезжает в долину, Фрэнк взял шляпу и оставил пистолет на кухонном столе. Они с Рифом обменялись быстрыми безмолвными взглядами, тем не менее, достаточно длинными для того, чтобы убедиться в том, что им обоим известно, кольт на самом деле принадлежал Мэйве и должен был остаться у нее. И действительно, спустя несколько месяцев Лейк услышала выстрелы на городской свалке, посмотрела и увидела, что это ее мать вселяет страх в сердца крыс, покинувших шахты после Отмены  — во всяком случае, заставляет их задуматься о том, стоит ли того жизнь на поверхности земли.
 Вернувшись в Ночеситу после похорон Вебба в Теллуриде, просто для тренировки взорвав на обратном пути несколько служебных построек компании  — оборудование рассыпалось и превращалось в опилки, электрические узлы наполняли небеса зеленой бедой  — Риф нашел Стрэй в исключительно умиротворенном состоянии. Все мормоны и святоши покинули город, ожидалось появление младенца, Риф был достаточно чувствителен, чтобы понять: всё, что он может сделать  — молчать и сохранять сформировавшийся до его приезда статус-кво.
 Когда ребенок родился, мальчик, Джесс, Риф в стельку напился в «Двойном Джеке», и кто-то сказал:
 — Больше никакого разгула, Риф, пора начинать беречь себя,
и он понял, что обдумывает эту фразу в часы ночной бессонницы, задаваясь вопросом, является ли она неукоснительной правдой.
 Беречь себя? В некоторой мере это имеет смысл. Это имеет больше смысла где-нибудь в Денвере, чем здесь. Здесь ты можешь ходить осторожно, как чертов козлик-простофиля, но тебя все равно застрелят, осторожностью не купишь ни одной минуты сверх отведенного тебе времени. Поскольку, состоя в Профсоюзе, ты в любом случае был хорош для них только мертвым, существовал более универсальный долг мирового масштаба, выполнению которого нужно себя посвятить.
 Вебб был чем-то большим, чем когда-либо казался, должен был быть чем-то большим, иначе им не пришлось бы его убить. Риф не смог бы успешно надеть личину респектабельного пролетария с женой и детьми, как это сделал Вебб. Он должен поговорить начистоту со Стрэй или притвориться, что вернулся к своим старым покерным делам, так что, когда он будет исчезать на несколько дней подряд, она будет думать, что это просто его скитания по картежным заведениям, ничего серьезного.
Один из тех случаев, которые нельзя просто спрятать под сукно. Бог за столом Судьбы чесал Свой нос, тер Свое ухо, подавая знаки щедрой рукой, они должны были что-то значить, и неправильная догадка была бы лучше, чем совсем никакой. Но Риф нашел свой путь. Делая по одному более-менее неуклюжему шагу за один раз, как он делал всегда, Риф постепенно начал понимать, в чем его путь, почему отняли жизнь у его отца, почему владельцы шахты не могли позволить ему остаться в живых  — только не здесь, не в этой стране, истерзанной преступлениями во имя золота, наводненной беспокойными душами от Кер-д'Алена до Криппла и Теллурида, которые шли под дождем и слепящим северным ветром, шли, смотря в упор с отчаянием, мимо глянцевых от вспышек молний крутых склонов гор, все эти использованные, подвергнувшиеся опасности и изгнанные, мертвые Вебба, потери Вебба, собственные неудачники Вебба, которых он никогда не мог бросить....