Диктатор (СИ)

— Дженсен, пожалуйста, перестань. Пожалуйста. Просто послушай меня.
Джаред говорил тихо и так устало, что в Дженсене шевельнулась прежняя, уже почти забытая жалость. За две недели, замешавшись на обиде, гневе и боли, она успела превратиться в презрение, и, глуша виски одинокими вечерами, Дженсен часто вслух обзывал себя дураком за то, что имел глупость сочувствовать Диктатору, который на самом деле ни в чьём сочувствии не нуждался. Но сейчас он вдруг вспомнил все те ночи, когда Джаред просыпался с криком и долго дрожал всем телом, словно испуганная собака, и как крепко, почти до боли приходилось его обнимать, чтобы унять эту дрожь.
Почему всё это так быстро забылось? Неужели Дженсен правда так лелеял свою обиду?
— Я слушаю, — сказал он.
Джаред благодарно кивнул, поставил саквояж на стол и раскрыл его. Дженсен с невольным любопытством следил, как он вынимает оттуда какое-то устройство — это оказался далекогляд, только линза была вмонтирована не в стену, а в прочный алюминиевый корпус. Переносной далекогляд? Вот это да, какая новинка техники. Эксклюзив для повелителя, вероятно.
— Что это такое? — не удержавшись, спросил Дженсен.
— Чёрный ящик, — ответил Джаред, убирая саквояж со стола. — Так его называют. Переходит от Диктатора к Диктатору. Хотя я бы назвал его скорее ящиком Пандоры.
Он вынул из внутреннего кармана длинный стержень, похожий на грифель. Сунул его в невидимое глазу отверстие в боковине далекогляда. Линза мутно засветилась красным, потом посветлела. На ней проявилось изображение. Запись включилась автоматически.
Дженсен увидел города саркадасов. Такие, как в бесконечных пропагандистских роликах, крутившихся по официальному каналу: гигантские стрельчатые башни, покрывающие дно котлованов идеально круглой формы. Только в записях, которые показывали народу Пангеи, города кишели врагами. А на этой записи они были пусты. Некоторые башни оказались разрушены, отчего город напоминал рот больного чудовища, полный гнилых поломанных зубов. Зрелище было отталкивающим, от него по спине продирал мороз.
Должно быть, именно об этих снимках толковал Майк Розенбаум. Он их видел.
— Так это правда, — сказал Дженсен. — Они мертвы.
— Да, — ответил Джаред. — Мертвы. Вот только почему-то ни тебе, ни Розенбауму не пришёл в голову вопрос, а что же именно их убило.
Он говорил спокойно, и всё же было что-то в его тоне, заставившее Дженсена посмотреть ему в лицо — впервые по-настоящему с той минуты. как Джаред появился в его тюрьме. Но Джаред, поймав его взгляд, только мотнул головой и указал на вновь покрасневшую линзу:
— Смотри дальше. Просто смотри, Дженсен.
И он посмотрел.
Камера, снимавшая города саркадасов, опустилась ниже. Теперь видны были улицы, если можно так назвать хаотичное пространство между башнями. Вымершие, но не пустые. Там повсюду лежали тела. Вероятно, снимок был сделан с довольно большого расстояния, а потом искусственно масштабирован, потому что картинка оказалась расплывчатой и зернистой. И Дженсен возблагодарил за это бога, потому что…
— Они что… — он запнулся, не зная, верить ли глазам. — Это что, части тел? Это…
— Они расчленены, — ответил Джаред. — Смотри. Это тяжело, но постарайся, пожалуйста.
Он мог и не просить, потому что с этой секунды Дженсен уже не мог оторвать от линзы взгляд. Хотя ему и хотелось. Очень хотелось.
Саркадасы были не просто мертвы — они оказались буквально разорваны в клочья. Их города усеивали останки мёртвых тел — разрозненных кусков, валявшимися тут и там: конечности, головы, какое-то нераспознаваемое месиво. Некоторых, казалось, просто вывернуло наизнанку. Качество картинки было очень плохим, и всё же Дженсен ощутил, как к горлу подкатывает тошнота. Их не просто убили, убийство было зверским. Нечеловеческим. Люди, да и вообще разумные существа не смогли бы сделать такое.
— Кто… — начал Дженсен, но запись уже ответила лучше всяких слов. На ней показался космический корабль. Совершенно незнакомой Дженсену конструкции — это точно не был корабль Пангеи, но и с остроконечными, ощерившимися мириадами игл кораблями саркадасов он ничего общего не имел. Скорее, напоминал улей: множество ячеек, скученных вместе и вращавшихся вокруг своей оси. Корабль плыл к камере, казалось, что медленно, но в его движении чувствовалась пугающая неотвратимость, как в метеорите, летящем на незащищённую планету. Линза снова мигнула, запись сменилась — и Дженсен увидел их. Они выходили из своего корабля — нет, не выходили, скорее, сыпались, как сыпется из растревоженного гнезда осиный рой. Их были сотни. Тысячи. Из одного-единственного корабля.
 
— Что за… — выдохнул Дженсен. — Что это за твари?
Джаред коснулся блестящей серебристой панели на крышке далекогляда. Картинка замерла.
— Наши учёные назвали их инсектоидами. Но это название не прижилось, чаще их называют Потрошителями. Их самоназвания мы не знаем, потому что за сорок лет нам так и не удалось вступить с ними в контакт. Если только не считать контактом вот это.
Он снова коснулся панели. Крупный план, качество картинки гораздо лучше — на сей раз это была фотокарточка, а не видео, и Дженсен возблагодарил бога, потому что видеть ЭТО в движении он не хотел. На карточке существо восьми футов ростом, похожее на какую-то дикую помесь гуманоида и таракана, держало в вытянутых передних конечностях солдата в форме Пангеи. Вернее, то, что осталось от этого солдата. А остались только торс, голова и одна рука. Рот солдата был распахнут, и из него фонтаном била кровь. В глазах у солдата не осталось уже ничего человеческого.
— Они появились около пятидесяти лет назад, — сказал Джаред. — Мы не знаем, откуда они пришли и каковы их цели. Предположительно, они просто движутся сквозь космос, уничтожая всё живое, или, во всяком случае, все разумные расы, которые встречают на своём пути. Они двигались со стороны Альфа Центавра, так что, на наше счастье, между ими и нами оказались саркадасы. Ты хорошо знаешь историю, Дженс?
— Сносно, — отозвался Дженсен, не в силах оторвать взгляд от жуткого снимка на линзе.
— Тогда ты помнишь, что как раз пятьдесят лет назад в нашей извечной войне с саркадасами случился большой прорыв. Столетия перед тем они теснили нас, не пускали на другие планеты нашей солнечной системы, а мы так нуждались в них, на Пангее ведь почти нет природных ресурсов. И вдруг они отозвали почти все свои войска с тех самых планет, на которые не пускали нас веками. Это случилось при моём деде, Диктаторе Августине. Он принял отступление саркадасов за капитуляцию, бросил все войска на опустевшие планеты, и следующие пять лет вовсю трубил о скорой и полной победе. А потом разведка добыла вот эти записи. Их города. И стало ясно, почему они о нас забыли. У них появились заботы поважнее.
Он снова нажал на серебристую панель. Замелькали снимки и записи: дрейфующие астероиды, коридоры кораблей, отсеки орбитальных башен — всё, что становилось полем боя. Люди и жуки. Потрошители. Дженсен без труда понял, почему их так прозвали. Они использовали оружие, но оно, судя по всему, имело не убойное, а нервнопаралитическое действие: жертва падала наземь, инсектоид бросался и разрывал её заживо на куски. Раз за разом картина повторялась, менялись только декорации. Кровь, ужас, чудовищная боль. Неотвратимая гибель.
Господи боже.
— Чего они хотят? Что им нужно?
— Не знаю. Никто не знает, Дженсен. Саркадасы отличались от нас, не хотели искать компромиссов, но они по крайней мере тоже были гумандоидами, и с ними можно было вести переговоры. Несколько раз мы заключали перемирие, иногда оно длилось годами, хотя на Пангее об этом никто не знал. Но с Потрошителями всё иначе. С ними невозможно договориться. И их технологии намного превосходят наши, настолько, что наши учёные даже не смогли толком разобраться в их строении. Это какие-то биомеханические структуры, воспроизвести их или копировать посредством наших технологических достижений невозможно. Видел их корабль? Он не просто похож на улей, это и есть улей. Это органическое существо, напичканное под завязку мощнейшей техникой. И его почти невозможно уничтожить, потому что у него огромные способности к регенерации.