Диктатор (СИ)

— Да. Всё уже хорошо. Кроме того, что…
Он замолчал. Ох чёрт, нет. Только не чувство вины — Дженсен не хотел привязывать его к себе так. Чем угодно, но только не этим.
— Ты меня будешь теперь ненавидеть, — сказал вдруг Джаред. — Хоть немного. Но будешь.
— А ты меня разве нет? Ведь это же я выдал её Розенбауму. На секунду я позволил себе быть жестоким. И ты тоже… всего на секунду, Джаред. Но этого хватило, — он слегка отстранился, спокойно приподнял ногу, выставляя на обозрение Джареда повязку на бедре. — Ну что ж, око за око. Я могу быть жестоким, ты можешь быть жестоким. Мы это теперь знаем. Квиты. Давай теперь просто… дальше. Хорошо?
Джаред разглядывал его с каким-то непередаваемым выражением на лице. Протянул руку, тронул его скулу, как дети трогают долгожданный подарок, не веря, что он не растает в воздухе. И ничего не сказал, только мягким, но настойчивым, даже властным движением потянул Дженсена на себя, переворачивая на живот. Дженсен с готовностью улегся лицом в подушку, чуть повернув голову, чтобы видеть Джареда краем глаза. Джаред, осторожно придерживая Дженсена за раненое бедро, поставил его на четвереньки. Послюнявил палец, немного неловко ввёл в ещё горячий, липкий от его собственной спермы зад. Дженсен коротко застонал, нетерпеливо подбросил бёдра. Джаред выпрямился, становясь на колени, пристраиваясь к нему сзади — и взял его снова, в этой позе, которую Дженсен терпеть не мог, потому что она заставляла его чувствовать себя сукой, которую покрывает кобель. Но сейчас ему вдруг захотелось быть сукой, тем сильнее, чем острее он сознавал, что Джаред воспринимает его совсем не так. Он совсем не был сукой для Джареда, не был вещью для Джареда, он что-то значил для Джареда и теперь ощущал это каждой клеткой своего тела; но в то же время Джаред брал его с такой спокойной властностью и такой безмятежной силой, и эта сила, и властность были в нём такими естественными и ненаигранными, что Дженсен сдался ему окончательно, сдался весь, и обмяк, растёкся, разводя колени как можно шире и принимая мягкие уверенные толчки. Он даже не подмахивал, просто давал, а Джаред брал, и не было в мире ничего нужнее и ничего проще для них обоих.
Джаред кончил первым на этот раз, и, обхватив подрагивающий член Дженсена, неторопливо довёл до оргазма. Дженсен кончил ему в ладонь, схватил его руку и жадно вылизал, а потом прижался к ней щекой. Джаред вздохнул и поцеловал его в затылок, в плечо, тихонько поглаживая ладонью его ягодицу.
— Не уходи, — услышал Дженсен его неуверенный шепот. — Останься до утра. Мне и так скоро вставать…
Можно подумать, Дженсен прямо рвался сбежать от него поскорее.
Они перевернулись, легли рядом, переплетя пальцы и бездумно разглядывая друг друга. Дженсен чувствовал нарастающую боль в ноге и подумал, что утром придётся отыскать врача и выпросить у него ещё обезболивающее. Джаред как будто прочёл его мысли, и Дженсен получил ещё один виноватый поцелуй в плечо. Да, разговоры разговорами, а Джаред не скоро это отпустит.
— Забей, говорю, — сказал Дженсен, отвечая на его молчаливый вопрос. — Поболит и заживёт. Правда, — добавил он, помрачнев, — останется шрам. Так что я уже больше не буду совершенством.
Он абсолютно искренне это сказал. Мысль пришла ему в голову только что и на мгновение ошеломила, в мозгу молнией мелькнуло: а буду ли я ему такой нужен? Он совсем не думал об этом раньше, а сейчас вдруг испугался. И не сразу понял, что еле слышные, задушенные звуки у его плеча — это… это…
— Что смешного?!
— Н-ничего, — икнул Джаред, выглядя страшно раскаявшимся и виноватым. — Совсем ничего. Прости, ради бога… я так…
— Ну что ещё?!
— Просто… твои ноги… они и так были не совсем, э-э… совершенны… — и под каменным, прожигающим насквозь взглядом Дженсена Диктатор Тристан страдальческим полушепотом добавил: — Они же кривые.
И с весёлым воплем повалился на спину, пряча в ладонях лицо, когда Дженсен со всей дури впечатал кулак ему в переносицу. Хорошо хоть руки подставить успел, а то мог заработать сломанную перегородку. Джаред вывернулся, обхватил бешено молотящего его кулаком Дженсена за пояс и бросил на спину, так легко, словно тот совсем ничего не весил, и стал целовать его лицо, без разбору, куда попало — в нос, в подбородок, в глаз. Дженсен вывалил на него все оскорбления, какие смог припомнить, потом схватил за шею и, выплюнув: «Кривые! Сволочь!», злобно поцеловал, затыкая и прерывая этот бессовестный смех.
 
Уже светало, когда они угомонились и решили наконец немного отдохнуть. Джареду было вставать через час, и Дженсен поклялся себе, что не сомкнёт глаз, а когда явится Томас, прогонит его взашей. Но он уснул очень быстро, и, погружаясь в сон, успел подумать с искренним недоумением: «Надо же, я люблю его». Но поразмыслить, как такое могло случиться, он не смог, потому что через мгновение уже спал, уронив голову Джареду на плечо.
  *
— …эта дерзость, которую с полным правом можно назвать беспримерной в новейшей истории…
— …великое оскорбление, нанесенное самой идее диктатуры в лице нашего повелителя…
— …наказание, соразмерное преступлению, чтобы враги содрогнулись и…
Экстренное заседание Совета Командоров длилось уже третий час. Всё это время Джареду пришлось выслушивать речи, в большей или меньшей степени витиеватые, но в равной мере исполненные праведного гнева. Последний теракт клики Майкла Розенбаума взбаламутил весь двор. То, что это была уже вторая диверсия в Летучем Доме, и что не удалась она исключительно благодаря своевременному раскаянию одного из диктаторских слуг, на время примкнувшего к мятежникам — всё это выходило далеко за рамки повседневной рутины в жизнях сильных мира сего. Разумеется, они знали, что где-то на Пангее почти каждый день загораются продуктовые склады, взрываются транспортёры с оружием, разграбляются инкассаторские кортежи и прощаются с жизнью чиновники региональных рангов. Но всё это происходило далеко, на земле, а здесь, в поднебесье, они были в безопасности, неприкасаемы почти в той же мере, что и сам Диктатор. И вдруг оказывается, что и к Диктатору можно подобраться так близко, на расстояние вытянутой руки. Это испугало их, по-настоящему испугало. И заставило возжелать крови. Эти сытые, самодовольные люди, держащие в своих холёных руках все ниточки власти, не привыкли чувствовать себя уязвимыми. И слушая их нервные, полуистерические выступления, Джаред думал, что большинству из них не помешало бы оказаться в той цементной яме, где уже побывал Дженсен, и провести там ночь-другую. Тогда бы они поняли, что никто из них не бессмертен.
А ещё они могли бы прогуляться с Джаредом и посмотреть, какой замок отмыкает волшебный ключик его братца Джеффа. О, это было бы ещё лучше ночи в яме. Гораздо лучше. Как бы они запели тогда.
С места поднялся и поклонился, прося слова, Командор Эдлунд. Откашлялся, заставляя утихнуть гул недовольных голосов.
— Повелитель, — начал он, — всё, что сказали сейчас мои уважаемые собратья, вне всяких сомнений, верно. Но если мне будет позволено, я бы просил повелителя не принимать поспешных решений и…
— И назначить Розенбаума главой Совета, быть может? — в раздражении бросила с места Командор Феррис. — А лучше сразу Диктатором. Зачем мелочиться.
Морган выразительно постучал молоточком по миниатюрному гонгу, установленному рядом с его креслом. Феррис примолкла, гневно поджав губы. Её речь, отзвучавшая несколько минут назад, была одной из самых пламенных.
— Продолжайте, Командор, — сказал Джаред, когда в зале снова установилась относительная тишина. — Вы хотели меня от чего-то предостеречь?
— Я вряд ли посмею, но не могу не обратить внимание повелителя, что поразительные успехи, которых достигли заговорщики в последнее время, вряд ли стали бы возможны без масштабной поддержки как извне, с Пангеи, так и изнутри, из Летучего Дома. Мы выслушали доклад Командора Пеллегрино, он весьма обстоятелен и многое прояснил, однако у меня складывается ощущение, что далеко не все нюансы происходящего нам известны. Каким образом Розенбауму удалось получить такой обширный доступ в Летучий Дом? Да, мы узнали имена заговорщиков, но так ли много они нам дали? Ведь успешная диверсия — это не только информация, но и техника, конспиративная подготовка, организация базы поддержки на поверхности планеты… Я знал семейство Коджессийского губернатора, повелитель. Это обеспеченный род, но после казни губернатора у Розенбаумов практически не осталось средств к существованию, а тем более к финансовому обеспечению подобных акций. Следовательно, им помогали, и помощь была щедрой. А поскольку Розенбаум всё ещё не явил себя народу Пангеи и по сути остаётся подпольщиком, следует предположить, что он пользуется поддержкой богатых спонсоров…