( Не) чужой ребёнок (СИ)
- Как я понимаю, прямо сейчас он далеко на западе, подъезжает к границе. Вывезли его медицинским эвакуационным поездом. Мы его не там искали. Он почему-то оказался в военном госпитале. Малец твой там такого шороху навёл! Боец!
- Что? Что с ним? Он ранен?
- Ранен, серьёзно, состояние тяжёлое. Но ты не реви раньше времени, – замечает собирающиеся в уголках глаз слёзы. – В рубашке он родился. Говорят, шансов не было. Но молодой врач из новых взялся его оперировать, несмотря на инструкцию. И случилось чудо! – Матвей Палыч улыбается. – В общем, парню строгий выговор с занесением влепили, а могли и под трибунал отдать за нарушение приказа. А Ваньку твоего стабилизировали и везут за границу – где наших тяжёлых принимают. Куда – не спрашивай, ещё не знаю. Я данные сына твоего все передал, документы ему на ходу оформляют. Главное – он в безопасности и под медицинским присмотром.
Не дослушав доктора, начинаю рыдать. Узел отчаяния развязывается, и организм, уже привыкший к нему, кажется, разваливается на части.
- Опять сырость разводишь? А ну-ка соберись! Тебе ребёнка ещё на ноги ставить.
Считаю дни до выписки. По возможности восстанавливаю документы. Мой “тревожный рюкзачок” похоронен где-то под завалами второй горбольницы. Несмотря на занятость и тяжёлую обстановку в городе и больнице, Матвей Павлович подключает связи – и я снова становлюсь полноправной гражданкой со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями.
Вместе со вновь обретёнными документами и подаренным кем-то стареньким смартфоном в мою жизнь врывается новая катастрофа: с опозданием меня находит уведомление о том, что враги убили моих родителей, сестёр и племянницу, а дом и ферму сожгли… Все эти дни, когда с ними не было связи, они уже были мертвы.
Существуют ли слова, которые могут выразить боль от утраты разом всех самых близких мне людей? Как можно это вынести и продолжать жить дальше? Меня словно срубили под корень, отобрав корни, которыми я крепко держалась на земле…
Мамы и папы больше нет. И Светы с Оксаной. И маленькой Маруськи… Ванюша где-то далеко, в другой стране, до которой мне ещё нужно как-то добраться… Я тут одна… Мне очень страшно…
* * *
Перрон забит до отказа. Никогда не видела такого скопления людей. Женщины перекрикиваются, плачут дети. Люди толпятся и паникуют. Состав не резиновый, попасть внутрь сегодня посчастливится не всем. Этот поезд не первый и не последний, но все стремятся выехать в безопасное место как можно скорее.
То тут, то там вспыхивают конфликты за право оказаться ближе к заветному входу в вагон. Кто-то активно расталкивает других локтями, кто-то голосит как на базаре, кто-то молча продвигается вперёд, прижимая к себе покрепче малышей. Все реагируют на стресс и обстоятельства в меру воспитания и характера.
Я не могу толкаться. Едва стою на ногах, прижимая к себе раненую руку в гипсе, готовая в любую минуту сгруппироваться, чтобы прикрыть живот. Моя цель – вагон. Стараюсь не смотреть по сторонам, слишком много боли транслируют окружающие. Я и в своей-то захлёбываюсь… Гипнотизирую взглядом заветные двери.
И вот наконец я в вагоне. Устраиваюсь на полу в коридоре. Это, конечно, не полка в купе. Но я и этому рада. Потому что поезд ещё не тронулся, а я уже стала на шаг ближе к своему сыночку.
Рядом со мной устраивается старый дед с мальчиком постарше Вани. Они сидят в обнимку, тесно прижимаясь друг к другу. Будто весь их мир – это они вдвоём. Скрюченной артритом ладонью мужчина гладит малыша по голове и тихо шепчет что-то ему на ухо.
Поезд отправляется, и под мерный перестук колёс мальчик быстро засыпает. Я то проваливаюсь в сон, то выныриваю в реальность. Не могу расслабиться. Постоянно начеку, в ожидании обстрела. Каждый громкий звук мгновенно порождает панику.
Тайком разглядываю пожилого мужчину. Возраст определить трудно. Любой человек, хлебнувший горя, выглядит намного старше своих лет. Старик беззвучно плачет. Глаза закрыты, слёзы катятся по сморщенным щекам…
На станции волонтёры раздают еду. Стресс притупляет чувство голода, но запах пищи тут же будит аппетит. Крупная женщина кричит на кого-то:
- Куда лезешь? Сначала детям!
Она права – взрослые могут и потерпеть, а детей надо накормить первыми. Справедливости ради стоит отметить, что тут подавляющее большинство пассажиров – с детьми. Одиночек, как я, единицы.
Проводники загоняют всех в вагоны, поезд отправляется. На следующей станции всё повторяется – я снова не успеваю дождаться своей очереди.
- Держи, – говорит мне пожилой сосед, протягивая упакованную порцию еды в одноразовой посуде. – Я на тебя взял. Если постоянно будешь в стороне стоять, так и останешься голодной. Вон, тощая какая.
- Спасибо. А внук ваш поел? Ему нужнее…
- Правнук, – поправляет меня. – Димка мне правнук. Хотя какая теперь разница, если нет уже ни дочки, ни внучки? Батя его воюет. Даст Бог – живым вернётся. А пока я ему и за батю, и за мамку, и за всех остальных. Одни мы с ним остались.
- Тётя, а у тебя есть дети? – подаёт голос Димка.
- Есть. Сын, Ваней зовут.
- А где твой Ваня?
- В больнице. Я к нему еду…
- А мы с дедом просто едем. Не к кому. Туда, где не стреляют…
Поезд медленно уносит нас на запад. Подальше от ужасов войны. Но как бы далеко мы ни уехали, боль и отчаяние из сердца не вытравить. Точно так же, как из памяти вряд ли когда-нибудь уйдут жуткие картинки разрушенных домов и покалеченных людей…
Оказавшись во дворе госпиталя, не на шутку робею, тону в эмоциях. Я так давно не видела своего малыша… Как он? Что с ним? Никаких подробностей мне до сих пор узнать не удалось…
Молоденькая медсестра провожает меня в палату. В светлой комнате – три кровати, занятые детьми. Ваня поднимает голову и расплывается в улыбке:
- Мамочка! Я так долго тебя ждал!
Слёзы душат… Делаю несколько шагов. Ноги перестают держать, будто из них разом выдернули все кости, и я падаю, проваливаюсь в темноту…
Глава 8
Год спустя
- Я поел, – нетерпеливо напоминает о себе сын, отодвигая пустую тарелку.
- Какой молодец! Как ты сегодня быстро управился с кашей! – хвалю, чтобы зафиксировать результат. Может же, когда есть стимул.
Кладу на всякий случай в сумку бутерброд и бутылку воды, убираю со стола посуду.
- Идите уже, я всё закончу сама, – Марта, хозяйка дома, отбирает у меня из рук тряпку и ставит тарелки в посудомоечную машину. – Идите, Януш уже подъехал. Не заставляйте его ждать, мужчины этого не любят, – подмигивает.
Открываю рот, чтобы в который раз возразить, что женщине положено немного опаздывать, но Марта меня опережает:
- И не надо мне рассказывать сказки, придуманные безалаберными женщинами, которые не в состоянии собраться вовремя. Мужчины – нежные существа, они плохо переносят ожидание и ценят пунктуальность. Потеря времени непонятно на что вызывает у них раздражение и нервозность. Это вовсе не те чувства, которые он к тебе должен испытывать.
Мы с Янушем встречаемся уже почти полгода. Они с Ваней хорошо ладят, и я надеюсь, что он вот-вот предложит нам с сыном переехать к нему. Недавно он купил дом и уже почти закончил ремонт. Януш – врач и очень ответственный человек. Думаю, если он позовёт нас к себе, то это будет означать самые серьёзные намерения по отношению к нам.
Я этого, конечно, очень жду. Так хочется иметь полноценную семью, хочется заботы и уюта… Может, я и не влюблена в Януша до умопомрачения, как когда-то в Павла. Но и ситуация сейчас у меня совсем другая. Мне нужен не пылкий любовник, способный в любой момент изменить мне с какой-то девкой, а надёжный мужчина, которому я смогу доверить нашу с Ваней судьбу. Ведь впереди у нас – ещё операции и продолжение лечения. Да и у меня будущее пока под большим вопросом.
- Потом расскажете, как погуляли, – Марта вырывает меня из размышлений. – И фотографий сделайте побольше! Ваня, напоминай маме не ворон ловить, а фотографировать тебя. Я хочу знать все подробности, – сын кивает ей с самым серьёзным выражением лица, пока я пересаживаю его в коляску.