Двое (СИ)
— Хочу тебя!
Я обхватил его талию ногами, а он впечатал меня в дерево спиной и устроил такое показательное выступление, что под конец я даже мычать не мог от накатившего наслаждения. Только слизывал дождь с губ, держался руками за перекладину турника и не хотел возвращаться в реальность. Зачем она мне?
— Серж, родной, отцепись. Нам пора домой, а то простынем. Обними меня.
Я послушно встал на ноги и обнял Ромку за талию. Нет, за бедра. То есть за ягодицы. Такие упругие… скользкие… мне в них всегда так хорошо…
— Серж, перестань.
— Хочу!
— Ненасытный, — рассмеялся мне в висок Ромка. — Все будет, не торопись.
— Но я хочу! — возмутился я, заплетаясь ногами в траве. Когда это мы такой коврик в ванной постелили? Скользко-то как, а? — Ромка, выключи душ! А то навернемся.
— Ха-ха-ха. Совсем потерялся. Эх ты, пить не умеешь.
— Ты мне зубы не заговаривай! — сказал я, отчаянно борясь с зевотой. Спать хотелось даже больше, чем трахаться. — Лучше в постель ложись. И меня с собой взять не забудь.
— Тебя забудешь, как же.
Я споткнулся обо что-то на полу, пролетел пару метров на бреющем и приземлился в пахнущие свежестью простыни на постели.
— Красота-то какая! — сказал где-то вдалеке Ромка. — Так бы и смотрел на тебя вечность.
Я заполз на постель и свернулся на ней калачиком, укутываясь в холодное одеяло с головой.
— Холодно тут. Иди ко мне, печка. Живо!
— Грозная няшка, — громовым раскатом расхохотался Ромка и нырнул ко мне под одеяло.
— У меня не забалуешь, — согласился я, обнимая его. Переплетаясь с ним, чтобы как следует его… но глаза почему-то… и силы как-то… — Давай я тебя завтра трахну, а?
— Трахнешь?
— Буду любить долго и тщательно, — поправился я, сонно рассыпая ленивые поцелуи по Ромкиному лицу. — Ты ж у меня один такой, лосенок. Люблю ж я тебя.
— Это прекрасно.
— Не очень.
— Почему?
Я обнял его покрепче и почти уснул, но он пощекотал мой бок и заставил проснуться. Почти.
— Почему, Серж?
— Что со мной будет, если ты уйдешь? Ты же мое сердце, глупый. Разве можно жить без сердца?
— Нельзя, — обнял меня Ромка.
Задышал тяжело, зашептал что-то на ухо, но гром заглушил его слова, а шорох дождя унес меня в далекие теплые дали.
21.07.15
====== 35. Никогда ======
Комментарий к 35. Никогда накатило после Питера) посвящается моим ведьмам
песня Ума Турман “Кажется, никогда”
25.07.15
Я в поездах, отставших от расписанья,
Я в городах, которых нету на карте.
Я умер, так и не пришедши в сознанье,
Хотел быть первым, но споткнулся на старте…
Я помню чёрные края этой бездны,
Я помню пение живущих там вечно,
Я понял, что слова теперь бесполезны,
Я видел небо — оно бесконечно.
Я сидел в питерской кафешке, слушал уличного музыканта и смотрел на трех женщин, что стояли на Невском проспекте, подпевали ему и даже немного подтанцовывали. Три яркие птицы, три лучика света, веселья и жизни, которых скоро унесет от меня холодный вечерний ветер.
Кажется, никогда нам на планете этой не встретиться,
Просто рукой махнуть — и голос почти не слышен.
Просто «пока-пока», и молча пойду я вниз по лестнице.
Может, когда-нибудь музыка станет тише.
Говорят, человек выбирает свою судьбу, сворачивая на жизненных перекрестках в ту или иную сторону, и принимая решения, изменить которые невозможно. Вот и сегодня, я, сидя на стуле, стоял на Перекрестке и смотрел в лицо Другой Дороге. Три женщины, три красотки, которых я свел вместе. Кто они для меня? Мы знали друг о друге все и ничего. Общались в великой паутине интернета больше года, смеялись, ругались, обижались и мирились. Находили общий язык во всех, даже самых развратных смыслах этого слова.
Кто нас слепил и из какого мы теста?
Хотел понять я жизнь и в ней разобраться.
Узнал, что где-то есть счастливое место,
Но в это место невозможно добраться.
И я ходил по всем дорогам напрасно,
И если дождь, то надевал капюшон я.
Я видел женщин — они были прекрасны,
Но к сожалению тебя не нашел я…
Они живут в разных странах и городах, но сегодня собрались в великом северном городе, чтобы прикоснуться друг к другу по-настоящему, вглядеться в глаза и понять, что женская дружба — это не миф и не сказка. Им нечего делить, не перед кем выделываться и что-то доказывать, потому что мужчина, который дорог им всем, — миф. Жизнерадостное, своенравное, избалованное привидение, которое принадлежит им в равных долях. То самое, которое смотрит на них сейчас и мучается от желания подойти, обнять… и обязательно полапать. Всех троих. Сказать, мол, это я, ведьмы. Впрочем, мне не пришлось бы ничего говорить, они узнали бы меня сами.
Кажется, никогда нам на планете этой не встретиться,
Просто рукой махнуть — и голос почти не слышен.
Просто «пока-пока», и молча пойду я вниз по лестнице.
Может, когда-нибудь музыка станет тише.
Музыка… Да, она важна. Как и Ромка. Я не собирался в Питер, мои клиенты все решили за меня, назначив встречу в тот день, когда мои ведьмы собрались на шабаш. Что это? Знак? Намек на то, что пора снять маску и обнять их, наконец, по-настоящему? Или очередная проверка? Искушение дьявола, который однажды уже проверил меня так, что мало мне не показалось. Я вспомнил отрешенно-мрачного Ромку в аэропорту.
— Ты обещал, что твоя виртуальная жизнь никогда не станет реальной.
— Да ладно тебе, — сказал я, чувствуя себя не в своей тарелке. — Я верю им как самому себе. Они мои друзья. Что такого в том, что мы встретимся?
— Ты не понимаешь? Они перестанут быть твоими друзьями.
— Почему?
— Потому что сейчас ты — прекрасное нечто, которое принадлежит каждой из них по отдельности и всем вместе одновременно, но если ты обретешь плоть и кровь, то рано или поздно, они захотят владеть тобой единолично. Ты виртил с ними, Серж, неужели ты думаешь, что ни одна из них не захочет повторить все в реальности? Ради спортивного интереса или поддавшись твоему безмерному обаянию и сокрушающей волю улыбке, неважно. Они перестанут быть собой и станут стервами, борющимися за твое внимание. Ты все испортишь, пойми!
— Ты преувеличиваешь, — отвел глаза я.
— Однажды ты дал мне слово. Надеюсь, ты его сдержишь, — упрямо нахмурился Ромка, поцеловал меня в лоб и ушел, оставляя в глубоких раздумьях, которые не давали мне покоя всю дорогу до Питера.
Мои ведьмы… они сделали для меня очень много. Для нас с Ромкой. Кто знает, что бы я вытворял в реальности, если бы не выливал свое вечное желание заигрывать со всеми и вся на них. Они прощали мне плохое настроение, хамство, подколки и нравоучения, спасали от хандры и желания переспать с кем-нибудь, когда Ромки не было рядом со мной слишком долго. Верили мне, мечтали и создавали миры, в которых нам было хорошо вместе.
О всём, что было, не жалея нисколько,
Я шел и шел навстречу ветрам и вьюгам.
Разбилось сердце, разлетелись осколки,
И мы, конечно, не узнаем друг друга.
Не узнаем… Наверное, Ромка прав. Он всегда прав, и это чертовски раздражает. Но… он мой Муз, вытащивший меня из Тьмы на Свет тогда, когда я потерял даже надежду. Я смотрю на него и понимаю, что мне повезло. На одном из своих Перекрестков Ромка выбрал меня, и это дорогого стоило. А я… А что я? Стоила ли встреча с ведьмами серьезной ссоры с ним? Стоила трещины в его вере в меня и мои обещания? Стоила холодных серых глаз незаслуженно обиженного ребенка вместо расплавленных серебром желания озер очей любящего мужчины? Стоила?
И всё ж, я верю, наша встреча всё ближе,
Пусть дни кружат, как снег и жизнь быстротечна,
Тогда в глазах твоих я снова увижу
Небо, которое бесконечно.
Музыкант закончил песню, холодный ветер забрался под мою куртку, но я даже не пошевелился, не желая привлекать к себе внимание. Ведьмы бросили мелочь в футляр от гитары и, поддавшись ветреному порыву, полетели дальше, обсуждая что-то, смеясь и окончательно становясь беззаботными девчонками. Я смотрел на них и безумно гордился собой. Я дал им шанс, зажег фонарь на очередном Перекрестке их жизни и сделал ее немного светлее. Они сделали все, как я хотел, увидели подсказки, воспользовались шансом и меня не подвели. Я поднялся на ноги, бросил последний взгляд на уходящих красоток, и вдруг одна из них обернулась. Окатила меня взглядом. Прищурилась. Я посмотрел ей в глаза…