Маэстро

И теперь Марик боялся, что его просто не хватит на восемь концертов. Эмоционально не хватит. А подводить людей нельзя. Отменить концерт на стадионе – это далеко не то же самое, что отменить концерт в обычном зале. Еще и слухи поползут. Опять будут говорить, что Агдавлетов запил, потерял голос, завел любовницу, из-за которой не выходит из номера, куда каждый час доставляют по ящику шампанского и десять килограммов черной икры, и прочие небылицы, к которым Марик уже тоже привык. Кажется, он вообще ко всему привык. Это и пугало.
Первый концерт прошел неплохо, но все его опасения подтвердились: слишком большие расстояния от артиста до зрителя мешали нормальному контакту. Поначалу Марат пытался быть ближе к людям, спускался со сцены, шел по беговой дорожке вдоль трибун. Но очень скоро понял, что это глупая затея. Даже ходить по стадиону, не сбивая дыхания, так, чтобы это не мешало пению, сложно. Стоит отойти от колонки подзвучки, и ты уже не слышишь себя, не слышишь музыку. А хуже всего, что зрителей на стадионе оказалось очень сложно сдерживать. Милиция стояла по всему периметру, но люди на дальних трибунах жаждали поближе рассмотреть артиста и плавно смещались к центру. Марат чувствовал себя слишком уязвимым в окружении толпы. Прекрасно понимал: кто-то один сорвется с места, пусть даже за автографом, и вся людская масса хлынет на него.
На третьем концерте так и случилось, к счастью, на финальной песне, когда Марат уже делал «круг почета» на машине. Еще одна удача, которая поначалу казалась Марату проблемой, – в Киеве не нашли кабриолет. Выделили артисту обычную, впрочем, по тем временам роскошную, «Волгу», и Марат был вынужден просто открывать окно и максимально из него высовываться. Но в тот раз, когда люди окружили машину, не давая ей проехать, он только радовался, что так случилось. Из кабриолета его бы просто вытащили и разорвали на сувениры.
Работа на стадионе изматывала. Никакого морального удовлетворения он от таких концертов не получал: Марат не видел глаза зрителей, не слышал, как они ему подпевают, а бурное выражение восторга не радовало, а скорее пугало. Но после каждого концерта Мопс приносил ему ведомость на триста рублей, и Марат в ней расписывался. Деньги Мопс хранил у себя, зная, что иначе им до Москвы в целости не доехать – Марат сам попросил администратора поработать еще и казначеем. С ночными кутежами, столь привычными для него на гастролях, тоже пришлось завязать. И из соображений экономии, и просто потому, что не хватало сил. Марик предпочитал отоспаться в номере, чтобы на следующий день снова раскачивать стадион.
Седьмой и восьмой концерты он даже не запомнил, они прошли как во сне. Домой улетал с полностью посаженным голосом, эмоционально опустошенный, с единственным желанием увидеть Машу. Но Маша гастролировала по Казахстану, и встреча откладывалась еще на три дня, а в Москве его ждали на съемки «Огонька» к Восьмому марта.
Деньги Марат сразу по возвращении отвез Кигелю. Андрей обещал помощь с кооперативной квартирой, и Марик не сомневался, что надежнее рук не найдешь.
– Быстро ты, – заметил Андрей, пересчитывая вверенную ему пачку. – Все-таки понял, что надо петь три концерта в день?
– Нет, просто на стадионе работал, – полушепотом ответил Марик, но не из-за конспирации, а из-за адски саднящего горла. – На стадионе же ставка тройная.
Андрей ничего не сказал, но как-то странно у него изогнулись брови.
* * *
Жизнь постепенно налаживалась. Марат вступил в кооператив, и все заработанные деньги отдавал в счет будущей квартиры. Кооператив Андрей подобрал ему удачный, дом строился на удивление быстро, и нужная сумма набиралась легче, чем Марат рассчитывал.
С Машей они встречались реже, чем хотелось бы, каждый катался по своим гастролям, но тем желаннее были свидания. А тут еще и творческая удача. Марата неожиданно вызывали в министерство культуры. Министр культуры – женщина строгая, серьезная, гроза всех артистов и творческих коллективов – на Марика смотрела с улыбкой. Чай предложила. Он не стал отказываться.
 
– Популярность ваша, товарищ Агдавлетов, бежит впереди вас, – сообщила она, перекладывая какие-то бумаги на столе. – Вот запрос пришел. Знаете, откуда? Из Италии.
Марик вопросительно поднял брови. Неужели маэстро Чинелли про него вспомнил? Старик еще жив?
– Письмо прислали. Слезно просят министерство культуры СССР разрешить гастроли артиста Агдавлетова в Милане. Помните еще Милан, товарищ Агдавлетов?
Марат кивнул. А сердце уже замерло в радостном предвкушении. Его чудесная Италия. Милан, с которым связано столько добрых воспоминаний. Недобрые давно стерлись, он старался не фокусироваться на плохом.
– А как советским артистам не дали спеть на сцене «Ла Скала» не забыли? Вот ведь как бывает, Марат Алиевич, сначала они нам палки в колеса, а теперь просят, мол, спойте, будьте так любезны.
Марат молчал. Уточнять, что советским артистам не дали спеть в отместку за то, что итальянских балерин не выпустили на сцену в Москве, он не стал.
– Но мы ведь не злопамятные, верно? – улыбнулась министр. – Три концерта предлагают вам дать. Что скажете? Хотите поехать?
Кто бы на его месте отказался? Конечно же, Марат хотел! Снова пройтись по улочкам Милана, заглянуть в магазины и уже не в статусе нищего стажера. Деньги, конечно, провезти не удастся, на границе все отберут и выдадут суточные. Но кое-какой гастрольный опыт у него имелся. Схема простая и отработанная десятками его коллег: в чемодан запихиваешь икру, водку и фотоаппараты «ФЭД» – те советские товары, которые высоко ценятся за рубежом. А на месте находишь комиссионный магазин и сдаешь все это хозяйство за местную валюту. Спекуляция чистой воды, но все так делали, не он первый, не он последний.
Да ерунда. Главное, он споет на сцене «Ла Скала»! Повидает старых педагогов, если, конечно, они еще живы. Исполнит давнюю мечту.
– Но мы, товарищ Агдавлетов, очень надеемся на вашу сознательность, – продолжила министр. – Вы хорошо себя зарекомендовали, но, сами понимаете, соблазнов много. Для выезда вам нужно будет сдать экзамен старым партийцам и пройти медкомиссию.
Марат скрипнул зубами, но промолчал. Про экзамен и медкомиссию он тоже слышал от коллег. Ленька Волк как-то за кулисами плакался, что трижды пересдавал этот экзамен, никак не мог запомнить, сколько тонн стали выплавляет наша страна в год и сколько тонн зерна собирают колхозы. Как будто эта информация кого-то за границей интересует. А если и интересует, вряд ли об этом начнут спрашивать артиста.
Но Марат зря переживал. Все формальности он прошел легко и быстро, даже с экзаменом особых проблем не возникло. Его попросили перечислить районы Москвы, с чем он отлично справился. Набитый икрой и водкой чемодан беспрепятственно пересек границу вместе со своим обладателем.
И вот снова Италия. Снова дорога из аэропорта в гостиницу в самом сердце Милана. Марат любовался городом и предвкушал концерты. Он подобрал чудесную программу. Правда, министерство культуры не могло не внести в нее коррективы и ему настоятельно советовали начинать концерты с «песен гражданского звучания». Как будто итальянцы поймут тексты на русском языке! Но Марат согласился: итальянская публика станет оценивать вокал и музыкальность, а в его репертуаре почти все «гражданские песни» написаны Рудиком, прекрасным мелодистом. Это народ где-нибудь в Ростове-на-Дону или Краснодаре может перекосить от текста, а итальянцам все равно.
Зато для второй части концерта Марик приготовил любимые неаполитанские песни и очень волновался, как воспримет публика его итальянский. Маэстро Чинелли много раз рассказывал, как жестоки могут быть миланцы, как освистывают певца за малейший огрех.
Мопс, сидевший в мини-автобусе рядом с Маратом, вслух восхищался Миланом. Это был его первый зарубежный выезд, и его переполняли впечатления. Музыканты, занимавшие задние сидения, тихо переговаривались, но их волновали другие темы. Клавишник утверждал, что они совершенно напрасно везут с собой «ФЭДы», мол, такого добра в Италии своего хватает, и никто их в комиссионке не возьмет. А везти якобы нужно было ботинки фабрики «Скороход». Остальные смеялись, что советская обувь в Италии нужна как в Туле самовары.