Похититель всего (СИ)

Город буквально кишел жизнью. Это было одной из основных причин, почему он слез с повозки и продолжил путь на своих двоих — не хватало нажить врагов в виде хозяев каравана, которые недосчитаются товара. И хотя всегда можно было сослаться на воришек, атаковавших повозки словно гром среди ясного неба, не было никакого объяснения тому, почему он воспользовался повозками словно бесплатным транспортом, оторвал лоскут прикрывавший тюки ткани и так далее. Скорее всего, более отзывчивые люди отнеслись бы к этому с пониманием, однако Энсадум не был уверен, что именно в этом конкретном городе обитают отзывчивые люди, готовые поверить практику без инструментов.
Теперь то как выглядел “город”, мало напоминало о его прошлом. Энсадум подозревал, что сейчас здесь было гораздо больше жизни, чем былые времена. От высоких труб, из которых со времени Разрушения не исторглось ни клуба дыма, к стоящим внизу столбам протянулись многочисленные веревки, на которых держалась разноцветная ткань шатров, которые с такого расстояния напоминали разноцветные грибы. Пожалуй, именно это многоцветие добавляло в строгость промышленных зданий немного жизни, разбавляло краски дня. Энсадум с удивлением осознал, что впервые за долгое время видит разноцветие — до этого все на Пустошах казалось ему серым, безжизненным.
Строго говоря, то, что он видел перед собой не было настоящим городом. Спустя немного времени Энсадум сделал вывод, что перед ним торговый пост или небольшое поселение, где обитали преимущественно торговцы, менялы, немного ремесленников (ничего из художественных видов ремесел, только самые необходимые специальности вроде кузнецов или бочаров, которые могли изготовить бочку, а при случае починить колесо телеги), а также совсем немного путешественников, едущих из одного города другой и остановившихся на постой в этом относительно безлюдном и диком месте Пустоши. Подумав об этом, Энсадум внезапно понял, что за постой придется платить. Как и за еду. Как и за транспорт, если он решит воспользоваться им, чтобы добраться до реки (где может и не оказаться лодки), не говоря уже о том, чтобы проделать весь обратный путь до дома.
Сколько было до Ашкелона? Несколько часов пути до ближайшего пригорода, если двигаться на повозке, потом на лодке и так далее… Но пешком… Пешком он сейчас вряд ли мог пройти больше нескольких десятков метров. По большому счету, у него имелись сомнения и на счет того, сумеет ли он добраться до поселения впереди. Все-таки зря он слез с повозки. Уж как-нибудь объяснил бы хозяевам порчу товара, нашел бы способ оплатить ущерб… Хотя его могли и не захотеть слушать, не поверить в рассказ о нападении “карликов”, тем более что вся эта история теперь даже Энсадуму казалась в высшей степени невероятной. Банда карликов-расхитителей повозок? Звучит абсурдно даже для его ушей. Да, именно так.
9
Энсадум всегда знал, что, если погибнет, его кровь достанется Интерпретаторам. Не так просто убить практика, но такое случается, и тогда (в случае если его тело обнаружат, и в нем останется хоть капля крови), все его воспоминания, да что там — сама его личность — достанется этим существам в грубых накидках.
Энсадум никогда не задумывался над тем, что будет дальше. Каким образом его личность можно “примерить”, ведь он не перчатка. Тем более невероятным казалось то, то эта личность якобы сможет некоторое время жить в другом теле. Недолго, да, но — жить. Как если бы на мгновение кто-то стал другим человеком просто одев его одежду. Сравнение грубое и неточное, если учитывать, что для самого Интерпретатора это отнюдь не переодевание, а скорее наоборот.
Сможет ли он сознавать себя? Хоть на мгновение? Понять, что это именно он — тот, который раньше был чем — то другим, а теперь на мгновение воскрес в другом теле?
Будет ли его личность хвататься за эту соломинку, держаться за единственную возможность пожить? Не потому ли Интерпретаторами становились единицы? Энсадум не представлял себе, что кто-то мог поселиться в его теле, пусть и на мгновение. Не захочет ли он остаться там подольше?
 
Смерть практика всегда расследовали. Первое — он мог быть свидетелем убийства, и поэтому его могли устранить как нежелательного свидетеля. Второе — эссенции крови практиков, кураторов, Распределителей и — тем более — Интерпретаторов сохраняли особенно тщательно. Ходили слухи, что таким образом их можно переселить в другие, «пустые» тела, но если в это и верил кто-то, то таких людей Энсадум не знал. Просто разговоры, ничего больше. Да и откуда возьмутся пустые тела? Человек ведь не сосуд, который можно наполнить или опустошить по собственному желанию и в любое время.
Впервые Энсадум задумался о смерти еще в детстве. Отец показал ему мертвую птицу — она лежала у них во дворе — просто комок перьев, ничего больше. Странным образом это казалось Энсе неестественным, даже противоестественным. Уже тогда он понимал, что любая смерть противоестественна по определению, но позже, уже будучи практиком, осознал, что любая смерть несвоевременна, неожиданна и не обязательна.
И все же, будучи практиком, он привык к смерти. Любая гибель живого существа стала восприниматься как нечто обыденное. Даже вид мертвых тел со временем перестал пугать его. Возможно, он был готов к этой работе еще с детских времен — с тех самых пор, когда практик явился в их дом, чтобы забрать кровь брата.
Затем было Разрушение и новые смерти — гибель родителей.
Энсадум часто думал о том, что именно это, а не смерть Завии, стало решающим словом в выборе дела всей жизни.
Дело всей жизни?
По отношению к работе практика это звучало как минимум странно. Как максимум — слишком напыщенно.
И все же, за все эти годы он привык думать, что занимается чем-то действительно важным.
Ту птицу невозможно было воскресить, и даже всей ее крови не хватило бы на то, чтобы воссоздать несколько последних минут жизни пернатой. Однако юный Энса целый день провел над крохотным трупом, зарисовывая увиденное в блокнот, словно каким-то образом хотел продлить «жизнь» этой несчастной малютки.
Позже он выяснил, что примерно тем же занимаются кураторы, поскольку все, что они делают — создают набросок воспоминаний и сохраняют его. Возможно, никто и никогда больше н заглянет в их “блокнот”, и все же…
Обычный человек и не догадывался, насколько сложный механизм функционирует в стенах Курсора.
Энсадум был практиком — сколько? Пару лет? А до этого еще два года учился. За все это время он так и не побывал в дальних зала Курсора, не посетил ничего, кроме библиотеки и еще нескольких помещений, где полагалось находится ученикам. Только в самые первые дни Энсадума и нескольких других учеников провели по внутреннему двору, показав, что где находится. Именно тогда он встретил первого куратора, да еще несколько практиков, настоящих практиков, которые уже давно занимались своим делом. Встреча с практиками была второй в его жизни. И тут Энсадума ждало открытие: ни черных плащей, ни высоких шляп, ни темных очков с круглыми стеклами на них не было. Более того, выглядели они как совершенно обычные люди. Даже заурядные. Встретив такого на улице, он непременно решил бы, то перед ним обычный ремесленник. Среди них даже была одна женщина. Когда Энсадум оказался рядом, она подмигнула ему с веселой улыбкой, и забросив на плечо сумку, в которой что-то звякнуло, направилась дальше.
Ни Распределителей, ни Интерпретаторов он не видел ни в тот день, ни позже. Хотя он и подозревал, что кроме этих четырех категорий: практиков, кураторов, Распределителей и Интерпретаторов в иерархии Курсора должны находится другие — выше и ниже по положению. Ведь должен же был кто-то выполнять все те манипуляции, которые требовались при превращении крови в эссенцию. Наверняка были те, кто отвечал за перегонку и дистилляцию, мыл колбы и реторты, а также разливал уже готовую эссенцию по емкостям. Как должен был найтись кто-то, кто будет управлять всем. Не просто контролировать процесс- поставок крови, перегонку, хранение и прочее — этим займутся практики и кураторы, а именно УПРАВЛЯТЬ. Конечно, это не могли быть Интерпретаторы. Хотя в иерархии они занимали более высокое положение, гораздо выше даже кураторов, они точно так же выполняли свою функцию.