Аленка, Настя и математик

А неутомимый член снова требовал разрядки. Тут как нельзя кстати подвернулся анус младшей дочери, бесстрастно наблюдавшей до сих пор за оргией. Папаша вогнал; девочка лишь ойкнула. Чистая попочка, однако, легко приняла пенис. Поебав дщерь (она спустила, как минимум, четыре раза), отец вынул орган. Хватит… Но, похоже, нет.
— Валентина Владимировна, педагоиня вы моя… Девочки, можно так обращаться к вашей классной даме? Валентина Владимировна, вы, думаю, не будете против, если… м-м… так получится, что я натяну вас в очко?
Аленка прыснула в кулак. Ох уж этот папка со своей интеллигентностью. Ну что тут спрашивать? Вставляй, папаня. Не тяни резину.
Труффальдино пыталась было отдохнуть, лежа на животе, но тут-то вышло явно не чаепитие в учительской. Говорят, у лежащей таким образом женщины после бурного соития мышцы ануса сомкнуты. Отнюдь нет. Труфька даже поначалу и не поняла, что к чему. А негомонный пенис Виталия Петровича выглядел то ли саблей, то ли мечом, то ли огнем, разящим. И приносящим благо.
Т. подозревала это.
В который раз Настя восхитилась могуществом пениса отца одноклассницы. Алена же, не теряя времени даром, совершила понятный всем и вся, начиная с допотопных времен, жест, понятный народам и культурам без исключения; культурам, в которых считается глупостью и предрассудками отрицать неуничтожимое сексуальное влечение между отцом и любимой им малолетней дочерью, такой прекрасной, красоту которой может оценить лишь одноклассница, наблюдающая за любовным актом взрослого мужчины и маленькой девочки, приходящейся ей неотъемлемой, родной.
— Что, папа? — губы дочери лишь шевелились, но отец прочитал текст по артикуляции. — Хочешь, чтобы я вставила его? В нее? В Труффальдино? Хочешь, чтобы я помогла? Попа… До чего же прерасна попа моей любимой учительницы!.. Посношай ее нежно. Так… — Аленка чуть не раскололась от смеха, — так, что училка почти и не заметила ничего. До Виталия Петровича дошло, что вот-вот, и серьезность момента — как же, он сношает классную руководительницу дочери на ее же собственных глазах — будет запорота самым глупым образом, — и стал потихоньку входить снова. Анус учительницы, был, пожалуй, пошире дочкиного, Аленкиного, но тоже довольно-таки туговат. Разумеется, натянуть в попку девочку девяти лет куда как заманчивей, особенно когда она, разгоряченная мастурбацией, с удовольствием готова принять толстый пенис отца, поматывая — делая вид, что ей якобы не очень-то приятно, но такова судьба — маленькой головой с голубыми ленточками в хвостиках… Да неизвестно еще, что лучше. Выебать классную даму под бдительным оком дочери и ее малолетней подружки?
А вы попробуйте. И сравните.
* * *
— Экий вы греховодник, Виталий Петрович!.. Бесстыдник! — Т. сладко потянулась, затем от души поцеловала мужчину. — Ох и хорошо-о… И девочки у вас — прелесть. Даже не знаю, какая из них лучше.
Труффальдино хотела быть объективной. Легко сделать комплимент отцу, обделив вниманием мастурбирующих октябрят.
— Настя! Иди-ка сюда!
— Ну что, Валентина Владимировна? Вы мешаете мне дрочить.
— Вы слышали, Виталий Петрович? — учительница была в восторге. — Ей мешают дрочить! Я в детстве и не знала, что это такое…
«Ну да, давай, потрещи», — подумала Аленка не без цинизма.
«Зато теперь отрываешься, — не преминул мысленно отметить В. П. — Ах ты, хорошенькая дырочка».
«А я… мне…» — подумала было Настюшка, но на этом мыслишки ее закончились, поскольку начало их являлось же и концом попыток умствования. Она как раз задумалась тем временем, что бы такое подходящее в себя впихнуть. Не так, чтоб толстое, но достаточно длинное, как и подобает маленькой девочке.
— Настя! А подрочи-ка перед нами! Хватит по углам прятаться! Подрочи. Ведь и Виталию Петровичу понравится, правда? — Валентина Владимировна обернулась к В. П. Он не стал возражать. — Ты ведь уже мастурбировала перед всем классом? Я знаю, — предупредила учительница возражающий жест ученицы, — как это делает Алена. Но мне хочется посмотреть, как делаешь это ты.
 
— Валентина Владимировна, дрочить — интимное занятие. Ну неужели вам не стыдно предлагать мне такое? («Я ведь еще девочка», — хотела было сказать Настюшка и осеклась).
В письке зудело.
— Ладно, Валентина Владимировна, так и быть… Но пусть это все останется между нами, ладно? Я не хочу, чтоб потом мальчишки прикалывались, хоть на вашем уроке я и дала… Смотрите. Так вам нравится?
Правая рука девочки стала медленно гладить слегка приоткрывшийся разрезик детской вагинки. Губки приоткрылись. Третьеклассница послюнила палец, чуть пошире приоткрыла голые ножки. Да, ей было явно мало созерцания полового акта отца ее подружки с классной наставницей.
Валентина Владимировна любовалась двумя крошечными половыми дыренушками ребенка. Сбылась мечта — смотрит на мастурбирующую девчонку, ребенка, готово кончить.
Половые губки девочки уже были широко раскрыты. Уже шире расставив ножки, Настя явно стала получать наслаждение. Дрочить все-таки было приятно.
Крошечный писеныш-клитореныш был привычно обласкан детской рукой. Вспомнив внезапно урок похабной подружки, Настя внезапно остановилась.
— Знаю, знаю, чего ты хочешь. — Голос Труффальдино задрожал. — Знаю. Догадываюсь. Ну сделай это, пожалуйста.
Девочка беспомощно озиралась, глазенки ее сканировали комнату.
— Я хочу… Но даже и не зна-аю!
— На! — сказала молчащая до сих пор Аленка. — Засунь.
Она подала подружке толстый маркер. Виталий Петрович и Труффальдино с любопытством наблюдали за тем, как будут развертываться дальнейшие события.
— Нет, Аленушка, он толст!
Аленка метнулась в прихожую, затем в ванную. Расческа. Флакон из-под лака. Опять не то. О!
С торжествующим видом, помахивая найденной красно-оранжевой штуковиной, как трофеем, Аленушка вернулась в комнату и продемонстрировала всем обнаруженное. Это была зубная щетка.
— Твоя? — пролепетала Настенька.
— Папина. Ну, что ножки-то сомкнула? Раздвигай. Давай-ка, давай.
Настенька уже послушно развела в стороны чуть полные малолеточьи ноги. И губки приоткрылись. Стала видна и до сих пор стыдливо прикрываемая точечка детского клиторка.
«Писька-то влажная, однако, — отметила про себя Аленка. — Хорошо».
Она еще чуть шире развела в стороны ножки ребенка и, пощекотав чуток клитореныш подружки (Настя тихонько взвигнула), стала очень аккуратно вводить рукоятку девайса в девичью дырочку.
— Аленушка! Наоборот!
Алена, соориентировавшись, быстро перевернула изделие на сто восемьдесят градусов. Белая надпись — название известной всем фирмы уже вошло…
— Хорошо, Настя? — поинтересовалась Аленка.
— Чуть странно… Прохладно… Всунь еще немножко… Чуть-чуть.
Глубже, глубже. Хотя чему тут было, скажите на милость, удивляться?
Две трети пути были пройдены. Алена даже тихонько засопела от напряжения, боясь ненароком сделать больно подружке.
Наконец щетка погрузилась почти до конца. Чего-то Насте явно не хватало. И Аленка знала, чего.
Маленькие, попросту крошечные маринованные огурчики были, похоже, в самый раз для крохотной попы ребенка. Ягодка была тщательно обмусолена похабненьким ротиком примерной ученицы. И стала неторопливо проникать в небольшой, аккуратный анусок малолетки.
Вот и он тоже скрылся наполовину, а затем и на три четверти. Настя никогда еще не испытывала такого развратного удовольствия. Что значит дрочить перед классом, когда тебя тут так ласково ебут.
Глядя на это, Виталий Петрович уже не мог сдерживаться. Вид голой Аленкиной попки перед маленькой обнаженной девочкой с широко раздвинутыми ножками побудил его к действию.
— Ну-ка, дочь… — пробормотал он, приподнимая голого ребенка.
— Папка! — смекнула Аленка. — Ты же знаешь… Ой… Папа… Я ведь говорила тебе, у меня попочка узкая…
Тщедушные полупопия дочери были тем не менее уже раскрыты, не так, конечно, широко, как раздвинуты ножки одноклассницы Аленки. Но и этого хватило.