Прозрение. Том 2 (СИ)

— Не скажи… — я поморщился, разгоняя по венам боль. Пришлось концентрироваться на дыхании — защемило прилично. Ещё пару лет назад я вообще не знал сердечной боли. Первый раз было с Вланой… — Если бы я был в курсе, как вести себя с тем же Имэ…
— И что? — перебил Колин.
С ним было тяжело рядом в такие моменты. Я не понимал его, но напряжение всё равно давило как пресс.
О чём он думал сейчас? Что тревожило его в моих простых и понятных словах? Словно бы я не просто сказал глупость, почти преступление совершил.
— Ну, хорошо, — кивнул он, и стальной стержень растаял у меня в крови. — Допустим, ты будешь знать нечто, прежде чем примешь решение. Подумай, легче тебе станет от знания, что если тебя убьют в течение двух следующих месяцев, мир на Юге продержится долго? А если убьют через год-два, то война вспыхнет в самое ближайшее время? Ну? — Глаза его по-звериному блеснули в темноте. — Легче?
— Как это? — растерялся я. — То есть… Если я умру сейчас?.. Получается, мне срочно нужно пойти повеситься?
— Я пошутил, забудь, — отрезал Колин. — Просто знание бывает разным. Чаще — ненужным тому, кто всё равно не сможет его вынести.
И опять что-то зазвенело в груди, как натянувшаяся струна. Я медленно выдохнул и вдохнул, боль извернулась и затаилась гадюкой.
Я не поверил, что Дьюп пошутил про два месяца.
— Да никто за тобой не охотился, — влез Мерис. — Поначалу. Разве что Гендепу немного чесалось, но обыкновенно так чесалось, планово. Все привыкли, что генетики перестраховываются.
Похоже, он пытался отвлечь меня от неприятного разговора про смерть.
— А ракета на Аннхелле в день Первого колониста? — спросил я.
Говорить с Колином на тему нужности и ненужности знания не было сил. Раздражаясь, он здорово «давил» и выматывал меня в считанные минуты.
Впрочем, не только меня. Этот грех я знавал за ним ещё с Северного крыла. На «Аисте» никто не спорил с «сержантом Макловски», шарахались даже самые занудливые капралы.
— А с чего ты взял, что стреляли в тебя? — Мерис раздавил сигарету, но не полез за новой. Устал отыгрывать привычку? — Чиновники так не мстят. Опознай тебя кто-то из министерства как воскресшего преступника, расстрелявшего заложников в подвалах под домом Правительства, арестовали бы тут же. И не факт, что я сумел бы тебя отмазать.
Я кивнул. Да, если бы взяли прямо на площади…
— А в кого же тогда стреляли?
  
История тридцать шестая. «Кому выгодно?» (окончание)
 
Кьясна. Эйнитская храмовая община
— Стреляли, скорее всего, в генерала наземной армии Аннхелла Го Ван-Меера. Известный был мародёр и мерзавец. Повстанцы наводили на него, но твоя двухметровая туша в доспехах могла притянуть ракету. Эта пластиковая дрянь отреагировала на домагнитку и рванула.
— Но, подожди… Были же потом разведданные? И Джоб?
— Парнишка твой? Да я сам эту дезу запустил в городе. Самомнение у тебя хромало после штрафбата. А тут у тебя появился шанс стать личным врагом министерства. Я ж не предполагал, что будут ещё два покушения. Хотел тебя немного встряхнуть. Но дальше ты уже сам напорол. Когда ты вошёл в эйнитский храм, мой начальник охраны и по совместительству шпион фон Айвина, следивший за тобой (о чём я знал), получил приказ немедленно тебя убрать (о чём я не знал). Фон Айвин до этого случая не проявлял особенной прыти. Мы знали, что за тобой следят, но карты в открытую предъявлять — это не для Юга. Это на Севере тебя могли арестовать, чтобы пощупать поближе, а на Юге — другие нравы. Генерис тихо тащил тебя за хвост, я с удовольствием наблюдал за его агентурой, придерживая кого надо возле себя. А потом твой визит в Храм сломал ему все планы. Похоже, в Гендепе здорово испугались, что за тварь получится из тебя на выходе. Да я и сам в какой-то момент готов был тебя изолировать, а может, даже на «консервы» пустить…
«Консервами» называли замороженные тела больных или социально опасных преступников.
Мерис, поймав мой взгляд, пожал плечами: мол, ты сам хотел «правды», а на тот момент это она и была.
 
Я понимал уже про «тот момент». Но понимал умом, не душой.
Да, правда — конкретна. Но уж больно она иногда неприятная.
—…Узнав про растяжку в здании спецона, — продолжал Мерис, — я сразу послал за начальником охраны. Он, разумеется, успел смыться. Пришлось опять выпускать тебя и ловить на живца. Осёл клюнул, но больно рьяно. И там ты действительно сам себя спас. Ведь мозг этого дурака был технически подчинён Гендепу. Мы его выпотрошили потом и узнали, что под черепом поработал хирург. И вот тогда мы с Колином кое-что поняли про Север. Мутантов по южному типу у них не было, но контроля за психикой Гендепу очень хотелось. Несмотря на собственные запреты, его штукари взялись за вживление в мозг имплантов.
Я поднял глаза на Мериса:
— А ты?
— А что я? — он пожал плечами. — Мне надо делать свою работу. А как я её сделаю — только мой вопрос. Думаю, на Севере рассуждают так же. Ты себя пожалел, когда в храм полез?
Я мотнул головой.
— Ну и вот… — хмыкнул Мерис. — Ну, а когда ты объявился после Белой Долины — тут уже стреляли только в тебя, заслужил. Удовлетворён?
— Значит, Гендеп сам проводит на людях опыты, которые запрещает… — Это была ещё одна неприятная правда.
Мерис пожал плечами, мол, а ты как хотел?
Я невольно посмотрел на браслет: не шляется ли рядом кто-нибудь лишний?
Ну и дела…
— Контроль и власть развращают, чего тут странного? — Мерис коснулся виска.
Похоже, рядом были его разведчики, и он тоже исследовал сейчас вопрос конфиденциальности нашего разговора.
Я уставился на генерала Мериса так, словно увидел его впервые.
Да, я давно подозревал, что он балуется мозговыми имплантами, иначе бы ему не выжить рядом с такими, как я или Дьюп. Тут или мутировавшие мозги, или улучшенные. Но…
Подозревать — это не так интересно. А вот знать наверняка…
Вот так же начиналась когда-то цивилизация хаттов — мозговые импланты, чипы, процессоры, искусственные нейроны…
А я-то Хэд знает где ищу этих хаттов, а они — курят тут, понимаешь, природу засоряют.
— Что же у нас за мир?.. — прорычал я шёпотом.
Хотелось заматериться на весь сад, но община спала, и вряд ли вообще стоило тут орать.
Наверное, всё было ещё хуже. Так плохо, как мне и не понять. Ведь эйниты сделали то, чего они никогда не делали. Вмешались в причинность.
Тоо погиб. И Айяна даже не посмотрела на меня косо, хоть от этого и было больно вдвойне.
— Мир как мир, — скривил губы Колин. — Не хуже любого другого, а где-то и лучше.
— Где — лучше⁈ — сорвалось с губ. — Сколько лет я на Юге, и всё время мы боремся сами с собой, со своей Империей, со своим законом! — Я сбавил тон, понимая, что сейчас закричу. — Или я один такой тупой и ни во что не врубаюсь?
— С чего бы — тупой? — Лендслер подобрал палочку и дорисовал моей «рожице» ручки и ножки. — Тот, кто говорит, что понял всё — не стоит затраченного на него времени. Когда-то я думал, что знаю, как устроен мир, но это естественно от семнадцати лет и примерно до тридцати. После такое проходит. И чем больше узнаёшь мир — тем бескрайнее бездна вокруг тебя и внутри. Но тебе я, наверное, могу ответить на некоторые вопросы. Только — зачем это тебе?
Глаза его по-звериному сверкнули в темноте.
— Не знаю. Знал бы — сказал. Но я вижу, что иду каким-то другим путём. Меня тянет не к играм в войну и власть. Я хочу, чтобы вы были моей семьёй. Чтобы мы могли жить нормально, как люди.
Колин улыбнулся и пририсовал к моему ещё одного человечка.
Протянул:
— Лю-юди… Тебе повезло в юности — у тебя была только одна ссора с отцом, — сказал он тихо. — А может быть, кто-то другой ещё раньше научил тебя прощать. Меня же воспитали хайборы. Они преданнее людей, и я не способен прощать людские слабости.
— Хайборы не заводят семью?
— Напротив, они живут большими семьями, не изгоняя даже агрессивных молодых самцов. Подростки уходят сами, в поисках своего мира и своей самки. Взрослые самцы очень привязаны к детёнышам, и самка у них чаще всего только одна…