Не суди по оперению

– Ты расстроен?
– Совсем нет.
– Я совершенно ничего не понимаю. Ты хотел, чтобы он тебя кадрил или нет?
– Да нет, конечно!
– Тогда чего ты злишься?
– Потому что вы мне внушили, что он гей, а это неправда.
– Мне показалось, что он вполне эгегей.
– Да не эгегей, а гей. Гомосексуалист! Я выглядел полным дураком. Прочел ему целую лекцию про уважение прав людей, в конце, кажется, даже сказал: «Да здравствует свободная Франция!»
– Да, ты немного перегнул скалку…
– А потом…
Алекс замолчал. Он не хотел признаваться Максин, почему он на самом деле так разозлился, но раз уж он начал, трудно было остановиться. Он ее уже хорошо знал, она, не хуже питбуля, впивалась мертвой хваткой в добычу и не отпускала ее до конца.
– А потом он сказал, что находит вас… м-м-м… странной.
– Странной? Меня? Ну, это вообще!
Она гордо поправила на голове toortsog и продолжила, покраснев от возмущения:
– Оригинальной, куда ни шло. Свободной, изобретательной, эксцентричной, в крайнем случае. Но только не странной. От странного слышу!
Она схватилась за руль:
– Поворачивай обратно! Сейчас мы объясним этому придурку, что мы о нем думаем. Моя дубинка при мне.
Алексу удалось все же удержать руль.
– Мы не можем возвращаться. Напоминаю, мы в бегах.
Старая дама сложила руки на груди и надулась. Алекс воспользовался ее молчанием, чтобы спросить:
– Вы никогда не думали, что ваше поведение может показаться необычным?
– Необычным – возможно, но не странным. Странное поведение бывает у сумасшедших. А я не сумасшедшая. Во всяком случае пока. Не совсем еще.
В последних словах Максин Алекс уловил грусть и страх потерять контроль над своим рассудком. Это было единственное ее слабое место.
Она продолжала, не глядя на него:
– Я всегда была необычной. Такой родилась. Привычка диктует свои законы.
– Вы ведете себя не как женщина вашего возраста.
– В том-то и дело. Я веду себя соответственно тому, на сколько лет себя ощущаю. В душе я молодая, потому и поступаю не как старуха. Кое-кому это может не понравиться. Видимо, раз я старше, чем людей средней продолжительности жизни, то должна носить фартук в цветочек и коллекционировать меховые тапки. Печь пироги, смотреть телек и вести разговоры исключительно про грядки. Нет уж! Так ведут себя старики, но только не я!
Она замолчала, глядя в окно на мелькавший северный пейзаж. Уже показались вдоль дороги дома из красного кирпича, а на горизонте – угольные отвалы, похожие на черные горы.
Максин наконец прервала молчание:
– Мне иногда кажется, что у меня locked-in syndrome [53]. Меня заключили в тело гораздо более старое, чем я. Но, возможно, после смерти я реинкарнируюсь.
Даже если бы Алекс начисто не верил в подобные вещи, он не стал бы лишать этого слабого утешения старую даму на краю могилы.
– А в кого бы вы хотели переродиться?
– В комара.
– Чтобы смочь летать? – спросил он удивленно.
– Чтобы покусать того идиота, который назвал меня сумасшедшей!
Молодой человек взглянул на нее с нежностью.
– Вы самая молодая из всех, кого я знаю. Рядом с вами даже молодые кажутся старыми. У них нет ни вашей энергии, ни вашего ума, ни вашего остроумия. Вы однозначно моложе меня.
Она повернулась к нему и погладила его по плечу, ласково, как мама.
– А ты самый славный из всех молодых людей.
– А вы со многими из них знакомы?
Она задумалась на секунду.
– Нет. Но ты – мой самый любимый. А это дорогого стоит.
Их взгляды привлекло закрепленное на столбе панно, расписанное флюоресцентными красками.
Алекс был совершенно уверен в реакции Максин. Он только считал про себя – раз, два, три, четыре, пять…
– Ярмарка! – завопила она, как девчонка. – Поехали туда? Ну, пожалуйста, поехали туда…
Молодой человек улыбнулся.
– Хорошо. Но только ненадолго.
– Ура!
И она в восторге затопала ножками по полу «Твинго».
  
51
 
Алекс припарковал машину в сторонке. Он не жаждал, чтобы полицейский или какой-нибудь слишком усердный гражданин сообщил о них в полицию.
 
Они двигались среди аттракционов. Неоновые вспышки рекламы и указателей окрашивали волосы Максин в красные, зеленые, желтые и синие тона. Здесь царила жизнерадостная какофония, в которой мешались смех, крики, старые французские песенки с каруселей и «современная музыка» – как говорила Максин, недовольно качая головой – с аттракционов для любителей острых ощущений.
В воздухе витал аппетитный аромат сладкой ваты. Максин, как заправская гончая, принюхалась и взяла след, прямиком устремившись к киоску, источавшему вкусный запах. В разноцветной палатке напротив продавались чуррос [54] и разнообразные вафли. Максин переводила взгляд с одного на другое.
– Вы хотите сладкую вату?
– Разве кровельщика спрашивают, любит ли он черепицу? Естественно, хочу.
Она не отводила глаз от чуррос, которые продавщица ловко упаковывала в бумажный рожок.
– Вы хотите чуррос?
– Разве дровосека спрашивают, любит ли он дрова?
Алекс не понял, к чему она это сказала, но раз так, то так.
– Мы берем вату или чуррос?
– И то, и другое. Съедим пополам.
Они брели по аллеям ярмарки и останавливались перед некоторыми аттракционами, чтобы поглядеть на катающихся на них людей. Дети смеялись, сопровождаемые умиленными улыбками родителей, подростки и взрослые заходились в крике на экстремальных аттракционах.
Прямо перед ними возникло что-то вроде подъемного крана с двумя гондолами, раскачивающимися на высоте пятидесяти метров. Стоящее перед кассой панно горделиво обещало мощность в пятьдесят герц. От одного только вида летающих лодок у Алекса подступила тошнота к горлу. Максин указала пальцем на табличку у входа на аттракцион и, изо всех сил стараясь перекричать отчаянные вопли несчастных, которые решились на этот эксперимент, сообщила:
– «От 7 до 77 лет». Как жалко! Я бы с удовольствием тут покаталась. Это дискриминация. Как ты думаешь, я могу сойти за семидесятисемилетнюю девчушку?
Алекс понимал, что, если Максин соберется пойти на этот аттракцион, он должен будет ее сопровождать, а у него не было ни малейшего желания это делать. Старая дама рисковала получить сердечный приступ, точнее говоря, получить приступ рисковал скорее всего он. Прежде чем ответить, Алекс тщательно и долго жевал свой чурро.
– Я ничуть не сомневаюсь, что вы легко сойдете за элегантную семидесятилетнюю даму, но посмотрите, какая там очередь!
Она проглотила щепотку сладкой ваты.
– Ты прав. Может быть, чуть погодя…
Единственный раз Алекс пожелал, чтобы болезнь Альцгеймера дала себя знать и Максин про это забыла.
Они пошли дальше и уселись на лавочку напротив бамперных машинок. Внутри автодрома куча народу веселилась, врезаясь друг в друга.
– Вот это спортивное вождение! – пришла в восторг Максин.
– И что тут интересного? Все либо толкают кого-то, либо сами получают удары.
– Вот именно! На автодроме как в жизни. Чтобы ехать дальше, ты должен увернуться. Ты можешь катиться в безопасности, оставаясь с краю, но это так скучно. Чтобы тебе было весело, чтобы ты жил по-настоящему, нужно рисковать. Ты должен выйти на середину трассы, должен быть готов, когда понадобится, наносить и принимать удары. Жизнь, как и сеанс бамперных машинок, быстро заканчивается. Ты не должен их упустить.
Она потянула его за рукав.
– Ну, давай! Пошли.
Алекс показал на последний чурро в пакетике.
– Не могу. Я еще не доел.
Она запихнула чурро ему в рот.
– Теперь все.
И, не дав ему время возразить, она решительным шагом пошла в кассу. Вернувшись с билетами, она протянула один ему как раз в тот момент, когда музыка сигнализировала начало нового сеанса.