Почувствуй (СИ)
— Да, плевал, — мужчина чуть успокоился, и посмотрел на меня внимательно, пытаясь раскусить меня. — И всегда буду плевать. Но мнение уважаемых людей для меня имеет значение.
— Не ври, на мнение со стороны ты всегда реагировал со смехом.
— Да, и всегда так будет, но пойми, мы ведь владеем бизнесом, если из-за нашей репутации начнут уходить клиенты, партнеры, соседи начнут перешептываться, а потом и вся округа узнает, и тогда все дела рухнут. Пусть они говорят, но если разговоры коснуться моей деловой репутации, всё будет кончено.
— Хорошо, а если я возьму всё это на себя? Найду чем заткнуть людям языки, так чтобы к твоим делам это и не имело отношения, ты сам даешь согласие?
Дед откинулся на спинку кресла, приподнял голову, и сердито-изучающим взглядом осмотрел меня. Так же поступал мой отец в далекие годы, но это не вызвало во мне прежнего страха, и не потому что я вырос, а потому что дедушка в жизни не сделает мне ничего плохого, и разговоры с ним происходили совершенно спокойно для меня.
Пару минут господин Тунгюч молчал, обдумывая ситуацию, а я терпеливо ждал. Я понимал, что он колеблется меж двух огней. Пусть он и считает что-то в этой просьбе неправильным, и люди, кому изменение в нашей семье не понравится, могут повлиять на наше материальное положение, но с другой стороны, разве в его молодости не возникало таких безумных идей? И эти безумства он всегда исполнял.
— Да будь ты неладен! — Как всегда громко и недовольно воскликнул мужчина. — Делай, что хочешь, но сам потом отвечай за свои поступки, и чтобы палку не перегнул. А то я тебя знаю, только дай власть в руки, ты её с корнями вырвешь.
— А это ещё к чему? — Я собирался вылезти из кресла, но замер, довольная улыбка так и не сошла с моего лица даже из-за удивления.
— Сядь назад. Будем разговаривать о том, как ты управлял компанией в мое отсутствие.
Я тяжело вздохнул и усадил свою пятую точку в мягкое кресло, хоть я долго слушал некоторую долю нотаций, перед краткой похвалой, ибо господин Тунгюч не разбрасывается положительными изречениями, я слушал невнимательно, ведь все мои мысли были забыты новым планом.
Глава 9. Кадер
Прошло ещё несколько недель, в процессе которых я вновь конфликтовала с этим выскочкой, имени которого я так и не узнала, ведь познакомиться со мной никто не удосужился, наверное, это было выше его чести. Часто я вообще не выходила в зал, отсылая к нему Нихан, в остальное же время разговор строился примерно одним образом:
— А чечевица у вас свежая? — Сначала он всегда начинал обычную беседу с официантом, и я даже переставала недовольно выпячивать губы, будто утка.
— У нас всё свежее.
— Прекрасно. А что вы делаете сегодня вечером?
— Стараюсь забыть эти глупые разговоры и вашу наглую физиономию, уж не сочтите это за оскорбление, — очередная ехидная улыбка от меня сопровождаемая нелепой фразой, ответ на которую он придумывал каждый раз.
— Так значит, я всё же запоминаюсь вам, и вы даже прилагаете усилия, чтобы забыть обо мне.
После он приторно с долей самоуверенности, естественно, кто же его забудет, улыбается мне, а потом я взрываюсь, и если в зале нет Фатмы, выливаю на него поток завуалированных оскорблений или просто ухожу, едва сдерживаясь, чтобы не заехать подносом по его надменному лицу.
Иногда бывало, что я сдерживала эмоции и находила в закромах памяти более-менее сносный ответ, и быстро уходила, чтобы он не придумал что-то лучшее, а я вышла победителем.
Иногда он оставлял мне цветы, которые я тут же, не смотря на регламент, запрещающий выходить во время работы, принималась разбирать на части и раздавать прохожим.
Ещё реже он решал ждать меня до самого закрытия и потом предлагал провожать до дома, и почти всю дорогу мы молчали, вернее он-то пытался говорить, но я, уставшая после рабочего дня, вздыхала и в красках рассказывала, как же он меня раздражает. К слову, ни разу за время этих прогулок я не сводила его к настоящему дому, в те нелегкие для меня дни, и гостила у тети, это была единственная радость за день.
Стоит признать, у меня появилась некоторая привычка в нем, хоть он и раздражал меня, но без его присутствия в кафе становилось скучно и время текло медленно. Мне казалось, что я даже могу испытать к нему симпатию, но потом понимала, что его привлекает во мне только эта игра в добивание, стоит мне обратить на него внимание, он потеряет интерес. После этой мысли меня вновь настигала неприязнь, ещё сильнее предшествующей, так же я понимала, что он хочет лишь использовать меня, получить нужные эмоции, сыграть в игру, может, дойдет до чего-то большего, но сразу прекратится.
Помимо него в кафе наведывался этот его друг, он всегда садился за столики Нихан, и с трепетом ждал её появления. Она совсем не обращала на него внимания, не специально, просто она не способна думать о других мужчинах, у неё есть Онур, и быть с ним, для неё единственная радость. Я не рассказывала ей, что этот парень влюблен в неё, а она сама не замечала.
Со стороны видно, с каким благоговением он смотрит на неё, как пытается шутить, часто он говорит о чем-то возвышенном, что Нихан совсем не понимает, поэтому просто смеется.
Однажды он упомянул круги по Данте, не упомянув, что это круги ада, а подруга подумала, что это новые аттракционы в парке развлечений и опять улыбалась. Не смотря на это её совершенное непопадание в тему, он умиленно улыбнулся, даже не подумав, что девушка несколько не соответствует его повседневным разглагольствованиям.
Странно, но вместе наши «ухажеры» не появлялись, кроме прошлых случаев, договаривались они или нет, мне неведомо, а может, вовсе они и не друзья, поэтому и не ходят вместе.
Этот молчаливый красавчик, как мне казалось, тоже далеко не из бедной семьи, но ведет себя гораздо скромнее, как настоящий человек из высшего общества, общества, которое я представляла себе, что там, в действительности, я не знаю. Он всегда был скромен, не позволял себе лишнего, был мил и действительно влюблен в Нихан. Мой же был дерзок, нагл, и смотрел на меня как на мясо, а ещё он выглядел высокомерно и этим вновь разжигал во мне неприязнь.
Дома тоже было спокойно, отца я почти не видела, так как уходила, когда он спал, а возвращалась уставшая, и попросту не обращала на него внимания, или же он не успевал возвращаться до моего прихода. Пропавшие вещи он вернул, а их оказалось даже больше, чем я думала, появилась их замена, так как старые он, вероятно, продал. У родителя появлялась новая одежда, в холодильнике еда, а он сам перестал просить у меня денег. Это настораживало, ведь до дяди Али я так и не дошла.
Однажды я устроила уборку и на трюмо в столовой обнаружила щетку для волос, которая не попадала ранее мне на глаза. Мне она не принадлежала, а уж отцу, с его короткими волосами, с лысоватым пробором она была ни к чему.
Позже, уже в его комнате, я обнаружила флакон с женской туалетной водой, наполовину использованной, так, что это не могло быть для меня, и не могло быть его, так как не припомню, чтобы от отца пахло вишней и жасмином.
Подозрения усилились, когда я стирала, а в корзине с грязным бельем нашлась гладкая, будто шелковая, фиолетовая ночная сорочка внушительных размеров, а на полке вдруг появилось новое полотенце, которое я замечала, но не придала значения.
Во мне проснулась детская ревность, я всегда боялась появления у отца новой женщины, но спустя пару минут я успокоилась, и подумала, что это к лучшему. Может, именно из-за женщины он стал меняться, нашел работу, перестал пить (или просто научился выбрасывать за собой бутылки, или пить вне зоны моей видимости), и зажил спокойной жизнью. Если это действительно так, то я буду только рада за него, нельзя же всю жизнь пытаться забыть мою мать.
Сегодня я задумчиво разглядывала пустое кафе, болтая ногами в воздухе от нечего делать. Этот неприятный тип не появлялся уже несколько дней, а если быть точнее уже пятый день, я не хотела признаваться себе в том, что считаю эти дни.