Греши и страдай (ЛП)

— Клео… — Артур прочистил горло, его голос был хриплым и грубым.
Группа, окружавшая нас, собралась плотнее.
Я напряженно стояла перед Артуром. Мое сердце было сбежавшим кроликом, а тело — вибрирующим двигателем. Я хотела покончить с этим, чтобы погрузиться в новую кожу и найти свой дом.
Тепло тела Артура боролось с моим. Быстро поцеловав меня в губы, он пробормотал:
— Повернись.
Упиваясь его зелеными глазами, я изо всех сил старалась подчиниться. Повернувшись, я столкнулась с «Чистой порочностью».
Шорох, шаги, потом на мои плечи легла тяжелая приветливая тяжесть.
— Ты больше не «Кинжал с розой», а «Чистая порочность». С этого дня ты принадлежишь к этой семье, ты будешь соблюдать наши правила, ты будешь защищать наших членов, и ты всегда будешь желанным гостем в наших стенах.
Артур обнял меня, целуя линию волос. Его большая рука обхватила мою грудь, привлекая мое внимание к блеску серебра.
— Смотри… это реально, Лютик. Написано на века. Ты моя навсегда.
Я глубоко вздохнула и посмотрела на передний карман.
— Теперь это официально, — прошептал Артур. — Клуб принял решение.
Слезы навернулись на глаза, когда я прочитала слова:
«Клео. Старуха Президента»
Глава двадцать вторая
Килл
У меня всегда отбирали все ценное.
Если я проявлял хоть малейшую привязанность к чему-либо, мой брат крал это, или мой отец разрушал это.
Именно это они и пытались сделать, когда увидели ластик Весы от Клео.
Я мог кричать и требовать, чтобы они вернули его, но я научился игнорировать их. Я перенял эту привычку от Клео. Всякий раз, когда моя семья была слишком близка, я делал вид, что мне все равно. Я скрывал тот факт, что любил ее и вместо этого причинил ей боль. Я сделал это, чтобы обезопасить ее. 
— Килл, шестнадцать лет
Становилось хуже.
Боль.
Чертовски мучительная боль.
Лекарства, которые прописал доктор, ни хрена не помогали, и потребовался каждый дюйм сил и энергии, чтобы скрыть степень агонии, в которой я находился. Я обманул большинство людей, но не Клео. Мне никогда не удавалось одурачить ее.
Я сделал огромный глоток воздуха, когда мы вошли в мой дом. Поездка на мотоциклах была благословением и проклятием. Ветер помог мне немного ослабить горячее давление в моем черепе, но концентрация, чтобы наклоняться в поворотах, тормозить на светофоре и следить за спидометром, утомляла меня.
Сегодня должна быть самая счастливая ночь в моей жизни. Вместо этого я боролся с печалью. И, если честно, жалостью к себе. Я перестал чувствовать силу. Я чувствую себя чертовски слабым.
Завтра я снова пойду к врачу. Я не мог продолжать в том же духе — несмотря на предстоящую войну и встречу с Самсоном, я должен был признать факты, что мне нужна помощь.
И я нуждался в ней сейчас.
Клео отступила назад, направляясь к лестнице. Люстра в фойе сверкала, заливая пространство светом и предательски воздействуя на мой мозг.
Ее пальцы теребили молнию ее новой куртки. Мягкий загар сиял на ее безупречной коже. Ее зеленые глаза блестели из беспорядка огненно-рыжих волос, а ноги выглядели чертовски соблазнительно в узких джинсах.
Я потер большой и указательный пальцы вместе, вспомнив, какой мокрой она была на собрании. Как покачивались ее бедра у меня на коленях, когда я прикасался к ней.
Мой член начал твердеть, снимая часть давления с черепа.
— Куда ты собираешься? — спросил я, когда она облизнула нижнюю губу.
— В кровать.
Я приподнял бровь от ее похотливого тона.
— Спать?
Клео тихонько рассмеялась.
— Как ты думаешь?
«Полагаю, еще один оргазм очень помог бы».
Одна вещь, которая, казалось, действительно работала с болью, — это оргазм. Если бы я мог выдержать непреодолимую агонию и дойти до взрывного оргазма, облегчение и последующие эндорфины дали мне столь необходимую передышку — почти как если бы кровь хлынула из моего тела, позволив опухоли в моей голове отступить.
 
Я не отрывал глаз от рук Клео, пока она возилась с застежкой-молнией.
— Пойдем в постель.
«Черт, она потрясающе выглядит в этой куртке».
Я не мог оторвать взгляда. Она была моей. Вся восхитительна моя.
Ее голос пронесся по воздуху, облизывая мой член. Клео была похожа на сирену… как русалка, нарисованная чернилами на моем бедре, хватающая меня за яйца и уговаривающая пойти туда, куда она хотела.
Преодолев небольшое расстояние, я обхватил ладонями ее лицо. У меня потекли слюнки от желания поцеловать ее, но я не мог. Еще нет. Если бы я это сделал, то в конечном итоге трахнул бы ее на лестнице и не думал, что переживу бездыханную рутину. Я хотел ее. Хотел войти в нее. Но мне нужно было, чтобы это было... тихо.
— Дай мне десять минут. Сначала я должен кое-что сделать.
Ее глаза сузились. Она перестала играть с молнией и высвободила лицо из моих рук.
— Сделать что?
Я напрягся. Как я мог объяснить, что на протяжении всей встречи, на протяжении всего собрания и общения, все, о чем я мог думать — все, на чем я мог сосредоточиться, — это тот факт, что я сегодня потерял сделку.
Не из-за денег.
Не из-за того, что облажался.
А потому, что это символизировало что-то чертовски страшное.
«Я никогда не должен был облажаться с чем-то таким простым».
Как я мог надеяться создать мировую анархию и поставить все на свои места, если не мог справиться даже с базовой торговлей?
Ответ был прост: я не мог.
И я должен был.
Я был рожден для этого.
Я потерял привязанность к числам. Я скучал по алгоритму. Я чувствовал себя ленивым, тупым и расстроенным.
Мне нужно было найти путь назад. А если это означало переподготовку, то так тому и быть.
— Я буду через десять минут.
Схватив Клео за плечи, я развернул ее лицом к лестнице и похлопал по заднице.
— Поднимись в спальню и подожди меня. Я хочу, чтобы ты была обнаженной в лунном свете, — собрав ее волосы, я поцеловал ее в шею. — Понимаешь?
Она вздрогнула.
— Я понимаю.
— Хорошо, — я осторожно подтолкнул ее, и Клео, не оглядываясь, взбежала по лестнице.
Я смотрел, как последняя прядь рыжих волос исчезла из-за угла.
Как только Клео исчезла, я вздохнул.
Я сделаю все, чтобы защитить ее. Я стану кем угодно, чтобы обеспечить ей жизнь, которую она заслуживает.
Но чем больше я думал о том, что мне нужно сделать, чтобы сформулировать желаемое будущее, тем глубже становился туман тоски, в котором я жил.
Мои конечности были вялыми. Мой мозг плохо работал.
Боль сделала все тело чертовски трудным.
Повернувшись, я вошел в свой кабинет. Закрыв дверь — чего я никогда не делал, — я подошел к четырем экранам и включил их.
В тот момент, когда блики экранов засветились синим, я прищурился и вытащил две обезболивающих из бутылки в ящике стола.
От вдохновителя к несуществующему.
Мне нужно было найти способ перезагрузиться, пока не стало слишком поздно.
Мое сердце заколотилось, когда неудачная сделка вспыхнула красным, решив не позволять мне забыть сегодняшнюю неудачу.
«Перестань сосредотачиваться на прошлом. Просто исправь это».
Я собрал остатки ума и сосредоточился. Стиснув зубы, закрыл график истории и открыл новое окно.
С едва заметной дрожью я выбрал новую валютную пару, проверил, есть ли какие-нибудь новости, чтобы стать медвежьим (прим. пер. понижение ставок на бирже) или бычьим (прим. пер. повышение ставок на бирже), и ввел сделку в программное обеспечение.
Ссылаясь на пару с моими надежными свечами и техническими индикаторами, я вытер нервный пот и совершил сделку.